голубоватой дымки. А в не менее затейливых десертных вазочках соблазнительно красовались всех мыслимых и не мыслимых оттенков янтаря экзотические и не очень экзотические сухофрукты.
— Генка! Ты — волшебник!
— Впечатляет?
— Не то слово!
— Я рад. Только волшебство здесь ни при чем — торбы и авоськи чуть дольше помаялись за дверью, вот и весь фокус. А это все тебе, Палладина, — сказал он, обводя стол руками.
Ира восхищенно осматривала гостинцы с подарками. Ваза, в которой стояли ромашки, тоже оказалась весьма причудливой, просто она ее не сразу заметила.
— Кофе испробуй — он тоже появился у тебя только вместе со мной.
— Испробую, испробую!
Ира уселась за стол. Ее давешний банкет в честь себя любимой продолжился, только если намедни она сама себя баловала чем «Магнит» послал, то сегодняшнее послание а'ля Генка оказалось воистину божественным.
— Итак, Ирина свет Борисовна, о Вашей жизни в моем более длительном, чем предполагалось, отсутствии, я осведомлен полностью, или почти полностью, но в любом случае для меня вполне исчерпывающе. Показывай!
— Что именно?
— Во-первых — живопись.
— Как скажешь…
Ира направилась в комнату, Генка последовал за ней. Он не в пример своему прошлому знакомству с Ириным творчеством, посвятил каждой ее работе гигантское количество времени — Ира даже начала скучать, но не торопила его.
— По-ку-па-ю… Покупаю все!
— Не продается.
— Ирка! Ведь поваляются-поваляются здесь, и все равно в салон оттащишь. А оттуда по всем российским, а может и не только российским, весям растянут. Так и потеряется все. А коли я скупать буду, так когда-нибудь и выставку тебе персональную где-нибудь в приличном месте устроим.
— Ну вот! Сразу нравоучительные лекции читать! Да я их все подарю тебе, раз приглянулись.
— Так не пойдет, госпожа Палладина. Вы мне нужны сытой и не обремененной думами о презренном металле, то бишь заменяющей его нынче резаной бумаге особой выделки. Так что… У тебя, надеюсь, счет в банке какой-никакой есть?
— Ген! С резаной бумагой особой выделки как наличной, так и виртуальной у меня все в порядке — Станислав Андреевич не обидел и в дальнейшем обижать, вроде, не собирается.
— Стас — мужик правильный, и в нем я не сомневаюсь, но это другая история. А сейчас врубай комп и номер счета — на бочку!
— Генка! Тебе я свои работы могу только подарить.
— Госпожа Палладина! Сопротивление бесполезно! Ирчик, я серьезно. Не обижай старого друга! И на будущее запомни: все, что ты сотворишь у мольберта, я скупаю на корню. Договорились? — произнося свою тираду, Генка сам включил Иришкин компьютер. — Ага! Денег навалом! Денег навалом! А доступ в интернет по причине отсутствия финансирования, сдох, а если выразится прилично — безвременно почил.
— Генка, да я оплатить просто вовремя забыла.
— Не оправдывайся. О твоей памяти девичьей наслышаны мы. Лучше колись, каким макаром ты это делаешь.
— В центральном офисе.
— О боже! Воистину пещерная дама! Змий допотопный! Нет, цивилизация и ты вещи явно никак не совместимые! Ладно, сейчас разберемся. А пока идем еще кофеину глотнем.
Генка сам сварил свой чудо-кофе, привезенный незнамо откуда, налил себе и Ирине и принялся терзать свой мобильник непонятными для Иры манипуляциями. В итоге через полчаса доступ в сеть открылся и Генка вновь потребовал от Иры реквизиты ее счета в банке. Ира сдалась.
— Сколько я тебе должен?
— Я считаю, что нисколько.
— Ладно. Значит, цену я определю сам. Потом не обижайся — договорились?
— Договорились, — выдохнула побежденная Ирина и ушла на кухню смаковать очередной янтарный кусочек то ли манго, то ли папайи.
— Все, Ирчик! — торжественно крикнул Генка, торжественно клацнув «Enter». — Теперь я — владелец твоих потрясающих шедевров, — добавил он и собственной персоной материализовался на кухне.
— Генка, вот ты говоришь, что обо мне знаешь все, а я о твоих делах, можно сказать, не осведомлена совершенно, но, однако, мне известно о твоей более чем плодотворной встрече с Радным.
— Информация верная, и я догадываюсь, к чему ты клонишь, а раз так — показывай теперь эскизы Стасова сочинского имения.
— Нет. Не покажу. Пока. Расскажи мне о Радном.
— Нет. Не расскажу. Пока.
— Генка! Не передразнивай меня и не капризничай! Это очень важно для моей работы. Понимаешь, от него самого добиться чего-либо не представляется возможным, а сведения, полученные всеми, доступными мне способами, скудны до безобразия. Никто не знает о нем ничего вразумительного.
— А с чего ты решила, будто я должен знать нечто более вразумительное, чем все остальные?
— Генка, ты людей нутром чувствуешь.
— Спасибо за комплимент. Но скажи, Ирчик, как сама-то к нему относишься?
— Если честно, то была бы просто счастлива к нему вообще никак не относиться.
— Насколько я припоминаю, тебя невозможно заставить делать то, что ты не хочешь и общаться с тем, с кем не желаешь, и, тем не менее, со Стасом ты работаешь, да еще и как с юридическим, и как с физическим лицом, если выражаться протокольно.
— Знаешь, когда тебе дают возможность безграничного самовыражения в области, о которой мечтаешь, то можно очень ко многим не совсем приятным факторам относиться вполне терпимо.
— Ирчик, а теперь повтори первую часть своей фразы.
Ира отвела взгляд, сосредоточившись, но не могла вспомнить то, что только что сама сформулировала.
— Хорошо, я частично процитирую Вас, уважаемая госпожа Палладина: «…дают возможность безграничного самовыражения…», — так ты, кажется, сказала?
— Да, это именно то, ради чего…
— Стоп, стоп, стоп! Неважно, что ты говорила дальше. Ира, тебе Стас дал возможность безграничного самовыражения, так на кой ляд тогда для работы с ним тебе нужна какая-либо информация о нем, а?
— Но…
— Никаких «но»! Работая с тобой, — и как руководитель фирмы, и как частное лицо — он хочет, чтобы ты выразила СЕБЯ, СВОЮ суть, свою СОБСТВЕННУЮ, а не его.
— Ген! В работе над мебельными линиями, скорее всего, так и есть, но когда человек заказывает то, как будет выглядеть его собственное жилище, пусть и ограниченного пользования во времени — это совсем другое. Понимаешь, он должен войти и почувствовать себя ДОМА. Почувствовать, что то, что его здесь окружает — это ОН. Это его продолжение, удовлетворение определенного круга его потребностей в уюте и комфорте.
— А у Стаса нет потребностей в уюте и комфорте. Он одинаково комфортно чувствует себя как в президентском номере какого-нибудь фешенебельного отеля, так и где-нибудь в тайге, засыпая на голом снегу — ему все равно.
— Так зачем же ему особняк в одном из престижных районов?
— У него нет бытовых потребностей, но зато есть просто неукротимая потребность к созиданию, в смысле материализации идей, и все что работает на это, он заставляет работать. В тебе он увидел мощный
