— Не откровенничал ваш майор со мной.
— Правильно, — сказал Огонёк. — К чему слова, когда так страстны взоры?
— Дурак, — сказала Синильга. — Он только про моральный облик говорил. Как честный мент. Насрамил, довёл до служебки — и всё…
Печкин старался не смотреть на красавицу, да и на Киндера — вот же хоббит недорезанный! Без фотосессии обошёлся!
Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты — он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк:
— А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент…
И сталкеры устыдились — люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему…
— Он Нам Мент, — повторил Матадор. — Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда…
— Ага, — сказала Синильга. — Каждый за себя, один Белый за всех…
И вдруг заплакала.
Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак:
— Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые.
Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил.
…На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта.
Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо — какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить.
А вот Топтыгина не узнать было невозможно, хоть и стало дитя тайги отпускать бороду, несмотря на жару.
— Всем привет, — сказал Белый. — Алла Мефодьевна, скажите, пожалуйста, Евдокии Викторовне, что Анатолий Петрович жив, хотя и ранен…
Синильга всплеснула руками и побежала наверх — обрадовать Кобру. Или огорчить. Но скорее обрадовать, потому что дело-то было в Зоне, где ранение приравнивается к везению!
Все вопросительно воззрились на Белого.
— В присутствии дамы неприлично пользоваться кличками, — сказал Белый.
И голос-то у него был бесцветный…
— Да мы не к тому, — сказал Техас. — Что там с Ниндзей?
— Мы с господином Топтыгиным нашли Ниндзю и ещё двоих, судя по всему, мародёров, на тропе, ведущей к Михалёвке, — сказал Белый. — Все трое подранены, именно подранены, все попадания — в ноги. По моему мнению, развлекался снайпер. Выяснять подробности было некогда — они и так потеряли много крови. Пришлось нести их до армейского госпиталя, он всё-таки поближе. Там дежурил какой-то незнакомый врач. Поначалу он не хотел принимать пострадавших, но я заявил, что не вынесу больше ни одного военсталкера, хоть и покривил при этом душой… Ногу Ниндзе спасут, двум другим не обещали…
— Правильно, — сказал Мастдай. — Пусть попрыгают мародёры. Хрюли вы этих козлов вытаскивали…
— Этот вопрос я вообще не хотел бы обсуждать, — сказал Белый. — Даже господин Топтыгин больше не спрашивает меня об этом.
— Так вояки их, поди, уже расстреляли, — мечтательно сказал Мастдай. Когда-то его, зелёного совсем, обчистили на Свалке и отобрали редкостную находку — «дедушкин ключик». Новичкам счастье, но недолго оно длилось…
— А этот вопрос и подавно вне моей компетенции, — сказал Белый.
Тут с лестницы ураганом скатилась Кобра, расцеловала на ходу Белого, легко, словно калитку, распахнула тяжеленную дверь и выскочила наружу — ловить какой-нибудь армейский транспорт до госпиталя. После Выброса движение в Зоне обычно оживлялось.
— Любовь, — презрительно сказал Огонёк. — До первого гроба…
— Помолчи, а? — сказал Техас. — Налегке девчонка помчалась, не пострадала бы…
— Силикон от радиации хорошо защищает, — сказал Огонёк.
— А у вас, я вижу, была вечеринка? — спросил Белый.
— Я тебя умоляю, — сказал Матадор. — Не произноси это гнусное слово. Есть хорошее русское понятие — пьянка. Она же гулянка.
— Господин Матадор прав, — сказал Печкин. — Омерзительное слово. В нём столько скрытого ханжества. И английское «пати» тоже не лучше…
Белый посмотрел на него с интересом:
— Неприязнь к английскому языку в московском журналисте весьма странна, господин Печкин…
— Так я и к гондонам неприязненно отношусь, — сказал Печкин. — А пользоваться приходится…
— Это должно быть смешно, — сказал Белый. — Но всё-таки — что у вас произошло? Привратник пытался мне что-то объяснить…
Тут все наперебой стали докладывать Белому про чудного майора, и все мешали друг другу.
Тем временем Топтыгин приблизился к Арчибальду и с грохотом водрузил на стойку свою медную посудину.
— Отец! — воскликнул он. — Дивья чайку-да скипятить!
И достал из-за пазухи пучок сухой травы.
— Убери эту гадость! — закричал месье Арчибальд. — В Зоне любая травинка — яд!
— Это не в Зоне, — добродушно сказал великан. — Это маманя насбирала на Усть-Курумке, ещё летось, пока закомолденька бывала…
— Всё-таки надо было тебя повесить за связь с бандитами! — сказал бармен, но заварку принял.
— Дорогой месье Арчибальд, — сказал Белый. — Кто старое помянет…
— Кстати, — сказал бармен. — В полдень обещал прийти Болотный Доктор за своими лекарствами… Вот бы и повидались!
— Не получится, — сказал Белый. — Сегодня опять не получится. Знаете, мы с ним как два поезда, которые вышли навстречу друг другу из пунктов А и Б, но не встретились. А почему? Потому что не судьба… Но куда же мог пойти ваш майор? Месье Арчибальд, вы точно не дали ему ПДА и наладонник? Или опять — «кредит здоровью вредит»?
— Как можно, — сказал бармен. — Кредитка у него в порядке. Только он сам отказался. Сказал, старого пса новым трюкам не научишь…
— Где же его теперь искать? — сказал Белый.
— Так он сам ищет своего снайпера, — сказал Мастдай. — А нашёл наверняка парочку кровососов. Или больше. Потому что любого зомбака он на куски разорвёт… А пожалуй, и псевдогиганта…
Крепко зауважал молдавский грузчик своего соперника.
— Думайте, господа сталкеры, думайте, — сказал Белый. — Нельзя вот так просто отдавать человека Зоне. И не надо мне напоминать, что у нас тут не институт благородных девиц. Время от времени необходимо становиться людьми… Убедительно прошу всех достать эти чёртовы коробочки и попробовать связаться со своими знакомцами — может, кто-нибудь что-нибудь видел…
И загудело, загомонило в зале пчелиным роем. Сталкеры неуклюжими пальцами набивали на клавиатурах свои вопросы.
— Стоп! — сказал вдруг Паганель. При других обстоятельствах никто бы к нему, вечному неудачнику, не прислушался, но сейчас был особый случай. — Джамайка сообщает. У Михалёвки подстрелили Гудвина. Тоже в ногу. Гудвин орёт, а через овраг подойти нельзя, там аномалий полно… И со стороны деревни нельзя, сразу у гада на прицеле окажешься…
— Известная тактика, — сказал Печкин. — Одного подранил — и отщёлкивай сердобольных товарищей… Видел я на Кавказе такие штучки…
— Братцы, братцы, — сказал Матадор. — Как же этот киллер Выброс пережил?
