этих случаев специфично то обстоятельство, что больной оказывает принуждению более или менее длительное сопротивление.
Словом, у больного возникает неодолимая тенденция выполнить какое-либо действие или отдельное движение, тенденция, которой он некоторое время сопротивляется как бессмысленной, безнравственной и иногда гибельной, но в конце концов все же уступает ей, если не лишен соответствующих технических возможностей. Больной все делает сознательно, он не знает только, откуда в нем появилась эта неодолимая и бессмысленная тенденция.
В эту группу патологических случаев входят действия и движения различной сложности, начиная от простейших, каковы: так называемые неоправданные движения психастеников (тики), поднимание и опускание лопаток, качание головы, словно для проверки, хорошо ли надета шапка, и кончая довольно сложными действиями: самоубийство, поджог и т. д.
Для того чтобы вполне ясно осознать особенности этой группы патологических случаев, познакомимся с одним интересным наблюдением. В клинику нервных заболеваний приходит женщина, которая жалуется на следующее явление: уже несколько лет как у нее появилась совершенно непонятная привычка — желание свистеть, причем с такой силой, что она абсолютно не в силах противодействовать этому желанию и вынуждена уступить ему. Свист сопровождается движениями рук, словно она что-то от себя отгоняет, от чего-то отказывается, потом она успокаивается и до нового приступа чувствует себя вполне нормальным человеком.
Что можно сказать об этих явлениях? Для понимания их природы нам следует особо рассмотреть их специфические особенности. Больной в общем психически хорошо сохранен, но у него возникает неодолимое стремление выполнить определенные движения. Он вполне сознательно относится к этому стремлению, сознает его бессмысленность, но не знает, откуда оно исходит, для чего ему нужны эти движения.
Мы уже знаем, что действие не прямо вызывается стимулом, а через посредство установки, созданной им в субъекте. Мы знаем, что действие определяется этой установкой. В этом мы убедились как при рассмотрении импульсивного поведения, так и при изучении волевого поведения. Надо полагать, что и в патологических случаях роль играет установка, лежащая в основе того действия, импульс которого чувствует больной и которому он не в силах противостоять. Если предположить, что когда-то по какой-либо причине у субъекта возникла установка определенного действия, что она прочно в нем закрепилась и в то же время он ничего не знает ни о субъективном, ни об объективном ее факторах, тогда станет понятно, почему он чувствует такую стойкую тенденцию определенного действия и почему он не знает, откуда исходит эта тенденция.
То, что такое состояние возможно (чтобы человек чувствовал неодолимую тенденцию к некоему действию, но притом совершенно не знал бы, зачем и почему он хочет его вы полнить) — это мы знаем из факта постгипнотического внушения. Указанный фактор настолько наглядно напоминает наши патологические случаи, что их отождествление вполне возможно.
Ежели мы возьмем под наблюдение одного из таких больных, а затем какому-либо здоровому субъекту в гипнотическом сне внушим задание выполнить после пробуждения именно то действие, неодолимую тенденцию к которому обнаруживает наш больной, мы увидим, что между этими двумя субъектами — больным и здоровым — нет никакой разницы: и один и другой будут чувствовать одинаково сильную тенденцию к выполнению одного и того же действия. Различие будет только в том, что одному мы в гипнотическом сне внушили выполнение этого действия, а у другого мы не знаем, откуда оно появилось. Разве мы не имеем полного основания думать, что по сути дела основа этой тенденции у обоих должна быть одинакова: патологическая тенденция больного должна быть того же происхождения, что и внушенная тенденция здорового! Но мы знаем, что внушение при гипнотическом сне создает соответствующую установку, которая, продолжая существовать и после пробуждения, заставляет субъекта выполнять определенные действия.
Итак, основой постгипнотического внушения является установка» Это экспериментально доказанное, бесспорное положение. Следовательно, можно считать доказанным и то, что в основе патологической, неодолимой тенденции должна быть тоже установка.
Как уничтожить у субъекта вытекающую из постгипнотического внушения тенденцию? Совсем просто. Достаточно убедить его, что эта тенденция внушена ему в гипнотическом сне, чтобы он тотчас избавился от нее. Этот факт несомненно указывает и на то, как излечить упомянутое заболевание воли. Есть факты, убеждающие нас в том, что и здесь имеет силу тот же прием, посредством которого мы рассеяли постгипнотическое внушение. Вышеупомянутая больная сама собой излечилась, как только во время беседы, проведенной с ней при гипнотическом сне, удалось выяснить ту потребность и ситуацию, на почве которых возникла установка, лежащая в основе ее заболевания.
2.
Патологическая слабость воли известна под названием
. Множество случаев абулии описано в психопатологической литературе. Один из них мы назвали выше (случай Жане). Здесь мы приведем один очень известный случай, описанный впервые Бийо. Один болевший абулией нотариус должен был заключить договор. Он написал текст с начала до конца, оставалось его только подписать. Но этого он не смог сделать! Десять, сто раз пытался он написать свою фамилию. Никак не получалось. Как только он приближал перо к бумаге, рука отказывалась служить, тогда как она совершенно беспрепятственно выполняла в воздухе все те движения, какие были нужны для написания его фамилии. Только после 45 минут мучительных стараний удалось ему подписаться, да и то очень неуклюже.
Абулическая слабость воли чаще всего характерна для врожденной
,
и
. У нее много разновидностей. В сущности же мы везде имеем дело с одним и тем же явлением: у больного необычайно снижена спо собность даже самой простой преднамеренной активности.
Известные в психологической литературе попытки объяснения этого явления различны.
Рибо полагает, что это заболевание следует объяснить снижением
Когда ничего не привлекает, все безразлично, ничто не радует и не огорчает, какой же, мол, может
разговор о какой-либо способности к действию, о какой-либо активности, волевом усилии! Однако приведенный выше случай с нотариусом плохо согласуется с этой теорией: нотариус вовсе не был безразлично настроен к тому, что ему следовало сделать. Случаи абулии настолько мало связаны с безразличием или апатией, что, по мнению некоторых авторов (Вернике, Крафт-Эбинг и др.), напротив, основой абулии следует считать сильную эмоциональную возбудимость.
Интересна теория П. Жане. Согласно этой теории, в случае абулии нарушена
больной живет
как бы в чужой стране, он не в силах принять решение, сконцентрировать внимание на чем-либо, имеющем реальное значение. И вот поэтому он хорошо выполняет лишь дело, ли шенное значения, или такое, ответственность за которое несет не он, а кто-либо другой.
Проще было бы следующее объяснение. В чем затрудняется абулик? Он не в состоянии действовать; его поведение не может протекать беспрепятственно, как это обычно бывает у нормального человека. Следовательно, надо полагать, что у него нет установки соответствующей деятельности, ибо, как мы знаем, процесс деятельности направляется установкой. Без установки, может быть, удастся сделать какое- либо отдельное движение, но деятельность как осмысленная система движений немыслима без нее. Поэтому при истерическом параличе больной хорошо выполняет отдельные движения. Следовательно, мышечная система у него не повреждена, но, несмотря на это, он не в состоянии объединить эти движения в осмысленное действие; истерик, например, не может ходить. Однако, если у него появится установка, паралич исчезнет бесследно. Может случиться, что у абулика только под влиянием мыслимой ситуации не возникает установка, а в непосредственной ситуации она действует нор мально. Так бывает, например, в случае психастении, когда больной, будучи в одиночестве, хорошо
Вы читаете Психология установки