тройкой, по биологии — дура-училка не простила Владу его прошлых «подвигов». В аттестате о полном среднем образовании троек уже не было, да и четверки попадались редко. (Биологичка, стараниями родительского комитета, из школы свалила. Один из пап героически забрал ее в свой офис. Намучался, но детей в обиду не дал). Окончив школу, Влад честно отслужил в армии, а когда вернулся, Лешка потащил его с собой в Москву: «Ты же ничего не теряешь!», — и они оба поступили.
Долгожданный звонок раздался, как и было обещано, к вечеру второго дня.
— Ирина? Здравствуйте. Это Стас. Я просмотрел Ваши эскизы и готов к серьезному разговору.
— Где? Когда?
— Если не возражаете, завтра в 14.30, гостиница «Москва», офис 555.
«Хорошо, хоть не 666», — подумала Ира и ответила:
— Замечательно. Я подъеду.
— Жду. До встречи.
— До свидания, — сказала Ира и тут же поняла, что разговаривает уже только сама с собой.
До 14.30 завтра оставался еще целый вечер и целое утро. Можно расслабиться. Утонув в подушках дивана, Ира томно пролистала «Контакты» мобильника и выбрала «Женечка».
— Здравствуй, Женечка!
— Ира! Очень рад тебя слышать!
— А как насчет увидеть?
— Да неужели?! — воскликнул Женечка, будто свершилось нечто весьма долгожданное.
— Истинно! — усмехнулась Ира. — У меня завтра в 14.30 встреча в центре, а до этого я совершенно свободна. Правда, придется еще заехать домой, чтобы привести себя в порядок.
— Ира! — прошелестела укоризненная интонация. — Неужели ты сомневаешься, что после меня будешь в полном порядке?
— Ну-у…
— Собирайся. А я вызову тебе такси.
Элегантно, изысканно, роскошно, тонко, экстравагантно, стильно, изумительно, безупречно. Эти эпитеты имели прямое и непосредственное отношение к Женечке и ко всему, что его окружало. Познакомилась с ним Ира очень давно, еще тогда, когда работала у Игоря в офисе. Женечке понадобились визитки. Заказ оказался непростым. Визитки требовались на японском языке. Ирине пришлось тщательно вырисовывать каждый иероглиф. Женечка сидел рядом, источая тонкое изысканное благоухание, и объяснял ей смысл каждой линии и закорючки экзотической письменности.
Занимался он художественными переводами литературы всех областей гуманитарных знаний, отдавая предпочтение философии, филологии, эзотерике и оккультизму. На вопрос, сколько же на самом деле он знает языков, ответ звучал весьма туманный: «Достаточно…». Кроме переводов, Женечка также издавал и свои авторские труды в тех же областях.
За время их бдения над «японской» визиткой они прониклись друг к другу теплыми дружескими чувствами. Женечка стал постоянным клиентом Иры, а она, в свою очередь, его личным дизайнером и художником. Работы он подбрасывал немало: визитки на всех мыслимых и немыслимых языках, иллюстрации ко всевозможным статьям и очеркам в различных мировых изданиях. Приходилось ей заниматься и оформлением написанных им книг, а также и книг им переведенных.
Женечка фактически являлся гражданином Мира, но постоянно жить предпочитал в Сочи. В этом благодатном во всех отношениях и девственном во многих сферах крае, он спокойно работал, наслаждался жизнью и прикалывался, как хотел. А вот к Ире он относился очень серьезно. Они были настоящими друзьями. Без напряга. Могли достаточно часто встречаться, а потом месяцами даже не созваниваться. Как-то они где-то с полгода прожили вместе в его квартире, сидя на его диване каждый со своим ноутбуком (в тот год Ирин Лешка по обмену учился в Англии).
Когда Женечка не загружал ее работой, Ира вспоминала о нем, если ей хотелось по-настоящему расслабиться. Она не отдавала себе отчета, что месяцами вообще не помнит о его существовании, а когда вспоминает, то сразу звонит и после второго гудка Женечка всегда берет трубку, и телефон не бывает никогда занят, или выключен, или вне зоны действия. Ее никогда не удивляло, что Женечка, активно разъезжающий по Миру, в то время, когда она о нем вспоминает, всегда оказывается в Сочи и даже будто ждет ее звонка. Обо всем об этом она никогда не задумывалась — она этого просто не замечала.
Как и всегда Женечка встретил у подъезда. Расплатившись с водителем, он помог Ире выйти из машины и, нежно взяв за руку, повел к себе.
Ира никогда не заходила к нему на кухню. Это находилось под негласным запретом. Гостиная, спальня, даже кабинет и библиотека — пожалуйста, но кухня — нет. Вообще, организацией Женечкиного быта, по его словам, ведала Анастасия Максимовна — домработница, однако Ира ее никогда не видела. Но Анастасия Максимовна — это будни. В особых случаях хозяин всегда готовил сам, притом равных ему не было.
Ира сидела на роскошном диване в изысканно, тонко, едва ощутимо благоухающей гостиной, наполненной негромкими звуками чего-то из ультрасовременного джаза. Женечка появился с плотно уставленным подносом. Он сервировал стол и сел рядом с Ирой, глядя в ее глаза с легкой загадочной улыбкой Джоконды.
— Рассказывай, — мягко, таинственно, и в то же время жестко и настойчиво произнес он. Ира почувствовала, что испугалась:
— Что?
— Ира, с тобой что-то случилось, — он мягко положил руку на ее плечо. Интонация была утвердительной.
— Жень! Неужели ты думаешь, что я приехала поплакаться тебе в жилетку?
— Нет. Я так не думаю. Ты позвонила мне, когда сумела абстрагироваться от того, что случилось.
— И откуда ты все знаешь? — попыталась отшутиться Ира.
— Я тебя чувствую, — Женечка все так же улыбался.
— Ты меня пугаешь…
— Не бойся. Лучше рассказывай.
— Мне кажется — ты и так все знаешь… — Ира сказала это без какого-либо умысла просто для поддержания беседы, ничего не имея в виду и ни на что не намекая. Ее била мелкая дрожь.
— Знаю, — гипнотически медленно подтвердил Женечка.
Ира молчала, впав в оцепенение без чувств, без мыслей. Ее всегда поражала проницательность Женечки, но сейчас, по ее ощущениям, происходило нечто из ряда вон выходящее.
— Ира, у меня очень тепло — разденься.
— Что? — Ира пришла, а точнее «впрыгнула» в себя.
— У меня очень тепло — разденься, — повторил он.
— В смысле?
— В смысле, сними с себя всю одежду.
Ира смутилась. Дрожь стала крупной.
— И-ра… — очень жестко произнес Женечка.
За всей его видимой мягкостью, бархатностью, приторностью скрывалась железная, стальная непреклонность. Он выжидающе смотрел на Иру. Она поднялась и стала медленно раздеваться, вся дрожа от термоядерной смеси страха, неловкости, возбуждения и смущения.
— Кидай на пол. Я уберу, — сказал он, когда ей, в конце концов, удалось стянуть с себя свитер. Свитер выскользнул из ее рук и упал.
— Дальше… — исключая возражения, произнес Женечка.
Он в упор жестко смотрел на Иру, от чего смесь ужаса и смущения становилась нестерпимой. На теле остались только трусики и лифчик — остальная одежда валялась на полу.
— Снимай, снимай… — Женечка поднялся и отвернулся, направившись к стоявшему в углу креслу.
Ире показалось, что он сжалился над ней, но, как только ее руки коснулись застежки бюстгальтера,
