Иерусалиме, сам Бог сотворит свой суд. Идеал «Вознесения Моисея» есть, по мнению Шюрера и Визлера, «не монархический, а демократический строи царства Божия»[467]. Таким образом, спасение и суд исходят здесь от Бога без всякого человеческого посредника.
Во-вторых, существуют указания на представление о том, что суд Божий над сатаной и антихристом совершится через посредство Ангела лица Божия (Мал'ак Ягве) или архангела Михаила, «князя еврейского народа». Это своеобразное представление, о котором Шюрер не упоминает вовсе, связывалось с пророчеством Малахии (3, 1–3 сл.) и Даниила (12)[468]. Впоследствии эти предания стерлись, и место архангела занял Сын Человеческий, хотя и в позднейших апокалипсисах снятый архангел сохраняет первенствующее значение во главе воинства небесного (Откр. 12, 7).
В-третьих, наконец мы имеем представления о Мессии. Но и они существенно различаются между собою. Были простые патриоты, которые в грядущем «Давиде» или «Сыне Давида» видели лишь династию[469]. Другие видели в Нем индивидуального Мессию. Согласно некоторым памятникам, такой Мессия является деятельным посредником суда Божия — судией, избавителем Израиля; в других он играет пассивную роль, и царство его наступает лишь после суда Божия (4н. 90, 16–18 и Αп. Баруха). В одних он является национальным царем из рода Давида, помазанным свыше, рожденным от смертных родителей и смертным, подобно прочим людям. В других он изображается как предвечное, небесное существо, являющееся на землю, чтобы основать на поп вечное царство[470].
При всем своем видимом разногласии все эти представления в сущности выражают собой лишь различные моменты одного и того же цикла эсхатологических идей. Мысль о том, что сам Бог придет в Своем царстве, по существу своему еще не исключает представления о Мессии, через которого это царство приходит; наоборот, Мессия предполагает Божию десницу. Божье царство. Равным образом ветхозаветная идея о том, что Израиль есть сын и помазанник Божий, первенец Ягве (Исх. 4, 22; Вт. 32, 6 и др, ср. выше стр. 239–240), нисколько не исключает того, что грядущий царь есть Мессия и Сын Божий по преимуществу. Самое человеческое происхождение его из рода Давида не только не противоречит предвечному существованию «имени Мессии» (Ен. 48, 3; Пс. 71, 17 [LXX]), но, наоборот, одно естественно связывается с другим, поскольку само рождение сына Давидова и его пришествие есть пришествие «свыше», т. е. от Бога, и предопределено от века, по свидетельству пророков.
В понятии иудейского народа Ягве есть уже в настоящем веке Царь и Отец Израиля, и тем не менее цель истории состоит в том, чтобы Бог явил Свое царство и Свое отеческое отношение к Израилю, даровав ему обещанное «наследие» и «жизнь». В законе Израиль принимает на себя «иго царствия Божия, повторяя ежедневно так называемое Шма [15] (Вт. 6, 4–9, 11, 13–21 и Чис. 15, 37–41), благочестивый иудей исповедует свою принадлежность этому царству[471]. Но в настоящем народ Божий находится под гнетом неверных язычников, которые не признают этого царства. И потому как в древних псалмах, так и в молитвах позднейшей синагоги неизменно повторяется заклинание Господу прийти и воцариться: «Ей гряди Господи!» Мысль о грядущем царстве проникает и псалмы Соломона (17, 3) и Сивиллинские оракулы (III, 47 и III, 766). Бог есть царь и ныне, царство Его близко, и потому Он, несомненно, явит Свое единое царство, которому не будет конца: Tunc parebit regnum illius et tunc Zabulus (diabolus) finem habebit et tristitia cum eo abducetur [16] (Ass. Moys. X, 1)[472]. Бог и ныне есть Отец Израиля (Иис. Сир. 36, 13 и Пс. Сол. 17), и потому он явит Себя его Отцом. «Душа их прилепится ко Мне и ко всем заповедям Моим, и Мои заповеди вернутся к ним, и Я буду им отцом, и они будут Моими детьми. И все они будут называться сынами Божиими, и всякий дух познает, и они сами познают, что они сыны Мои и что Я их Отец в правду и праведность, и что Я их люблю» (Юбил. 1, 24).
Таким образом, грядущее явление Царства есть, безусловно, всеобщее упование Израиля; суд Божий состоит в том, что одни вступают в это царство, достигают, наследуют его, как «сыны царства», записанные в «книге жизни», а другие, напротив, исключаются из него в вечное «поругание», как «сыны осуждения». Царство Божие должно стать на земле, как на небе. Естественно, что для верующего иудея вся суть этого царства — в Боге; в небесном Отце сосредоточивается центр тяжести всего представления о грядущем царстве. А потому мы не должны усматривать радикального противоречия между отдельными памятниками или даже между отдельными текстами одних и тех же памятников, в которых грядущим царем является то Бог, то Мессия. Различие существовало несомненно — напр., между Вознесением Моисея или IV книгой Ездры; но оно не было радикальным, иначе редакторы книги Еноха или апокалипсиса Баруха не могли бы составлять эти книги из более древних источников, в которых высказывается подобное различие воззрений на грядущее царство.
Тем не менее нам важно отметить, с другой стороны, что некоторые основные различия в воззрениях на Мессию, развившиеся впоследствии, определяются до известной степени уже в еврейской апокалиптике: Мессия, как простой человек (ψιλός ανυρωπος), и Мессия, как небесное, ангелоподобное существо, унитарианство и адоптианство, хилиазм и многие другие представления, о которых мы скажем ниже. Во всяком случае в одних памятниках, как упоминающих, так и не упоминающих о Мессии, выдвигается преимущественно божественная сторона грядущего царства, а в других, наоборот, человеческая сторона национально-иудейского мессианизма. Христианство признало в Христе Бога и человека, осудив мирской национальный мессианизм, искавший в Христе лишь князя мира сего. Но, признав относительную истину предшествовавшей апокалиптики и переработав еврейский апокалипсис, оно не примкнуло ни к одному из предшествовавших представлений о Мессии. Особенное значение Христа в Его отношении и к Богу, и к человечеству, особенное Существо Его определяется в Новом Завете иначе, чем в еврейской апокалиптике.
IX С пришествием Мессии связана последняя борьба с враждебными силами, причем их натиск сокрушается Божьей силой, Божьим судом, все равно — без Мессии или чрез него.
Тогда от востока пошлет Господь государя. Который от злобной войны всю землю избавит, Одних умертвит, а другим исполнит святые обеты, Все же сие сотворит не по собственной воле. Но повинуясь велениям вышнего Бога (Sibyll. III. 652—6). Представления о последней борьбе и суде были разнообразны. Есть памятники, которые говорят лишь об одном грядущем суде, между тем как другие предполагают двойной суд Божий — один до мессианического царства или во время его, а другой после него. Различны также представления о врагах, хотя в религиозном смысле это не имеет значения: враг Божий, или сатана, враг Мессии, или антихрист, впоследствии прямо становятся во главе противоборствующих сил. По сивиллинским книгам (III, 319, 512) и позднейшим таргумим'ам, нападение исходит от Гога и Магога, о которых пророчествовал еще Иезекииль[473]. Во главе вражьей силы признается нечестивый царь (Дан. 7 и Ап. Бар. 39–40), которого, смотря по обстоятельствам, видели в лице Антиоха, Епифана, Помпея, Нерона или вообще римского кесаря: таков «Армилл» в талмудической литературе. Самое имя «антихрист» встречается впервые в откровении Иоанна Богослова, но представление о «сыне погибели, человеке беззакония» (2 Фесс. 2, 3) было, по-видимому, распространено и ранее. Противником Мессии называется Белиар[474] — явление сатаны. Богопротивный «зверь» получает венчанную главу в человеке, точно так же как «народ святых Всевышнего», олицетворяемый «Сыном Человеческим». В большинстве памятников, однако, нот индивидуального «антихриста», что весьма естественно, так как во многих из них нет и индивидуального Мессии.
Суд Божий состоит уже не в одном явлении силы Божией над врагами, но иногда становится действительным судоговорением. Из прежних пророков Иоиль, предшественник анокалиптики, изображает день Ягве как судбище над народами, собранными в долине Иосафата (3, 2, 12,
