— Да. Как и ты, — Генка улыбнулся Ире и добавил. — Как и я. Как и Женич.
— То есть по сути…
— Ирчик, — перебил ее Генка, — никто — ни ты, ни я, ни Женич — на самом деле не может до конца знать, кем он является по сути. Можно что-то смутно чувствовать, смутно догадываться и даже пытаться для себя нечто умозрительно по этому поводу формулировать и даже с полной уверенностью кому-то об этом рассказывать. Но наш мозг не способен адекватно осознавать это, как не способен адекватно осознавать, что такое Время, Вечность, Бесконечность.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю… сама подумай.
— То есть… — Ира выжидающе взглянула на Генку.
— То есть я хочу сказать, что такие непроходимые дебри не для моих скромных мозгов, так что, как я уже и сказал — сама подумай.
— Хорошо, подумаю сама.
— Не! Лучше не думай, а живи, как живешь. Все равно, произойдет лишь то, что произойдет.
— Генка! Ты фаталист?
— Нет. Я — оптимист. И вообще, ты мне сегодня эскизы-то покажешь.
— Теперь покажу.
Ира решительным шагом направилась в комнату. Генка было последовал за ней, но она его остановила:
— Сиди, сейчас сюда принесу.
Он не совсем понял, но послушно остался на своем месте. Ира вынесла распечатки.
— Стас вроде ж отказался участвовать в обсуждении заказанного проекта? Ты для кого распечатывала?
— Для дома.
— В смысле?
— В смысле, я показывала их дому.
— И как он, дом?
— Ему понравилось.
— А теперь можно серьезно?
— Я вполне серьезно. Дому понравилось. Он пел для меня. Он, вообще-то, всегда поет, когда я приезжаю, но, увидев эскизы, он изобразил нечто поистине сногсшибательное — целый концерт, притом в абсолютно разных стилях.
— Ирка-а-а…
Какие именно эмоции испытывает Генка по поводу поющего дома, пониманию не поддавалось, но Иру это и не интересовало, так как в этот момент она как раз схватила за хвост классную идею.
— Генка! Я знаю, что сделаю с твоими фотками! Я покажу их дому!
— Ир, мне всегда мерещилось, будто я со странностями. Знаешь — нет. Я, оказывается, вполне заурядный обыватель.
— Генка! Ты не понимаешь! Он ведь дом! Он лучше знает!
— Дай эскизы посмотрю.
— На.
Генка несколько раз машинально поперекладывал бумажки.
— Не! Не могу. Забирай. Мне твой дом все мозги отшиб. Он серьезно, что ли, поет?
— Да, Ген.
— Знаешь, я — слепой. И, наверное, еще и глухой. У меня, вроде, неплохое воображение, но я не представляю, как дом может петь.
Ира унесла эскизы обратно в комнату, а Генка набрал Женечку.
— Женич, тебе наша общая знакомая рассказывала о доме, который оказался ярым любителем помузицировать?
— Ген, он не любитель. Он — профессионал.
— Тьфу-ты! Еще один издевается!
— Оставь Ирку в покое! Дома для нее поют, гадюки подарки приносят — просто она такая и с ней вот такое и происходит. Учти, она еще далеко не на все внимание обращает. Так что оставь ее в покое. Привет ей, кстати, передай от меня.
Женечка отключился. Ира вновь появилась на кухне.
— Тебе привет от Женича.
— Спасибо.
— Слушай, Ирчик, а покажи-ка мне, чем это тебя гадюки одарили.
— Маленькое уточнение: гадюка была одна. А вот что она мне подарила — не покажу, по причине того, что вышеупомянутый Женич уже посоветовал мне это выкинуть, а я не желаю так делать.
— Ирчик, ты на меня обиделась?
— С чего ты решил?
— С тону Вашего, госпожа Палладина.
— Генка! — Ира обняла его. — Прости! Я ну ни капельки не обиделась! Просто понимаешь, я точно знаю теперь, что для начала нужно сделать с твоим материалом и у меня руки чешутся невыносимо! Понимаешь?
— Не вопрос! Давай, поехали к твоему поющему дому!
— Во-первых, не к моему, а во-вторых, не обижайся, я тебя с собой не возьму.
— Почему?
— А вдруг ты его напугаешь? Он такой ранимый! — Генка улыбнулся, поняв, что теперь Палладина просто кривляется. — И вообще — отношения у нас с ним очень интимные, — а вот она сказала на полном серьезе, и Генка перестал настаивать.
— Ирчик, я в Сочи пробуду не больше недели, так что в ближайшие дни очень хотелось бы с тобой еще раз пересечься.
— Генка, а давай завтра на море рванем, пока в нем еще купаться можно, пока оно еще не закипело.
— Давай рванем!
Генка уже стоял на пороге и, чмокнув Иришку, почти мгновенно растворился за дверью, а Ира пошла вдумчиво готовиться к предстоящему интригующему свиданию с поющим домом.
На этот раз Иру приветствовали сдержанно-торжественные и одновременно мужественно-нежные звуки седьмой симфонии Бетховена, которые неожиданно, но органично перевоплотились в «Болеро» Равеля. Ира разложила распечатки на полу большой комнаты на втором этаже и села, прислонившись спиной к стене.
Времени видимо прошло достаточно много, так как теперь солнце заглядывало в окна с другой стороны. Дом исполнял «Yesterday» Битлов, только на манер средневековых мадригалов. Ира не пыталась ни понимать, ни даже вспоминать, что с ней происходило все это время. Она просто аккуратно собрала фотографии, поблагодарила дом и, попрощавшись с ним, поехала к себе и, как ни в чем не бывало, продолжила знакомство с Женечкиным трудом. Она больше не пыталась спрятаться от Женечки, а свои давешние уловки сегодня нашла смешными и глупыми. «Как ребенок…», — усмехнувшись, подумала она.
Женечка, выдавая ей рукопись, предложил рисовать по ходу любую абракадабру, какая придет ей на ум. А почему бы и нет? Ира включила компьютер и растворилась в бескрайнем океане непознанно- осознанного и неосознанно-познанного.
Генка позвонил около одиннадцати утра.
— Ну ты и дрыхнешь, Палладина!
— С чего это ты взял, что я дрыхну?
