этим всем испытала страх и когда перестала его бояться.
Ира надолго задумалась.
— Знаешь, Жень, я не помню, чтоб в обозримом прошлом, предшествующем моей ночной прогулке, испытывала страх, именно тот страх, который… Знаешь, Жень, а ведь он впервые — именно такой страх — охватил меня в поезде, когда я нынче возвращалась домой.
Женечка загадочно улыбался.
— Вспоминай, вспоминай…
Влад неожиданно встал, собрал грязную посуду и ушел на кухню ее мыть. Женечка поднялся, расположился позади Иры и распростер ладони у нее над головой. Ира закрыла глаза, точнее, они сами закрылись. Сквозь абсолютно черную темноту она, будто из очень далекого далека, услышала Женечкин шепот. Он говорил очень медленно:
— Страх… кто или что его причина…
— Радный! — не контролируя себя, выкрикнула Ира и вскочила.
Женечка силой усадил ее и снова простер ладони над ее головой. Перед глазами поплыла сцена сожжения и тут же оборвалась, так как она сразу увидела стоящего в стороне от всех Радного, и дикий всепоглощающий ужас объял ее.
— Тихо, тихо, тихо… — увещевал ее Женечка. — Перестань бояться, но не дави страх.
— Я не могу! — вскрикнула Ира и окончательно вырвалась из крепко держащих ее за плечи Женечкиных рук.
— Сядь, — спокойно сказал Женечка, занимая свое место.
Ира села. Ее всю трясло.
— Я не могу, — пробормотала она, едва переводя дыхание.
— Ир, но ведь когда-то смогла?
— Когда?
— Тебе лучше знать — вспоминай.
Ира напряженно стала прокручивать все, что касалось Радного. Дрожь не унималась, хотя она вроде как и абстрагировалась от страха. Женечка наблюдал за ней.
— Не умом вспоминай, выкинь все из головы — само и всплывет.
Ира послушалась. Дрожь сама собой ушла, а перед глазами воскресла сцена из их с Радным совместного похода на Ажечку: как они уговаривают «главных» перебраться через реку и тут показывается черная гадюка…
— Я всегда дико боялась змей, — проговорила Ира будничным голосом.
— Что? — Женечка вроде как не понял о чем она.
— Неважно… Я сейчас приду.
Ира встала и поднялась в кабинет. Там на полу валялся ее рюкзачок. Она извлекла из него коричневато-зеленоватый камень и взяла с полки такой же, принесенный ею ранее. Внутренний голос рационального тут же заявил, что гадюка с дачи Радного ну никак не может быть той же самой гадюкой, что и на Ажеке. «Заткнись», — мысленно сказала голосу рационального Ира.
Она стояла, держа в каждой руке по камню. Закрыла глаза. Яркий густой золотистый свет охватил ее. Перед внутренним взором встала та же сцена, что и немногим ранее, когда Женечка держал свои ладони над ее головой. Сцена из ее сна, когда она впервые увидела Радного. В чернущей темноте под Женечкиными руками ее обуял невыносимый ужас, а теперь в невероятно ярком густом золотистом свете то же самое воспоминание вызвало неописуемый восторг. Сердце бешено колотилось, как и тогда. Все ее тело дрожало, как и тогда. Но не от страха — от восторга. Ира, едва переводя дыхание, открыла глаза.
— Ира, — прозвучал за спиной Женечкин голос.
Ира обернулась и показала Женечки камни.
— Ира, выбрось их!
— Почему?
— Ир, честно, не знаю, но я чувствую, что в них скрыта некая угроза.
— То есть, эти камушки вызывают у тебя страх? Так не бойся своего страха! Не ты ли учил давеча? А у меня, Жень, оказывается, нет и никогда не было страха. Я боялась, как человек боялась, и сейчас боюсь, но не страха.
Женечка в немом оцепенении смотрел на нее. Ира продолжила:
— Жень, это не страх. Это восторг! Немыслимый, нечеловеческий восторг! И человеческое во мне относится к нему с большим опасением.
— Радный вызывает у тебя восторг? — скептически поинтересовался Женечка.
— Оказывается — да.
— Но ты буквально только что…
— Жень, под твоими руками меня окутала черная тьма, и восторг показался мне страхом, но лишь показался.
— Ирка! Я уже давно стал догадываться, что пережил две с половиной тысячи лет лишь для того, чтобы ты довела меня до инфаркта.
— Женечка! — со всей доступной ей добротой воскликнула Ира и, аккуратно положив камни на полку, обняла его.
Все мышцы его тела будто окаменели от напряжения, но в ее объятьях постепенно расслабились. Женечка вздохнул:
— Ирка! — взяв за плечи, он слегка отодвинул ее от себя и внимательно оглядел с ног до головы. — Мне очень многое хочется рассказать тебе, но нельзя. Ты сама должна вспомнить, а заодно и вытащить из памяти то, что мне недоступно. Только для этого ты должна вспоминать сама. Тебя несет куда-то не туда, а я ничего не могу сделать.
— А может, тебе только кажется, что не туда? Может, мне, на самом деле, туда, куда ты имеешь в виду, вовсе и не надо?
— Может быть… Я не знаю…
Ира снова обняла Женечку.
— Жень, скажи — почему ты ищешь в темноте?
— Свет ослепляет.
— Только, когда ты смотришь на него извне, но когда ты в нем, все становится совершенно иным.
— Чтобы находиться внутри света, нужно быть его источником.
— Но ведь ты — огонь.
— Да, я умею трансформировать свое человеческое тело в пламя, но от этого я не становлюсь источником света. Если ищешь в темноте, находишь свет и даже его источник. Я могу лишь слегка коснуться источника, чтобы знать, но при этом остаюсь в темноте. Свет не застилает мне глаза, а лишь освещает то, что я хочу знать. Я не поворачиваюсь лицом к свету — он всегда остается у меня за спиной. Иначе свет начинает слепить и можно потерять нить пути.
— Потому ты и не видел меня тогда. Ты стоял ко мне спиной.
Женечка снова взял ее за плечи и отодвинул от себя, пристально окидывая взглядом с ног до головы. Его тело била крупная, хорошо знакомая Ире по собственному опыту, дрожь.
— Идем, — сказал он, взял ее за руку и увлек за собой вниз в гостиную.
Пока они спускались, Женечка вернулся в прежнее состояние. Ира отметила про себя, что до такой полной власти над собой ей еще ой как далеко, если вообще она на это способна.
— Я просто манипулирую СВОИМ ВНИМАНИЕМ, — сквозь зубы прошептал Женечка в ответ на ее мысли.
— Ценное замечание! — подметила Ира.
— Самое главное — из области не таких уж тайных знаний.
— О чем это вы? — спросил Влад.
— О владении собой, — ответила Ира.
— И каким образом оно достигается? — Влад спрашивал без особого интереса, скорее всего лишь для того, чтоб завязать мало-мальски безобидную беседу. Судя по всему, он чувствовал себя не совсем в своей
