он пытается подражать аскетическому образу жизни, и для этого меняет одежду; но ничто не приносит ему истинного преображения.
После нескольких лет такой жизни Будда решил покинуть это место. В некотором смысле он научился очень многому; но пришло для него время распрощаться со своими учителями, с индийскими риши, и отправиться своим путем. Он ушел оттуда в другое место, расположенное довольно далеко, хотя все еще на берегу Найранджаны; там он уселся под деревом пинала (также известным, как дерево бо). Он оставался там несколько долгих лет; он сидел на большом камне, ел и пил совсем немного, — но не потому, что считал необходимым следовать практике строгого аскетизма, а просто потому, что действительно почувствовал необходимость остаться в одиночестве и выяснить нечто самостоятельно, не следуя примеру какого-нибудь другого человека. Может быть, он пришел к этим выводам иными методами; но это не важно. Дело здесь в другом: что бы мы ни пытались изучить, нам необходимо знание из первых рук, а не сведения из книг, не поучения учителей, не простое приспособление к уже существующему образцу. Именно этот принцип он открыл; и в этом смысле Будда в силу своего образа мышления оказался великим революционером. Он даже отрицал существование Брахмы, бога, как творца мира. Он решил не принимать ничего такого, чего сперва не открыл сам. Мы не хотим этим сказать, что он отрицал древнюю традицию Индии; наоборот, он относился к ней с большим уважением. Его отношение не было анархическим в каком бы то ни было отрицательном смысле; не был он революционером и в коммунистическом понимании. Его революция была действительной, позитивной революцией. Он развил творческую сторону революции, которая заключается в том, чтобы не пытаться получить помощь от кого-то, а выяснять все самому. Буддизм является, пожалуй, единственной религией, которая не основывается ни на откровении, полученном от Бога, ни на вере, ни на поклонении, будь то поклонение одному Богу или каким-нибудь божествам. Это не значит, что Будда был атеистом, или еретиком. Он вообще старался никогда не оспаривать теологические или философские доктрины, а шел прямо к сути дела, к тому, как увидеть истину, — и никогда не тратил времени на бесплодные спекуляции.
Выработав такой революционный подход, мы узнаем очень многое. К примеру, вообразим себе, что однажды мы не пообедали. Возможно, нам и не хочется есть, мы основательно позавтракали; но вот сама мысль о том, что мы пропустили обед, оказывает на нас особое воздействие. Некоторые стандарты сформированы в рамках общества, и мы склонны принимать их без проверки. В самом ли деле мы голодны, или просто хотим наполнить желудок в это время дня? Это очень простой и ясный пример. Но то же самое в значительной мере можно применить и к вопросу о существовании 'я', когда мы к нему подходим.
Будда открыл, что такая вещь, как 'я', личность, не существует. Пожалуй, лучше говорить именно о 'я' — нет 'я'! Он открыл, что все эти понятия, идеи, надежды, страхи, эмоции, умозаключения созданы из нашего спекулятивного мышления, из нашего психологического наследства, от родителей, воспитания и т. д. Мы просто стремимся соединить все это; разумеется, это частично является следствием недостатков нашей системы воспитания. Нам говорят, о чем мы должны думать, вместо того, чтобы поощрять действительно исследование внутри самих себя. Так что в данном смысле аскетизм, означающий переживание телесной боли, никоим образом не является существенной частью буддизма. То, что важно, — это выйти за предел шаблона, мыслительных понятий, которые мы сформировали. Это не значит, что нам нужно создавать новый шаблон, или становиться какой-то особенной, из ряда вон выходящей личностью, всегда отказываться от обеда, или делать что-нибудь в этом роде. В своем стандарте поведения и в отношениях с другими людьми нам не нужно переворачивать все с ног на голову. Это, опять-таки, не окажет особой помощи в религиозных проблемах. Единственный способ решения проблемы — тщательное рассмотрение. С этой точки зрения мы всегда испытываем желание, вернее, испытываем некоторое чувство, не такое сильное, как желание, — мы хотим к чему-то приспособиться. И мы даже не думаем об этом; нас просто что-то ведет в данном направлении. Поэтому необходимо ввести идею внимательности. Тогда мы сможем всякий раз проверить себя и выйти за пределы просто мнений и так называемых выводов здравого смысла. Нужно научиться быть искусным ученым и вообще ничего не принимать на веру. Все необходимо рассмотреть сквозь собственный микроскоп, прийти своим путем к собственным выводам. Пока мы этого не сделали, никакой спаситель, никакой гуру, никакое благословение, никакое руководство не смогут нам ни в чем помочь.
Конечно, всегда существует дилемма: если нет никакой помощи, тогда что же мы такое? Или мы ничто? Разве мы не стремимся к достижению чего-то более высокого? И что такое — это более высокое состояние? Что такое, например, состояние Будды? Что такое просветление? Или все это — просто ничто? Или все-таки нечто? Но, боюсь, я не обладаю достаточным авторитетом для того, чтобы отвечать на эти вопросы; я всего лишь один из путешественников, как и любой присутствующий здесь. Но на основании собственного опыта, — а мое знание, как говорит об этом Писание, 'подобно зерну песка с берегов Ганги', — я сказал бы, что, когда мы говорим о чем-то 'высшем', мы склонны думать о нем со своей собственной точки зрения; а эта точка зрения представляет собой лишь большую версию нас самих. Когда мы говорим о Боге, мы стремимся думать в понятиях собственного образа, представляя этот образ только более крупным, колоссальным, своеобразным расширением нас самих — подобно тому, как если бы мы смотрели на себя в увеличивающее зеркало. Мы все еще мыслим в понятиях двойственности: я — здесь, Он — там. И единственный способ общения с Ним — это пытаться просить Его помощи. Иногда мы, возможно, чувствуем, что находимся в соприкосновении с Богом; но так или иначе, а общаться по-настоящему подобным образом для нас никогда не бывает возможным. Мы не в состоянии установить единения с Богом, потому что у нас существует устойчивое понятие, заранее сфабрикованное заключение, которое мы уже приняли; и мы просто стараемся втиснуть это великое явление в какое-то маленькое вместилище. Но нельзя провести верблюда сквозь игольное ушко. Поэтому нам нужно искать другие средства. И единственный способ найти их — вернуться к самому простому пути, к проверке самих себя. Вопрос здесь не в том, чтобы стараться стать 'религиозным' человеком, не в том, чтобы проявлять доброту к соседу, жертвовать как можно больше денег на благотворительные цели. Хотя, разумеется, и эти вещи могут быть очень хорошими. Главное здесь в том, что мы не должны принимать все вслепую, стараясь лишь удобно классифицировать явления; нам надо постараться увидеть все на основании своего личного опыта.
Это подводит нас к весьма важной практике медитации. Беда здесь в том, что обычно мы находим, что книги, поучения, лекции и тому подобное, заняты более доказательствами своей правоты, нежели тем, чтобы показать, как производится такая практика, а это существенно. Мы не особенно заинтересованы здесь в распространении Учения, а заинтересованы в том, чтобы использовать его и претворить в действие. Мир движется с такой быстротой, что на доказательства нет времени; все, чему мы научаемся, надо брать с собой, варить и немедленно съедать. Все дело в том, что нам необходимо видеть собственными глазами, не принимать никакой установленной традиции, якобы обладающей скрытой в ней магической силой. Таких магических средств нет — ничто не в состоянии преобразить нас механическим способом. Тем не менее, мы, обладая механическим умом, всегда ищем чего-то такого, что произведет действие, если мы просто нажмем кнопку. В идее сокращенного пути имеется огромная привлекательность, и если существует какой-то глубокий метод, который предлагает быстрый путь, мы охотнее последуем ему, чем возьмемся за утомительные странствия и трудные упражнения. Таким образом, здесь мы видим истинную важность аскетизма: мучительство самого себя никуда не ведет; однако, необходима какая-то работа руками, какое-то физическое усилие. Если мы идем куда-то пешком, мы в совершенстве узнаем дорогу; а если мы поедем туда на поезде, в автомобиле или на самолете, мы вообще почти не заметим пути: все окажется просто сном. Точно также, для того, чтобы видеть непрерывный узор развития, нам необходимо соткать его своими руками. Это один из самых важных принципов. И здесь дисциплина становится незаменимой. Мы должны дисциплинировать себя. Будь то практика медитации или повседневная жизнь, но и там, и тут существует склонность к нетерпению. Мы начинаем нечто, и нам хочется просто чуть-чуть попробовать, а затем бросить все дело. У нас никогда не оказывается времени на то, чтобы все съесть, переварить как следует и увидеть последствия. Конечно, все надо попробовать самому и выяснять, подлинная ли это вещь, полезна ли она; однако, прежде чем отбросить ее, нужно немножко подождать, так, чтобы, по крайней мере, получить из первых рук опыт предварительной стадии. Это абсолютно необходимо.
Будда понял также и эту необходимость. Вот почему он сидел на берегу Найранджаны и медитировал несколько лет, почти не сдвигаясь с места. Он медитировал по-своему и нашел, что единственным ответом будет возвращение в мир. Когда он открыл пробужденное состояние ума, он понял, что аскетическая жизнь и самоистязание не оказывают помощи; поэтому он поднялся с места и пошел попросить еды. Первым человеком, которого он встретил около Боддхагайи, была богатая женщина, владелица большого стада
