важное учреждение, а его директор – влиятельное лицо. «Получать громадную прибыль, командовать целой армией подчиненных и попасть в хорошее общество – и все это разом и без всякого труда – будет совсем неплохо», – думал Джонас. Последние соображения уступали только его алчности; ибо, сознавая, что ни его личность, ни поведение, ни характер, ни таланты не могли внушить к себе никакого уважения, Джонас тянулся к власти и в душе был таким же деспотом, как любой увенчанный лаврами победитель, известный нам из истории.
Однако он решил держаться настороже и хорошенько присмотреться к частной жизни высокоаристократического мистера Монтегю. Мелкому плуту не приходило в голову, что Монтегю только этого и ждет, иначе он вряд ли пригласил бы Джонаса, пока тот ни на что еще не решился, и мысль, что этот гений, Монтегю, способен перехитрить его, Джонаса, не могла прошибить броню его самонадеянности. Монтегю сказал еще в самом начале, что Джонас для него слишком хитер; и Джонас, который был достаточно хитер для того, чтобы не доверять ему во всем остальном, невзирая на торжественные клятвы, – в этом поверил ему сразу.
Робеющей рукой, однако не без попытки напустить на себя дурацкую важность, постучался он в дверь своего нового друга на Пэлл-Мэлле, когда настал назначенный час. Мистер Бейли живо явился на стук. Он ничуть не возгордился и готов был оказать внимание Джонасу, но тот его не узнал.
– Мистер Монтегю дома?
– Еще бы он был не дома, когда собирается обедать, – ответил Бейли с развязностью старого знакомого. – Шляпу возьмете с собой или тут оставите?
Мистер Джонас предпочел оставить ее тут.
– Фамилия все та же, я полагаю? – ухмыляясь, спросил Бейли.
Джонас воззрился на него в немом негодовании.
– Что ж вы, не помните разве пансион мамаши Тоджерс? – сказал мистер Бейли, по своей любимой привычке стукая коленкой о коленку. – Не помните разве, как я докладывал о вас барышням, когда вы приходили с ними любезничать? Вот уж где все мохом заросло, верно? Теперь нас рукой не достанешь! Слушайте, а вы здорово выросли!
Не дожидаясь ответа на свой комплимент, он проводил гостя наверх, доложил о нем и, подмигнув ему исподтишка, удалился.
Нижний этаж дома занимал богатый торговец, но у мистера Монтегю оставался весь верх – и великолепная это была квартира! Комната, в которой он принял Джонаса, была просторная и изящная, убранная с необычайной роскошью, – ее украшали картины, гипсовые и мраморные копии с антиков, китайские вазы, высокие зеркала, малиновые занавеси тяжелого шелка, резьба и позолота, мягчайшие диваны, сверкающие хрусталем шкафчики с инкрустацией из драгоценного дерева, дорогие безделушки, небрежно разбросанные повсюду. Единственными гостями, кроме Джонаса, были доктор, управляющий делами и еще два джентльмена, которых Монтегю представил по всем правилам этикета.
– Дорогой друг, я счастлив вас видеть. С Джоблингом вы знакомы, кажется?
– Я полагаю, – любезно ответил доктор, выступая из круга, чтобы пожать руку Джонасу. – Думаю, что удостоился этой чести. Надеюсь – что да. Уважаемый, вы здоровы? Вполне здоровы? Отлично!
– Мистер Вольф, – сказал Монтегю, как только доктор дал ему возможность представить двух других, – мистер Чезлвит. Мистер Пип, мистер Чезлвит.
Оба джентльмена были чрезвычайно рады такой чести – познакомиться с мистером Чезлвитом. Доктор отвел Джонаса в сторону и шепнул ему, прикрыв рот ладонью:
– Светские люди, уважаемый, светские люди! Гм! Мистер Вольф – деятель литературы, только говорить об этом не надо, – замечательно интересная еженедельная газета! О, замечательно интересная! Мистер Пип – деятель театра, превосходный собеседник – о, превосходный!
– Ну, – сказал Вольф, скрестив руки и продолжая разговор, прерванный появлением Джонаса, – так что же сказал на это лорд Нобли?
– Да просто не знал что сказать, – ответил Пип, загнув крепкое словцо. – Черт возьми, сэр, так и молчал, как пень. Но вы же знаете, какой отличный малый этот Нобли!
– Лучше и быть не может! – отозвался Вольф. – Не дальше как на прошлой неделе Нобли мне сказал: «Ей-богу, Вольф, если б у меня был в распоряжении богатый приход да если б еще вы воспитывались в университете – лопни глаза мои, я бы сделал вас пастором!»
– На него похоже, – сказал Пип и опять загнул словцо. – И сделал бы!
– Нечего и сомневаться, – сказал Вольф. – Но вы хотели рассказать нам…
– Ах, да! – воскликнул Пип. – Верно, хотел. Сначала он совсем онемел, лишился языка, ну просто обмер, а потом говорит герцогу: «Здесь Пип. Спросите Пипа. Пип наш общий друг. Он знает». – «Черт возьми! – говорит герцог. – В таком случае я обращаюсь к Пипу. Ну, Пип, кривоногая она или нет? Скажите нам!» – «Кривоногая, ваша светлость, клянусь князем тьмы!» – говорю я. «Ха-ха! – смеется герцог. – Конечно, кривоногая. Браво, Пип! Хорошо сказали, Пип. Вы молодчина, Пип, провалиться мне, коли не так! Если у вас будет собираться светское общество, рассчитывайте на меня, когда я в городе». И с тех пор я постоянно его приглашаю.
Конец анекдота доставил всем огромное удовольствие, которое отнюдь не уменьшилось от доклада, что обед подан. Джонас отправился в столовую вместе с хозяином и занял место между ним и своим приятелем доктором. – Остальные разместились за столом, как люди, давно освоившиеся в доме, и все одинаково отдали честь обеду.
Обед был отличный, самый лучший, какой только можно достать за деньги или в кредит (что в сущности все равно). Блюда, вина и фрукты были самые отборные. Сервировка отличалась элегантностью. Серебро было великолепное. Мистер Джонас занялся подсчетом, во что может обойтись одна эта статья, когда хозяин потревожил его:
– Стакан вина?
– О! – сказал Джонас, который уже выпил несколько стаканов. – Этого сколько вам угодно. Слишком оно хорошо, чтобы отказываться.
– Прекрасно сказано, мистер Чезлвит! – крикнул Вольф.
– Ловко, честное слово! – сказал Пип.
– Положительно, знаете ли, это… ха-ха-ха, – заметил доктор, кладя вилку с ножом на стол, а потом снова принимаясь за еду, – это положительно эпиграмма, ну совершенно!
– Вы не скучаете, я надеюсь? – спросил Тигг Джонаса, наклонившись к нему.
– О, вы напрасно беспокоитесь на мой счет, – ответил тот. – Мне отлично!
– Я подумал, что лучше обойтись без званого обеда, – сказал Тигг. – Вы обратили внимание?
– Ну, а как же это, по-вашему, называется? – возразил Джонас. – Не хотите же вы сказать, что у вас так бывает каждый день?
– Дорогой мой, – сказал Тигг, пожимая плечами, – решительно каждый день, когда я обедаю дома. У меня так уж принято. Не стоило затевать для вас что-нибудь необыкновенное, – вы бы это сразу заметили. «Будете устраивать званый обед?» – спрашивает Кримпл. «Нет, не буду, – говорю я. – мы его примем запросто».
– А получилось роскошно, ей-богу, – сказал Джонас, оглядывая стол. – Ведь это стоит недешево.
– И очень даже, если говорить прямо, – отвечал Тигг. – Это моя страсть. Вот на что уходят мои деньги. Джонас прищурил один глаз и сказал.
– Ой ли?
– А разве вы не будете тратить на то же свою долю прибылей, когда присоединитесь к нам? – спросил Тигг.
– Ну, уж нет, – отрезал Джонас.
– Что ж, вы правы, – сказал Тигг с дружеской прямотой. – Вам и не нужно. В этом нет необходимости. Кто-нибудь один должен этим заниматься, чтоб не растерять клиентов, но пускай уж это будет по моей части, раз доставляет мне удовольствие. Вы, я думаю, не откажетесь хорошо пообедать на чужой счет?
– Нет, конечно, – сказал Джонас.
– Так, я надеюсь, вы будете часто обедать у меня?
– Не откажусь, – сказал Джонас. – Напротив.
– И клянусь нам, я никогда не буду говорить с вами о делах за стаканом вина, – сказал Тигг. – О, это
