— Да, да! — раздался громкий голос с места, где сидел Тараск. — Мы не должны забывать, что чистота народа Немедии и его сила зависят от породы наших женщин!
Девушка вновь почувствовала себя в центре внимания, но теперь это не доставляло ей удовольствия, а скорее раздражало. Она украдкой бросила взгляд на Ивара. Тот просто раздулся от удовольствия, слушая, как ее обсуждают, словно скотину на рынке.
— Не смущайся, Хайделинда, — негромко, так чтобы не слышали другие, сказал Амальрик, — немедийцы имеют высшее предопределение среди народов мира, и ты должна гордиться, что являешься одной из лучших представительниц нации.
— За Немедию и ее покровителя Светлоликого Митру, Отца и Защитника нашего! — провозгласил Нимед, подняв кубок. Зал ответил ему единым ревом сотни глоток:
— За Немедию, за Владыку Света и Подателя Жизни!
Хайделинда вместе со всеми вскочила с места и, к своему удивлению, обнаружила, что произносит те же слова. Она почувствовала себя частицей одной большой семьи на этом празднике силы и немедийского духа.
Глава восьмая
После нескольких тостов в честь Немедии, пресветлого Митры и за здоровье короля Нимеда пиршество покатилось дальше, не скованное особыми рамками этикета. На середину зала вышла группа танцовщиц из Заморы, сопровождаемая тремя музыкантами, держащими в руках инструменты, которые Хайделинде еще не приходилось видеть. В последнее время в Немедии вошло в моду все восточное. Знатные семьи заказывали себе пушистые ковры и разноцветные ткани из далеких Турана и Иранистана, мебельщики освоили изготовление мягких низких диванов и круглых, похожих на колоду для рубки мяса, маленьких пухлых табуретов, таких, какие Хайделинда видела в доме Ивара.
Знатные вельможи соревновались между собой в устройстве специальных восточных комнат, куда стаскивалось все более или менее напоминающее далекие жаркие земли пустынь: ковры, безделушки, светильники. Рядом с парчовыми занавесями из Турана могли соседствовать огромные кувшины из черной керамики, привезенной откуда-нибудь из Луксора или даже Кешлы, на резной зингарский столик ставили изящную вендийскую вазу из бронзы, но это ничуть не смущало хозяев. Какое им дело до того, что Зингара находится на западе, а Стигия и Кешан — на юге? Все, что было необычным для немедийского глаза, называлось одним словом — «восток». Вельможам хотелось жить в роскоши и удовольствии. Страна уже несколько лет не воевала благодаря мирной политике короля Нимеда, и отсутствие боевых походов заменялось в столице и замках многих нобилей бесконечной чередой пышных празднеств и утонченных забав. Жрецы Митры смотрели на это с неудовольствием, но уж коли сам король разрешает полуголым девкам и бородатым факирам устраивать свои представления во дворце, то скрепя сердце им приходилось закрывать глаза и на мелкие шалости герцогов и баронов.
Гнусаво и тягуче завыла зурна, и под мерные удары большого барабана и позвякивание колокольчиков бубна три гибкие смуглые черноволосые танцовщицы начали свой танец. Хайделинде ни разу в жизни не приходилось видеть подобных представлений, поэтому она, не отрываясь, глядела на гибкие тела плясуний, лишь слегка прикрытые лоскутками яркой материи. Ее завораживала неприкрытая чувственность их движений. Девушка не могла отвести глаз от танцующих и опомнилась лишь тогда, когда музыка смолкла и плясуньи, как птицы, откинув руки назад, невесомыми грациозными прыжками выбежали из зала под одобрительный рев зрителей. Однако не всем приглашенным это зрелище было по вкусу. Краем глаза девушка увидела, что барон Торский с гримасой неудовольствия проводил заморанских танцовщиц, и смутилась, словно застигнутая за непотребным занятием. Хайделинда потупила взор, украдкой разглядывая своих соседей.
— Такие танцы не соответствуют нашему немедийскому духу! — услышала она голос Ивара и, вздрогнув от неожиданности, кивнула в знак согласия.
— Я тоже не большой поклонник этих восточных удовольствий, — тихо, чтобы не было слышно на краю, где сидел король, поддержал юношу барон Торский, — они разнеживают дух и иссушают наши силы.
Однако принц Тараск, как заметила Хайделинда, бросив взгляд в его сторону во время танца, был крайне доволен представлением. Его масляные глазки на круг, лом, как лепешка, лице, прямо-таки светились, ощупывая тела заморанских девушек. Поймав направленный на него взгляд, он подмигнул Хайделинде, и его губы причмокнули, словно он ел что-то очень вкусное.
Веселье катилось дальше. Восточных танцовщиц сменили немедийские певцы, потом несколько танцоров, наряженных в костюмы, отдаленно напоминающие одежду селян, исполнили входящий в моду простонародный аквилонский танец буррэ. На их место вышли одетые в короткие кожаные штаны силачи. Они соревновались, кто из них большее число раз поднимет бочонок с вином. Мускулистые торсы и могучие руки блестели, смазанные маслом, и в колеблющемся красноватом свете канделябров казались вырезанными из камня. Это выступление сопровождалось одобрительными криками и ревом возбужденных вином гостей.
— Вот настоящее воплощение нашего немедийского духа! — услышала Хайделинда голос Амальрика, который, не отрываясь, смотрел на почти обнаженные лоснящиеся тела мужчин.
Его глаза блестели нескрываемым удовольствием. Чопорность и хладнокровие улетучились в один миг, и Хайделинде, увидевшей изменившееся лицо вельможи, показалось, что она подглядывает за каким-то неразрешенным и постыдным действием. Она быстро отвела взгляд от барона, боясь, что тот почувствует это.
Мало-помалу гости начали вставать со своих мест, подходить к другим приглашенным, и скоро весь зал превратился в людской муравейник, где сотни мужчин и женщин разговаривали, смеялись, орали и хлопали друг друга по плечам, не обращая внимания на остальных. Только за столом на возвышении, где сидел король и почетные гости, соблюдалась некоторая чинность, но принц Тараск, покинув свое место, уже мелькал где-то внизу среди женщин, бойких герольдов и оруженосцев, а соленые шутки, что он отпускал, не понижая голоса, долетали даже сюда. Некоторые гости под звуки королевских лютнистов пытались повторить танец буррэ, их неуклюжие прыжки встречались смехом и громкими восклицаниями зрителей. Словом, праздник удался на славу.
Хайделинда, раскрасневшаяся от вина и возбужденная необычной обстановкой, смеясь, выслушивала шутки Ивара и других соседей, которые по мере опустошения своих бокалов оказывали ей все более навязчивые знаки внимания. Лишь старик Гвендер Мангцальский не принимал участия в веселой беседе и ухаживаниях за молодой герцогиней — по причине того, что, утомившись от застолья, уснул в кресле и непременно свалился бы на пол, но внимательный барон Торский вовремя сделал знак слугам, и те, подхватив престарелого графа, унесли его из зала.
«Девчонка и в самом деле очень красива, — размышлял Амальрик, глядя на молодую герцогиню, — пожалуй, она будет иметь успех при дворе. Этот Ивар так и увивается вокруг нее, наверное, питает, дурень, какие-то надежды. Хм, — барон наблюдал за молодыми людьми, пощипывая пальцами бороду, — может быть, имеет смысл посодействовать ему? Мальчишка полностью в моих руках, а если станет хозяином Хельсингера… он может оказаться куда полезнее, чем Бьергюльф. Эта скотина умеет только жрать как свинья, пить в три горла да задирать юбки всем попавшимся под руку девкам. В критическую минуту на него и положиться невозможно, может подвести… даже если припугнуть тем, что мне известно об его участии в гибели брата».
Его раздумья нарушило громкое бряцание струн и нестройные голоса группы пирующих во главе с Тарас-ком, который, размахивая кубком, руководил певцами, пытавшимися спеть балладу о Снежном Рыцаре. Слаженностью хор не обладал, но заменял ее отсутствие громкостью, так что даже Нимед и Фринаус, о чем-то тихо беседовавшие между собой, прервали разговор и посмотрели на орущих и притопывающих в такт музыке людей.
— Вот, повелитель, настоящие немедийские рыцари, — осторожно заметил Верховный Жрец. — Нам следует всемерно укреплять дух страны!
