времени, чтобы отчалить, ждать не приходилось. Однако надо было как-то позвать Даваса. Конан почесал в затылке, пытаясь найти приемлемое решение, и внезапно его осенило.
«Вот тут, пожалуй, пригодятся мои морские волки», — решил он.
Варвар вернулся в каюту и вытащил одного из моряков на палубу.
— Ты знаком с торговцем Давасом? — спросил киммериец, приставив лезвие кофского кинжала к горлу пленника.
Тот в знак согласия усиленно заморгал.
— Сейчас позовешь его сюда, — приказал варвар, — но смотри у меня, чтоб без фокусов! — Он вытащил кляп изо рта моряка: — Зови!
— Господин Давас! — хриплым голосом крикнул пленник. — Зайди к нам, дело есть!
Голоса на причале стихли, потом три фигуры отделились от остальных и направились к шхуне.
— Своих матросов оставь там, — прошипел ему в ухо Конан. — Боги тебя отблагодарят, если ты спасешь им жизнь. Мне тоже ни к чему лишняя кровь.
— А вы оставайтесь! — крикнул офицер матросам. — Но присматривайте за морем!
— Хватит! — Варвар вновь засунул ему кляп в рот. — Молодец! Я тобой доволен.
Давас легко вспрыгнул на палубу, и приблизился к стоявшим в полутьме Конану и плененному моряку.
— Капитан! — шепотом воскликнул он. — А я думал, ты в таверне…
В глазах офицера промелькнул ужас. Конан посмотрел на него, и из его глотки вырвался сдавленный смешок.
— Да я пошутил насчет реи. Не мое дело, как твои матросы несут службу. Клянусь хвостом Нергала, мне просто повезло, что у тебя на корабле такой бардак! Так что не волнуйся слишком. Посиди пока внизу.
Подойдя к борту, киммериец двумя взмахами меча перерубил причальные канаты, в то время как Давас, напрягаясь изо всех сил, крутил рукоятку ворота, поднимающего якорную цепь. Цепь громко лязгала, но стражники и матросы, занятые вином и оживленной беседой, не удостоили, ни малейшим вниманием звуки, раздававшиеся со шхуны.
— Я им принес полбочонка моего лучшего вина, — сбрасывая трап в воду, шепнул туранец.
— Отлично! Пусть лакают, нам меньше хлопот. — Варвар натягивал трос, поднимая косой парус на передней мачте, и посудина медленно разворачивалась под легким ночным ветерком, отходя от причала. — Прикрути фонарь, — шепнул он Давасу. — Яркий свет нам ни к чему. Когда отойдем от берега, надо будет проверить, не забыл ли еще капитан морское дело, — ухмыльнулся киммериец. — Не нам же мозоли натирать, когда на судне есть моряки!
— Эй, Гафур, фонарь погас на шхуне, — заплетающимся языком проговорил стражник. — Капитан надерет тебе задницу за такую службу…
— Он сегодня что-то добрый, — ответил тот, поднимаясь. — Пойду, взгляну на всякий случай.
Легкий туман, наползавший с моря, скрыл фигуру матроса, который нетвердой походкой направлялся к трапу.
— Начальство тоже, небось, занято тем же, что и мы, — ухмыльнулся один из стражников.
— Офицеры тоже люди, — поддержал его второй матрос. — Вино никому еще не вредило…
Вдруг по причалу, спугнув прикорнувших на камнях чаек, пронесся дикий вопль. Птицы снялись с места и, крича, закружились над берегом.
— Шхуна! Нет ее! — Из клочьев тумана показался Гафур с перекошенным от испуга лицом. — Исчезла!
— У тебя видения! — захохотал второй матрос, и все собутыльники залились веселым смехом. — Допился, дурак!
— Сам дурак, ослиное дерьмо! Иди, посмотри! — завопил Гафур.
Когда веселая компания столпилась у причальных столбиков, на которых болтались обрывки перерубленных киммерийцем канатов, хмель мгновенно выветрился из затуманенных выпивкой голов, потому что каждый почувствовал на своей шее холодок лезвия топора: в Туранской Империи подобные промашки карались беспощадно.
Глава восьмая
После полудня двое гирканцев, сопровождавших варвара, вернулись в лагерь. Они мчались, не жалея скакунов, чтобы быстрее донести плохую весть. Тайрад и Паина, нахмурившись и не произнеся ни слова, выслушали их рассказ о том, что произошло: Конан не вернулся, как было условлено.
— Много там народу? — спросил Тайрад.
— Если судить по тому, что видно издалека, не менее трех-четырех сотен. И два корабля у причала.
— Клянусь Предвечерней, нам их не одолеть! — с отчаянием воскликнул гирканец.
— Твой Конан всегда любил рисковать, — процедила амазонка. — Надо же и голову иметь на плечах! Соваться одному в туранский укрепленный лагерь… Но у вас, мужчин, с мозгами всегда было неважно, — не удержалась она, чтобы по привычке не обругать ненавистный ей сильный пол.
Тайрад, уже привыкший к тяжелому характеру амазонки, ковырял носком сапога землю, размышляя о том, как помочь киммерийцу.
Паина покачала головой и отчеканила:
— Времени у нас больше нет. Выступаем завтра с тем, что имеем.
— Может быть, подождем еще день? — предложил гирканец.
— Чего еще ждать? — пожала плечами амазонка. — Впрочем, ты можешь остаться. Отправляйся к туранцам вызволять друга, если он еще жив, конечно! А у нас, как ты понимаешь, есть дела поважнее. Правительница Акила надеется на нашу помощь.
— Чем, интересно, ты собираешься воевать? — усмехнулся юноша. — Обломками ножей и пращами?
— Не твое дело, — отрезала Паина. — Мы завтра выступаем. Если ты решил остаться, обойдемся без вас. До утра у тебя есть время подумать.
Она круто развернулась и, не оглядываясь, направилась в лагерь амазонок. Гирканец, мрачно сплюнув, пошел к своим.
Шхуна, подгоняемая легким ветерком, весело скользила по ровной глади моря. Конан вытащил на мостик кресло из капитанской каюты и, удобно устроившись на нем, покрикивал на метавшихся по палубе пленных туранских офицеров:
— Косой парус! На задней чуть приспусти! Так, хорошо! Можете немного передохнуть.
Давас, ухмыляясь, стоял за штурвалом. Они шли недалеко от берега. После восхода солнца киммериец не выходил в открытое море и старался вести шхуну под прикрытием бухточек и небольших островков. Кто его знает, вдруг их заметят туранские корабли, которые вот-вот должны были подойти к этим местам?
— Эй, капитан!
Моряк быстро вскочил на ноги и, подобострастно вытянувшись, ожидал приказаний.
— Возьми штурвал! А ты, — киммериец кивнул второму офицеру, — полезай наверх и внимательно смотри за морем. Помни, твоя жизнь в твоих собственных руках. Если пропустишь ваши корабли, будешь первым, кто отправится кормить рыб. Давас, — повернулся он к приятелю, — присмотри за ними, а я
