По закону буквы

которой я собрал такие варианты.

польский язык — CZ

итальянский — С

английский — СН

испанский — СН

турецкий — С

венгерский — CS

французский — ТСН

финский — ТСН

шведский — СН

Как видите, немало потрачено остроумия, чтобы передать звук «ч». А не пора ли было бы представителям всех латинизированных алфавитов мира взять да и договориться, чтобы повсюду соблюдалось хоть относительное единообразие в приемах выражения одних и тех же звуков примерно теми же буквами? Ведь невольно вспоминается сердитое неодобрение Л. Якубинского по адресу составителей европейских алфавитов, в которых латинские буквы «неуклюже приспособлялись для передачи звуков различных европейских языков».

Оказывается, не так-то все это просто!

Западное «ч» и наше — не совсем одинаковые звуки. Западное несколько тверже русского. Можно легко себе представить звонкую аффрикату, парную к «ч». Во многих языках она есть — «j», что-то вроде «джь». Тонкие наблюдатели находят, что такой звук появляется в речи и у нас в словах «дрожжи», «можжить». Впрочем, буквы для этого звука у нас так или иначе нет.

Заметим: хотя звук «ч» у нас всегда мягкий, за буквой Ч никогда не следуют буквы Е, Ю, Я. Мы пишем «чай», «чума», «чомга»… Непонятно, почему: «чёрный» и «чёрт», хотя никому не приходит в голову начертать — «чёпорный» или «чёкнутый»? Впрочем, в вопросах правописания далеко не все поддается рациональному истолкованию…

«Золотой жук» и закон буквы

Читали ли вы увлекательный (особенно в те дни, когда вы были ребенком) рассказ Эдгара По «Золотой жук»?

Напомнить его содержание, видимо, всё же придётся.

Разорившийся богач, франко-американец, находит в песке на океанском берегу Северной Америки клочок пергамента. Случайно нагрев его, он заметил изображения — черепа и козлёнка — в разных углах куска кожи.

Этот Легран — человек логического ума. Он быстро догадывается, что перед ним написанная симпатическими чернилами записка пирата (череп) Кидда («кидд» — козленок). Проявив остальной текст более энергичным подогреванием, Легран видит запись, состоящую из тайных значков.

К удивлению своего туповатого друга-рассказчика (точь-в-точь доктор Ватсон Конан-Дойля), этот Шерлок Холмс начала XIX века, потрудясь, прочитывает непонятную записку и отправляется с верным слугой-негром и этим своим другом в дикие заросли холмистого побережья, где находит клад капитана Кидда, спрятанный в земле лет двести или триста назад.

Ему приходится объяснять потрясенному другу, как он дошел до истины. Тут-то и оказывается, что помог ему осуществить это «закон букв». Как же воспользовался им он?

Найдя непонятные знаки, Легран заметил: не все они одинаково часто встречаются в грамотке. Чаще всего попадался значок в виде цифры 8. Почему? Раскинув умом, Легран вспомнил: в английской письменной речи самая часто встречающаяся буква — Е. Значит, можно допустить, раз автор — Кидд и документ должен быть написан по-английски, что восьмерка и есть Е.

Попались ему и две-три пары восьмерок, значит, все 88 надо записать как ЕЕ.

Раз так, ясно стало ещё одно существенное обстоятельство. Перед половиной английских существительных стоит определенный артикль — THE. Значит, там, где встречается слово из трех знаков с 8 на конце, это THE. Тогда и два других знака должны совпадать. Так и есть: много раз повторялись «точка с запятой», «четвёрка», «восьмёрка». Легран теперь узнал уже значение трёх разных букв! Началось же все с немногого: со знания, что буква Е встречается в английском языке чаще других букв. Таков закон этой буквы!

Долго ли, коротко ли, искусник прочел всю надпись и записал её содержание. «Доброе стекло в трактире Бишопа на чёртовом стуле двадцать один градус тринадцать минут на норд-норд-ост по главному суку седьмая ветка восточная сторона стреляй из левого глаза мертвой головы прямая от дерева через выстрел на пятьдесят футов…»

Мы бы сочли задачу нерешимой. Леграну она не составила труда. Он нашёл и «трактир Бишопа» — отвесный утес, и «чёртов стул» — неглубокую нишу на этом утесе. Он сообразил, что «доброе стекло» — подзорная труба, увидел в нее на суке дерева череп, спустил из глаза черепа, как отвес, золотого жука, отсчитал нужные футы, и…

«Одних золотых монет было не меньше чем на 450 000 долларов… Было 110 бриллиантов… 18 рубинов… 310 превосходных изумрудов, двадцать один сапфир и один опал… Мы оценили содержимое нашего сундука в полтора миллиона долларов…»

Рассказ написан, как это умел делать Эдгар По; если вам 14 лет, вы проглотите его. Если 44 — прочитаете с большим интересом. Я прочел его моему внуку-первокласснику — он слушал затаив дыхание.

Писать так о сапфирах и миллионах долларов легко. Но разве ненамного труднее с такой же увлекательностью рассказывать о… Да вот о «законе буквы», буквы Е английского языка, которая, вдруг оказывается, обладает свойством попадаться «чаще других букв» в английском письме. А значит, и о законах любых других букв?

Но я следил: и эту часть рассказа мой внук слушал, так же широко раскрыв глаза, так же волнуясь и переживая, как и ту, приключенческую, с бриллиантами…

Вы можете спросить у меня: «А они правильны, эти рассуждения Леграна, касающиеся букв? Ведь «Золотой жук» не языковедная работа: автор-фантаст мог допустить в нём какие угодно предположения и гипотезы, лишь бы они были занимательны и вели его к цели. Никто не запретил ему «к былям небылиц без счету прилагать».

Да, читая «Жука», там можно обнаружить и на самом деле немало чистых выдумок! Но с «законом буквы» все обстоит если и не «прецизионно», то достаточно точно.

Что, если попробовать произвести для русского языка такие же подсчеты, которые, будучи произведены некогда в Англии, дали в руки Леграну и отправной путь его расшифровки, и его полтора