спуск. На этот счет я хочу сказать вам кое-что, о чем прежде не заговаривал. Я давно уже понял, что сила воли у пауков не такая уж необоримая, как мы себе представляем. В сущности, это ошибка – называть ее силой воли. Это, скорее, сила резкого окрика. – Люди Доггинза явно пребывали в сомнении и растерянности. – Почему вы, скажем, подчиняетесь мне, когда я отдаю приказ? Ведь я вам руки не выкручиваю. Вы подчиняетесь, потому что сжились с мыслью, что приказы отдаю я. Допустим, сейчас кто- нибудь встал бы у вас за спиной и рявкнул в самое ухо:
«Встать, руки за голову!» Вы бы и тут подчинились, но не из-за силы воли, а потому что привыкли выполнять приказы. А теперь скажу, какие у меня на этот счет мысли. Я думаю, парализуя волю, паук на деле испускает луч навязчивого предложения, который действует на подсознание. Это, можно сказать, своего рода гипноз – если вам известно такое слово. Но влиянию гипноза можно сопротивляться. А с такой вот штуковиной в руках, черт побери, у вас на то самый отменный козырь.
Поэтому когда в следующий раз паук попытается парализовать вашу волю, не давайтесь. Деритесь. Внушите себе, что бояться нечего.
Ладно, достаточно. Когда откроем дверь, я пойду первым, а там уж выходим по одному. Найл, пойдешь замыкающим. Оружие поставить на единицу, но без моей команды не стрелять. Криспин, отодвигай кресло. А ты, Милон, открывай дверь.
– Стой… – проговорил Найл.
Разум его все еще улавливал биение энергетического пульса, поэтому он почуял, что сейчас произойдет, еще прежде, чем брюнет сделал шаг к креслу. Это напоминало едва уловимое дыхание ветра, предвестье урагана. Найл инстинктивно сжал волю, готовясь принять удар, поэтому, когда спустя мгновение мышцы стылым металлом сковал паралич, разум уже собрался словно в кулак.
В это отчаянное мгновение в мозгу успело мелькнуть, что Доггинз прав: действительно напоминает приказ, резкий окриком раздающийся в недрах сознания.
И хотя мышцы свело, как от броска в ледяную воду, воля осталась неуязвимой. Найлу стоило немалых усилий сдвинуть предохранитель жнеца – враз онемевшие пальцы шевелились вяло, как во сне, – но тем не менее, это удалось.
В дверь толкнули с такой силой, что тяжеленное кресло, почти что вплотную припертое к ее ручке, юзом отъехало в сторону. Найл спокойно дожидался, зацепив пальцем спусковой крючок. Мельком глянул вбок на Доггинза. Лицо у него перекосилось и дрожало от мучительного напряжения, губы топорщились над стиснутыми зубами. Он походил на атлета, пытающегося поднять огромный вес. Вот рука у него дернулась, и из дула вырвался голубой сполох, прорезав спинку кресла и дверь. Спустя секунду в расширившийся проем пальнул и Найл.
Нагнетаемая тяжесть мгновенно исчезла, освобождая от невидимых пут. Найл, едва не потеряв равновесие, кинулся вперед и пихнул кресло обратно к двери. Это он проделал свободно, не встретив сопротивления.
Остальные шатались как пьяные, кое-кто свалился на пол. Доггинз повернулся к своим с широкой улыбкой:
– Порядок, парни! Один-ноль в нашу с вами пользу!
Голос, правда, был напряжен, прерывался. Лицо у него неожиданно посерело, он, качнувшись, попятился и тяжело сел.
– С тобой все в порядке? – встревоженно спросил Найл.
– Все просто прекрасно, – вымолвил Доггинз. кивнув. – Дай мне минут пять, и будем готовы к отходу.
– Ты собираешься наружу? – изумился Найл.
– А то как же! Нам что, весь день здесь торчать?
Доггинз закрыл глаза и запрокинул голову.
Крючковатый нос придавал заострившемуся лицу мертвенное выражение.
В течение пяти минут никто не обмолвился ни словом.
Все, держа оружие наготове, смотрели на дверь, и Найла поразило: решительно никто не выглядел напряженным или испуганным.
В положении, когда людям грозит смертельная опасность, не было места сомнениям или колебаниям.
Все тревожно вскинулись: послышался короткий скрип.
Следом донесся звук шагов, кто-то спускался по лестнице. В дверь постучали, и послышался голос:
– Смею ли войти?
– Это Каззак, – узнал Найл.
– Ты один? – спросил Доггинз.
– Да.
Доггинз сделал знак Уллику, и тот, сдвинув кресло, приотворил дверь. Снаружи стоял уже день. Каззак, входя в комнату, с улыбкой поклонился.
– Я – Каззак, управитель. – Он наделил Найла приветливоироничной усмешкой. – Я догадывался, что застану тебя здесь. – Доггинз встал на ноги.
– А это, очевидно, господин Доггинз? Можно ли присесть?
Кто-то поспешил подтащить кресло. Было заметно, что величавость Каззака, а также явное отсутствие страха немедленно произвели впечатление на молодых людей. Управитель опустился в кресло аккуратно, с достоинством. Доггинз тоже сел.
– Я выступаю как посланник пауков, – отрекомендовался Каззак. – Сюда я пришел, чтобы передать вам
