– Ты мне о ней расскажешь?
– Да, только не сейчас. Отдыхай пока.
Доггинз и лекарь удалились, оставив Найла одного. И хотя он ощущал теперь глубокую расслабленность, сонливость уже не чувствовалась. Тут вспомнилась Одина, последний ее поцелуй – Найла заполнила жалость и горечь утраты, глаза затуманились от слез. Найл не утирал их, и они струйками сбегали по щекам. В свое время он тяжело перенес гибель отца, но страдал, как оказавшийся в одиночестве ребенок. Теперь же это была безутешная мука взрослого, утратившего любимого человека.
Казалось невыразимо обидным и жестоким, что вот так, в расцвете сил и красоты, человек уходит в землю.
Следующие полчаса Найлом безраздельно владела темная меланхолия и пессимизм. Поневоле напрашивался вывод, что вся жизнь – трагическая ошибка, и невидимые силы, вершащие человечьи судьбы, созерцают людей со скучливым презрением.
Размышления глубоко потрясли юношу, он словно заглянул в бездну. В конце концов, утомившись от собственной неприязни к жизни, Найл погрузился в дремоту.
Разбудила Селима, входящая в дверь с подносом.
Она улыбнулась так открыто и радостно, что в ответ сердце встрепенулось и у Найла.
– Ты выгладишь намного лучше!
– Правда?
Она поднесла зеркальце, и Найл увидел, что белки глаз у него больше не тронуты краснотой, и кровоподтеки с лица считай что сошли. Синяки на глотке, вчера еще лиловые, обтаяли, приняв изжелта- бурый оттенок. Селима присела на кровать и поместила поднос Найлу на грудь.
– Отведай.
Он отхлебнул нежирного бульона – вкус просто изумительный. К удивлению, глоталось почти без боли.
Проглатывать ноздреватый черный хлеб с янтарным маслом оказалось трудновато, но ощущать в желудке пищу было так приятно, что Найл все стерпел.
Пока он ел, само удовольствие от вкушения пищи вытеснило последние остатки недавней меланхолии.
– Вы испугались, когда пауки обступили город? – спросил он Селиму.
– Еще бы. Кое-кто, правда, был спокоен – из тех, кто уверен, что жуки сумеют защитить. Но я сама росла среди пауков и знаю, насколько они опасны.
– Как жукам удалось не пустить пауков в город?
Селима, похоже, была удивлена.
– Ты разве не знаешь? Они используют силу воли. Не скажу точно, как это называется, но они вроде бы смыкают волю, каждый свою, в общую сеть.
– Понимаю. То же самое делают и пауки. Но как жуки прознали, что на них собираются напасть?
– Они вообще всегда начеку. А едва лишь узнали, что вы отправились в паучий город добывать взрывчатку, так сразу смекнули, чем это может обернуться.
– И ты полагаешь, пауки больше не нападут?
Она с улыбкой покачала головой.
– Теперь-то уж нет. Когда у нас есть жнецы…
– Ты что, знаешь и про жнецы?
– Разумеется. Все знают. – Она подняла поднос. – Ну, а теперь пора отдохнуть.
Когда Селима открыла дверь, Найл вслед спросил:
– Там хоть что-то известно, как с остальными, добрались ли?
– Да. Все возвратились благополучно. У Гастура шар сел прямо в реку, до берега добирались вплавь. А Милтон так еще и привел нескольких ребятишек, подобрал их в лесу.
– Что за ребятишки? – живо осведомился Найл. Селима посмотрела как-то странно, таинственно.
– Твоих сестренок среди них нет. Найл ответил ошеломленным взглядом.
– Откуда тебе известно, что у меня есть сестренки?
Та опять посмотрела с непонятным, загадочным видом и вышла, оставив дверь открытой. Найл широко раскрытыми глазами глядел ей вслед, недоумевая, что все это значит. Тут в коридоре послышались шаги, и в дверях появилась одетая в синее девушка.
– Дона!
Девушка бросилась к кровати, обвила Найла руками за шею и припала губами к его губам.
У Найла, успевшего позабыть приятное тепло ее уст, перехватило дыхание.
Возвратившаяся Селима сказала с мягкой укоризной:
– Его нельзя волновать. Ему еще долго предстоит набираться сил.
– Я не буду его тревожить, обещаю! Выпустив Найла из объятий. Дона села у него в ногах.