Когда Умайя отперла дверь, Найл сидел на краю койки. Его бил озноб: пока путешествовало сознание, с тела сползло одеяло. Он как раз пытался концентрацией поднять свою температуру, когда на лестнице послышалась поступь множества ног.
Первыми в камеру вошли Селена с Васконом. Следом за ними появился мэр Бальтигар, а дальше, на лестнице, толпилось считай что все Собрание.
Рядом с Умайей стоял ее отец, на лице у него читалось: «Прознает карвасид — он вам задаст».
Найл зачарованно ощутил у себя на губах теплый поцелуй Селены.
Васко, приобняв его за плечи, воскликнул:
— Гром и молния, да он совсем застыл!
— Как вы тут? — не зная что и сказать, спросил Бальтигар, сердечно тряся Найлу кисть обеими руками.
— Да ничего, спасибо. Прохладно только.
— А по городу прошла молва, что вас, страшно сказать, нет в живых!
Васкон уже отдавал распоряжения:
— Срочно принесите что-нибудь теплое! И еду какую-нибудь!
— Прежде всего я должен увидеть своего товарища, паука, — сказал Найл.
— Ах да, капитан Маканда, — спохватился Васкон. — Немедленно ведите нас к нему, — велел он Умайе.
Она тревожно оглянулась на отца, которого, казалось, сейчас хватит удар.
— А карвасид в курсе?
— Карвасид мертв, — произнес Найл.
Его слова услышали в коридоре, и вот уже по всей лестнице многоголосо разносится: «Карвасид мертв!», «Карвасид умер!»
К явному ужасу тюремщика, толпа не скрывала своего ликования.
— Отец, — негромко спросила девушка, — карвасид и вправду скончался?
Тот какое-то время отрешенно смотрел перед собой. И тут лицо у него побелело.
— Папа, ну ответь же! — вполголоса домогалась дочь.
Впрочем, ответом был сам потрясенный вид тюремщика.
Да, конечно. У карвасида с его тюремным ключником несомненно существовала прямая связь.
Перед тем как пойти вместе с Найлом по длинному коридору, мэр велел никому их не сопровождать: для толпы проход чересчур узок. Камера капитана, тесная и темная, была в самом конце.
Капитан уже дожидался. В эдаком карцере спина у него была прижата к потолку, а ноги согнуты под животом. Вместе с тем он уже улавливал витающее в воздухе волнение.
При виде верного товарища по странствию Найл ощутил такой прилив душевного тепла, что вот взял бы и обнял — жаль только, что паука никак нельзя заключить в объятия. Капитан, ощутив столь нежное к себе отношение, тоже растрогался и одновременно смутился: пауки непривычны к выражению подобных эмоций.
Их появление во внутреннем дворе было встречено шумным ликованием толпы — похоже, самым громким, какое когда-либо раздавалось в Стране Призраков. С дворцовых крыш взлетели всполошенные птицы. Найл отыскал глазами окно Мага (в нем горел свет), радостно подумав при этом: уж теперь-то горожане могут шуметь открыто, вволю.
Мэр с Селеной в сопровождении Найла и капитана спустились по холму и двинулись по мосту. Видно было, что восьмилапый друг, радуясь возможности поразмяться, вместе с тем смущен: он-то сам едва ли заслужил столь бурное приветствие.
— Кто-нибудь видел Тифона? — спросил Найл у Бальтигара.
Мэр покачал головой.
— Ему сейчас, наверное, стыдно показаться на люди.
— Но почему? К карвасиду он относился так же, как и все вы.
— Разве? — возвел брови Бальтигар.
Он-то, видимо, полагал, что префект будет оплакивать свержение своего хозяина.
— Я в этом абсолютно уверен. Он мне сам об этом говорил.
— В таком случае надо послать к нему кого-нибудь с приглашением на торжественный ужин.
Обернувшись к Селене, мэр стал с жаром передавать ей новости, хотя та из-за шума вряд ли толком его слышала.
Когда подходили к ратуше, воздух над ней уже с шипением чертили ракеты. Сам Найл видел фейерверк лишь однажды — когда у Доггинза взорвался весь запас пиротехники. Эти ракеты взлетали без взрывов и хлопков (здесь в городе, похоже, иначе и быть не могло); тем не менее все эти красные, зеленые, синие и желтые росчерки, фонтаны, хвосты и зигзаги наглядно свидетельствовали о праздничном настроении, охватившем решительно всех.
На подходе к банкетному залу Найл вспомнил такое, отчего впору окаменеть. Как же теперь Вайг? Ведь Маг-то умер? Или его роковой секрет знает Тифон? Следующие пять минут он лихорадочно подсчитывал, сколько дней назад брат порезался о злосчастный топор. Получается, впереди еще восемнадцать дней. Наверное, еще можно что-то предпринять, а потому незачем портить настроение себе и другим. В конце концов, праздник-то какой.
Банкетный зал был рассчитан на сотню человек. Найл чувствовал неловкость оттого, что простой народ сюда не допущен, а веселится за окнами на улице.
— Ничего, — успокоила его Селена — Они тоже гуляют от души. Все так радуются свободе, что до нас им сейчас и дела нет. — И она подняла бокал с золотистым вином. — Друзья! Я предлагаю тост за нашу свободу!
Примерно через полчаса, после того как подали первую перемену блюд, восторженные возгласы грянули с новой силой, и в зал вошел Тифон, а за ним Герек. Найл такого даже не ожидал, полагая, что их будут встречать с некоторой сдержанностью. Но похоже, сказанное Найлом уже разнеслось из уст в уста, а потому префект со своим помощником были приняты как герои.
Найла с Селеной попросили слегка сместиться, и между ними поставили еще два стула.
Севший рядом с Найлом Тифон сказал:
— Ну что ж, похоже, твой приход ознаменовался у нас революцией.
— Дело, пожалуй, не во мне, — улыбнулся Найл. — Ведь это ты все начал, возвестив мирный договор.
— Я лишь огласил то, что мне было велено, — заскромничал Тифон.
— Ой ли? А мне кажется, наоборот, что не велено.
Тифон лишь добродушно хмыкнул, поднимая наполненный лакеем бокал.
Герек, перегнувшись за спиной своего коллеги, сказал:
— Кстати, впредь не разбрасывайся вещами. Это ты оставил в своей комнате.
И он протянул медальон, который Найл незамедлительно повесил себе на шею. От выпитого натощак вина уже слегка взыграло в голове; хорошо, что теперь есть средство самоконтроля.
— И вот еще что, — сообщил ему на ухо Тифон, — ты можешь не беспокоиться насчет брата. Смерть карвасида означает его поправку.
Ай да Тифон! Ай да новость!
— Ты уверен?! — выпалил Найл, чьей радости не было меры. Теперь-то уж можно торжествовать наравне со всеми.
— Полностью. На твоего брата были насланы граддиксы. Знаешь, что это такое?
— Знаю. На меня их тоже насылали.
— Так вот, граддиксы не терпят принуждения, и на одном месте им не сидится. По возвращении ты застанешь брата в добром здравии.
Облегчение пришло такое, что Найл рассмеялся. Если бы не стоящие рядом стулья, он бы обнял Тифона.