Капитан вежливо выразил скепсис.
Паук со свойственной ему чувствительностью издали уловил физические вибрации: прошло не меньше полуминуты, прежде чем в кабинет возвратились Тифон с Гереком. К этому времени Найл плеснул еще вина в стакан, намеренно отгоняя сомнения, которые иначе оставались бы как неприятное послевкусие. По настроению вошедших угадывалось, что у них был напряженный разговор.
— Как насчет того, чтобы ознакомиться с дворцом? — с напускным радушием спросил Тифон.
— Очень даже, — отозвался Найл с неподдельной охотой.
У него самого дворец был чем-то вроде большущей конторы. Интересно, как выглядят настоящие чертоги.
Интерьеры смотрелись очень даже внушительно — глянцевитый паркет, тонкая инкрустация залов и коридоров. У себя во дворце Найл тоже кое-где отслеживал ремонт и понимал, что подобные украшения под силу лишь опытным мастерам и делаются годами.
Кое-что вызывало особое любопытство. В коридорах на равных промежутках были вделаны в стенные панели эдакие бусины из зеленого стекла, которые по мере прохождения возгорались подобно кошачьим зрачкам.
— Интересно, для чего это?
— Механические глаза. Через них карвасид может видеть, кто и где идет по дворцу.
Разгуливая по лабиринту коридоров, Найл дивился разнообразию. Отделка некоторых комнат и переходов была стилизована под природу, другие полнились абстракциями, в третьих пол и стены покрыты орнаментом, похожим на мавританский. Словно у карвасида настроение менялось всякий раз, когда он переходил в следующее помещение, и это сказывалось на заданиях украшавшим дворец мастерам. Кое-где стены были голые, из зеленого не то камня, не то искусственного материала; с массивной темной мебелью смотрелось впечатляюще, но как-то мрачновато. В других комнатах зеленый камень прятался под облицовкой.
Найл вслух заметил насчет смешения стилей.
— Дворец без разнообразия — бессмыслица, — коротко отреагировал Тифон, впрочем, не убедив.
У Найла дворец был просто удобным местом для проживания, вроде дома. Этот же больше походил на музей.
Следующая комната и впрямь оказалась музеем, уставленным стеклянными шкафами и ящиками. Найл замер над хрустальным саркофагом с фигурой, облаченной в кольчугу, черный кожаный камзол и штаны из потрескавшейся кожи, с поножами.
— Это доспехи, что были на карвасиде, когда он звался еще командором Сатханасом, — стал рассказывать Тифон. — А вот гетры, бывшие на нем во время зимнего перехода в Страну Призраков.
Найл с большим интересом вгляделся в лицо лежащего; впрочем, это был всего лишь манекен с раздвоенной черной бородой.
Внимание Найла привлек стеклянный ящик по соседству. В нем покоился еще один мужчина в кольчуге и кожаном камзоле, более рослый и дюжий, чем Сатханас. Воин казался живым, только кожа напоминала полированное дерево, а карие глаза были явно из стекла.
— Это Фоззил, товарищ карвасида по оружию. Именно он обнаружил вход в Страну Призраков.
— Это статуя?
— Нет. Тело забальзамировано.
Найл смотрел с мрачной очарованностью.
— А другие соратники тоже здесь?
— Из Отряда Преданных только он один. Но здесь есть Дарвид Грубин, сын Фоззила, возглавлявший нашу ударную силу, когда здешние жители готовились к вторжению Хеба. Он известен как Герой Сибиллы.
Найл оглядел кряжистую фигуру. Тоже как живой; сейчас возьмет и встанет из своего ящика.
— А вон там у нас представлено любимое оружие карвасида.
— Ух ты! Жнец! — указал Найл.
Атомный бластер среди двуручных мечей, секир и арбалетов смотрелся явно не к месту.
— Жнец, — согласился Тифон удивленно. — Тебе известно о жнецах?
Найл хотел ответить, но его перебил Герек:
— Я сказал ему, что их изобрел карвасид.
От дальнейшего обсуждения этой темы лучше было уклониться, а потому Найл просто сделал вид, что впечатлен.
Фигура в отдельном стеклянном шкафу тоже была мумифицированной и вместе с тем смотрелась до странности гротескно: голова грушей, нос, словно расплющенный тяжелым предметом, толстые, кажущиеся резиновыми губы и мешки под глазами, как будто наполненные жиром. Туловище было пухлое, а кривые ножки так обтянуты лосинами, что в одном месте даже разошелся шов. На редкость отталкивающая образина.
— Это у нас главный распорядитель, Замго. Служил верой и правдой тридцать лет; карвасид в нем души не чаял.
— Да уж, — усмехнулся Герек. — До горничных был охоч — страсть. Ни одной не пропустил, всех обрюхатил.
— Он чем-то болел? — поинтересовался Найл, оглядывая уродливую, словно недугом перекошенную фигуру карвасидова любимца.
— Вовсе нет. Просто был одним из самых успешных экспериментов карвасида.
— Экспериментов?
— Когда-то это называлось генной инженерией. Но карвасид сделал грандиозное открытие, что на гены можно влиять через подсознание, доступ к которому открывают определенные вибрации. Ты когда- нибудь слышал про обучение во сне?
Найл кивнул.
— Здесь в основе лежит примерно тот же принцип.
— Но почему карвасид сделал его таким безобразным?
— Он проверял идею, что уродливые люди оказываются наиболее умными. Скажем, Фоззил был далеко не красавцем, но во всем отряде именно он был самым сметливым, исполнительным и работящим. Видимо, свою неказистость он компенсировал развитием других качеств.
Найл неприязненно покосился на мумию Замго.
— Ну это, мне кажется, уж как-то слишком.
— Я бы, пожалуй, согласился, — в тон ему сказал Герек.
— Зато на работе это не отражалось. Службистом Замго был образцовым.
Найл прошелся вдоль большой стеклянной витрины с остальными «экспонатами» — такими, что лучше не глядеть.
— Почему они все так уродливы? — спросил он наконец.
— Видишь ли, в ту пору карвасид работал над сравнительно простыми генетическими вариациями, и некоторые из них действительно вышли неприглядными. — Тифон указал на урода с носом, похожим на огромную шишковатую клубнику. — Красота — это гармония многих частей в совокупности. Замени одну, и общая картина испортится до неузнаваемости.
— Но он создал хоть что-нибудь, не отдающее уродством?
— Да много чего. Боюсь показаться нескромным, но и мы с Гереком тоже в каком-то смысле плоды его деяний: матери, вынашивая нас, бессознательно подвергались его воздействию.
— Только на матери Тифона, в отличие от моей, внушение сказалось не особо, — улыбнулся
