отыскать?
Подойдя вплотную к колонне, Том испытал большое облегчение, заметив, что человек при Монументе не утратил простых вкусов; что, хотя его резиденция была сооружением искусственным и гранитным, он все же сохранил некоторые сельские привычки – любил цветы, держал птиц в клетках, не отказывал себе в свежем салате и выращивал молоденькие деревца в кадках. Сам человек при Монументе сидел тут же перед дверью, перед собственной дверью, которая была дверью Монумента, – какая возвышенная мысль! – и в данную минуту зевал, словно и не было никакого Монумента для того чтобы пресечь эту зевоту и наполнить его жизнь глубоким смыслом.
Итак, Том хотел уже подойти к этому замечательному существу и спросить у него дорогу в Фэрнивелс- Инн, но тут явилось двое желающих осмотреть Монумент. Это были джентльмен с дамой, и джентльмен спросил:
– Почем с каждого?
Человек при Монументе ответил:
– По полмонеты.
Применительно к Монументу такое выражение показалось Тому недостаточно возвышенным.
Джентльмен сунул шиллинг человеку при Монументе, и тот открыл перед ними темную маленькую дверцу. После того как джентльмен с дамой скрылись из виду, он опять закрыл дверцу и вернулся к своему стулу.
Усевшись, он засмеялся.
– Не знают они, сколько там ступенек, – сказал он. – Вдвое больше заплатишь, лишь бы не лазить туда. Ох, умора!
Человек при Монументе был циник и притом не чуждался мирской суеты! Том не стал спрашивать у него дорогу. Он уже не решался верить ни единому его слову.
– Боже мой! – воскликнул очень знакомый голос за спиной мистера Пинча. – Ну да, конечно это он!
В ту же минуту его ткнули в спину зонтиком. Обернувшись, чтобы узнать, что значит такое приветствие, Том узрел старшую дщерь своего бывшего патрона.
– Мисс Пексниф! – произнес Том.
– Ах, боже праведный, мистер Пинч! – воскликнула Черри. – Что вы тут делаете?
– Я немножко сбился с дороги, – сказал Том. – Я…
– Надеюсь, что вы сбежали, – сказала Чарити. – Это было бы вполне уместно и кстати, раз папа до такой степени забылся.
– Я от него ушел, – сказал Том, – но это было по обоюдному согласию. Я не убежал тайком.
– Он женился? – спросила Чарити, судорожно вздергивая подбородок.
– Нет, еще не женился, – сказал Том, краснея. – И вряд ли женится, я думаю, если… если предмет его страсти мисс Грейм.
– Подите вы, мистер Пинч! – негодующе воскликнула Чарити. – Вас очень легко обмануть! Вы не знаете, на какие фокусы способны эти твари. Ах, какой это безнравственный мир!
– Вы не замужем? – намекнул Том, чтобы перевести разговор на другое.
– Н-нет! – сказала Черри, обводя концом зонтика плиту на тротуаре. – Я… но, право, это совершенно невозможно объяснить. Вы не зайдете к нам?
– Так, значит, вы живете здесь? – спросил Том.
– Да, – ответила мисс Пексниф, указывая зонтиком на пансион миссис Тоджерс, – пока я живу у этой дамы.
Сильное ударение на слове «пока» дало Тому понять, что от него ждут какого-нибудь замечания по этому поводу, и оттого он сказал:
– Только пока? Вы скоро уезжаете домой?
– Нет, мистер Пинч, – возразила Чарити. – Нет, покорно благодарю! Нет! Мачеха, которая моложе, то есть я хочу сказать… почти одних со мной лет, мне вовсе не подходит. Вовсе не подходит! – повторила Чарити, задрожав от злости.
– Я потому так подумал, что вы сказали «пока», – заметил Том.
– Ну, право, честное слово! Вот уж не думала, что вы ко мне так пристанете с этим, мистер Пинч, – сказала Чарити, краснея, – не то я не сделала бы такой глупости, не намекнула бы на… нет, право… может быть, все-таки зайдете?
Том упомянул, уклоняясь от приглашения, что у него есть дело в Фэрнивелс-Инне и что по дороге из Излингтона он несколько раз ошибся поворотом и попал вместо того к Монументу. Мисс Пексниф долго жеманилась, когда он спросил, не знает ли она, как пройти в Фэрнивелс-Инн, и в конце концов набралась смелости ответить:
– Один джентльмен, с которым мы друзья, то есть не то чтобы он был мне друг, а так, один знакомый… Ах, право, я сама не знаю, что говорю, мистер Пинч! Не думайте, пожалуйста, что мы помолвлены, а если даже и помолвлены, то это пока еще вовсе не решено. Так вот, он идет сейчас в Фэрнивелс-Инн по одному небольшому делу, и я уверена, будет очень рад проводить вас, чтобы вы опять не заблудились. Самое лучшее, зайдите к нам. Вы, верно, еще застанете здесь сестру Мерри, – сказала она, как-то особенно вздернув нос и улыбаясь не слишком приятно.
– Тогда уж лучше я попробую как-нибудь сам найти дорогу, – сказал Том, – я боюсь, что она не очень рада будет меня видеть. Это несчастное происшествие, которое дало повод к нашей дружеской беседе с глазу на глаз, вряд ли могло внушить ей добрые чувства ко мне. Хотя, в сущности, я был не виноват.
– Она об этом и не слыхала, можете быть уверены, – сказала Чарити, поджимая губы и кивая Тому. – Да если бы даже и услыхала – не думаю, чтобы она очень рассердилась на вас.
– Что вы говорите? – воскликнул Том, не на шутку огорчившись этим намеком.
– Я ничего не говорю, – отвечала Чарити. – Если бы я не знала, как гадки сами по себе предательство и обман, то, наверно, убедилась бы теперь, видя, как они вознаграждаются… да, как они вознаграждаются! – Тут она улыбнулась, все так же криво. – Но я ровно ничего не говорю. Наоборот, пренебрегаю этим. Вам лучше всего зайти.
В этих словах чувствовалось нечто затаенное, что заинтересовало Тома и встревожило его жалостливое сердце. Когда он в нерешительности взглянул на Чарити, то не мог не заметить на ее лице борьбы между чувством торжества и чувством стыда; не мог он также не видеть, что, встретившись глазами даже с ним, которого она ни во что не ставила, мисс Пексниф отвернулась, хотя все ее существо дышало желчным вызовом.
Тому пришла в голову тревожная мысль, смутная догадка, что перемена в его отношениях с Пекснифом каким-то образом сказалась и на его отношении к другим людям, дав ему возможность понимать то, чего он раньше и не подозревал. И все же он не постигал истинного смысла маневров Чарити. Он, разумеется, и понятия не имел о том, что, поскольку он был свидетелем и очевидцем ее унижения, она с радостью ухватилась за этот случай уязвить свою сестру, сделав Тома свидетелем ее гораздо более глубокого унижения; он ничего об этом не знал, и сестра эта представлялась ему все тем же легкомысленным, беспечным, заурядным созданьем, каким была всегда, все с тем же пренебрежительным отношением к Тому Пинчу, чего она даже не трудилась скрывать. Словом, у него осталось только смутное впечатление, что мисс Пексниф злится и ведет себя не по-сестрински; и, любопытствуя, в чем дело, он пошел за ней по ее приглашению.
Дверь отворили, и Черри, попросив Тома следовать за ней, подвела его к дверям гостиной.
– Ах, Мерри, – сказала она, заглядывая в комнату, – до чего я рада, что ты еще не ушла домой. Как ты думаешь, кого я встретила на улице и привела повидаться с тобой? Мистера Пинча! Вот он! Представляю себе, как ты удивлена.
Она была не более удивлена, чем Том, увидев ее, – далеко не так; гораздо меньше.
– Мистер Пинч ушел от папы, дорогая моя, – продолжала Черри, – и у него самые блестящие виды на будущее. Я пообещала, что Огастес проводит его, ему это по дороге. Огастес, дитя мое, где вы?
С этими словами мисс Пексниф выпорхнула из гостиной, визгливо призывая мистера Модля, и оставила Тома Пинча наедине с сестрой.
Если бы она всегда была ему самым добрым другом; если бы во времена его рабства она обращалась с ним с тем уважением, в каком везде и всюду отказано честным труженикам, если бы она старалась
