трудностям передвижения.
Многие мутанты не сумели или не успели приспособиться к таким жёстким условиям. Сотни собак замёрзли, псевдоплоти сбивались в кучу и грели друг друга. Псевдогиганты пропали — залегли в берлоги. Кровососы попрятались — возможно, тоже лежали в пустых домах и подвалах кучами для сохранения тепла. Одни зомбаки бродили по сугробам без всякой цели и смысла…
Впрочем, изучали все перемены, произошедшие с фауной Зоны, только специалисты с Янтаря. Теперь можно было притащить в лабораторию закоченевшего кровососа, поместить его в холодильник и по кусочкам исследовать в своё удовольствие.
Вольные и военные сталкеры никакого удовольствия в этом не находили. Если попадались замёрзшие мутанты — их старались тут же расколотить в мелкие дребезги, чтобы не восстали весной. В том, что так и будет, никто не сомневался. Это миллиардер, завещавший заморозить своё тело в надежде на медицину и жизнь будущего века, никогда не воскреснет, а поганый снорк по весне обязательно запрыгает!
Вроде бы создавались все условия для охоты за хабаром — на снегу видно все следы, все аномалии. Теперь они обозначивались дырами и проталинами там, где были «плеши» и «жарки». «Трамплины» непрерывно подбрасывали падающие хлопья, так что неподалёку возникала снежная гора, постепенно погребающая под собой гравитационную аномалию.
Зато и артефакты все лежали теперь под снегом!
Ничего, это до первого Выброса, говорили оптимисты. Но оказалось, что мороз энергию Выброса сильно снижает, так что снег, успевший растаять, тут же застывал, а наледь снова покрывалась снегом, и ходить было совершенно невозможно. И артефакты, которые вновь образовывались, были вморожены в лёд и присыпаны новыми сугробами.
Да и не больно-то погуляешь по Зоне в такой холод! Термо-бельё есть не у всех, тулуп сковывает движения, а бронетулуп и вообще немыслимое явление. Вот и оказались сталкеры как немцы под Москвой или наполеоновская Великая Армия при отступлении. Валенками не запаслись, а заказывать снегоходы было накладно, и привезут ведь их как раз тогда, когда надобность отпадёт…
Катать пимы умел только Топтыгин. Смастерил он себе и широкие деревянные лыжи, а подбить их было нечем: плешивая собачья шерсть не заменит оленьего камуса. Но всё-таки удавалось ему подстрелить и кабана — тем был мороз не страшен, и убивал их не холод, а голод.
И что интересно: за пределами Периметра, уже в Предзонье, зима была нормальная, умеренная, и Днипро вольно и плавно мчал сквозь леса и горы полные воды свои именно туда, куда велел ему писатель Гоголь.
Жизнь и деятельность в Зоне потеряли смысл.
Большой думал-думал — и обратился из своего московского офиса к вольным сталкерам с речью, которую транслировали во всех барах, вытащив из кладовых телевизоры.
— Господа сталкеры, — сказал он. — Сами видите, что получается. Надо разбегаться до весны, как делали викинги. У кого есть семьи — по домам извольте, а то дети растут как сорная трава. Если встретите на Материке кого из наших — объясните, что до весны возвращаться не надо. Кому некуда идти — я купил пансионат под Киевом, называется «Пролисок». Там ништяк, только мебель не ломайте. Снять всё со счетов вам не удастся, но по кредитке будете каждый месяц получать свой вэлфер. С голоду не помрёте. Потому что каждый зимний день приносит нам большой убыток, а банк и так потрепали. Но мы выстоим. Не такие зароды метали. У кого заначены артефакты, прошу сдать. И даже настаиваю. Они сейчас в хорошей цене и послужат нам всем большим подспорьем. Я вас, падлы, построил, цивилизовал, и я вам, козлам, не дам превратиться в прежний сброд. Я вас не пугаю, а предупреждаю: вход — рупь, выход — два! С оружейниками и другими технарями будет особый разговор в Предзонье, приеду лично…
Вот так и получилось, что в этот декабрьский вечер сидели в баре «Хардчо» только Матадор, Мыло, Киндер и Печкин, да ещё Батюшка.
Поп-расстрига переместился из-за своего стола поближе к конному дисплею и с тоской вглядывался в хлопья снега, вырывавшиеся из тьмы под луч прожектора на крыше.
— Сказано: аз есмь Мгла, — торжественно произнёс он. — Мгла егда на землю падёт и покроет ю, тогда вси звери от ловцов целы бывают, никто тех зверев ловити возможе… Мы и суть те звери. И таковых нас зверев постигают различные ловцы. Но дерзаем — имеем бо Мглу, покрывающую нас…
Он даже книгу свою настольную поменял. Теперь это было советское душеспасительное сочинение для юношества «Васёк Трубачёв и его товарищи»…
— Прибыль мне принесла война, как оружейному барону, — сказал Печкин. — Нажился на чужих смертях… Ехать мне в Москву, не ехать — так и не решил…
— Что так? — сказал Матадор.
— Меня издатель вызывает на презентацию, — сказал Печкин. — По случаю английского перевода. Но кто же презентацию устраивает перед Новым годом? А потом вообще две недели мертвые… Нет, опять возьмут меня за шкварник. Не доверяю я им. Там опасней, чем в Зоне… Улыбаться будут, когда меня поведут под белы руки: «Старик, ты же всё понимаешь, ничего личного, это государственное дело…»
— Колы державна рич — то гаплык, — сказал Мыло.
Скучно ему было, он сидел, уставившись на стойку, где кружилась, звеня, маленькая ёлочка.
Матадор тоже посмотрел туда и сказал:
— Ах да. Сегодня же сочельник. Месье Арчибальд, так ты у нас католик?
Месье Арчибальд откликнулся:
— Конечно. Франция — любимая дщерь католической церкви…
— Ну да, — сказал Матадор. — А Польша — Христос народов.
Мыло встал и прошёл на кухню — поваров теперь не было, все в отпуску.
— Всю горилку в борщ не лей! — наказал вслед ему бармен.
— А он-то что не едет? — сказал Печкин.
— Не пускают его в хату, — сказал Киндер.
— Кто?
— Жинка молодая да сын родной, — сказал маленький сталкер.
— Там такое дело, что царь Эдип отдыхает, — сказал Матадор. — Вот какие страсти кипят в простом народе! Это вам не гнилая интеллигенция…
— Я ему предлагал, — сказал Киндер. — Пройду вперёд, да и поучу сыночка, как положено уважать батьку. Но! Он же ради своего Богдасика…
— Более доброго и сердечного человека, чем Степан Олексович, — сказал Матадор, — я и на Материке не встречал. Потому и хожу с ним в связке столько лет… И руки тоже золотые…
— Вот на таких добрых воду и возят, — сказал Киндер. — Он и деньги им переводит, и всё прочее…
— Я тоже перевожу, — сказал Печкин. — Теперь вот племяннник пожелал в Британии учиться. У меня-то не было богатого дядюшки!
— Что семьи, — сказал Матадор. — Весь мировой хай-тек держится на Зоне. И в один злосчастный день изобретут они такое, что мы им больше не понадобимся. Наделают армию мистеров Снупи. И тогда сама Зона не сможет нас защитить.
— Да она и не будет, — сказал Печкин. — Хороший сюжет: возвращается сталкер домой, а там…
— Есть такая книжка! «Одиссея» называется, — сказал Матадор. — Гомер — всем рапсодам пример!
— Нет, — сказал журналист. — «Одиссея» будет следующей. Под названием «В поисках Белого Сталкера». Поэтому им и занимаюсь. Как, например, объяснить читателю, почему Белый всюду поспевает? Почему он спасаемого непременно вырубает? Только не надо мне про утопленника рассказывать… Да, и почему Топтыгина выбрал в связчики?
— Лет пять назад, — сказал Киндер, — покойный Паганель залез к Белому в рюкзак…
— Вот же козёл, — сказал Печкин. — Ворюга и есть ворюга. Сколь волка ни корми. Повесить его надо было…
— Паганель думал, что у него какой-то особый артефакт имеется, — продолжал седой сталкер. — А там только продукты, хорошая аптечка и старый офицерский планшет со старыми же картами. Все здешние места. Карты отличные, даже двухвёрстки есть. И из атласа автомобильных дорог страницы выдранные…
