не оберешься!
— Да… — согласилась герцогиня.
Ее лицо посерело и как будто обвисло. Герцог, взглянув на нее, понял вдруг, что его жена уже не так молода. Конечно, он понимал, что женился не на юной девушке, но никогда это не являлось ему с такой очевидностью, как сейчас.
«Зачем я все это сотворил? — внезапно промелькнуло у него в голове. — Неужели боги хотят покарать меня за злодеяние?»
— Подожди, — поморщился он, хотя Гунхильда не двигалась и молчала, — может быть, она просто нездорова? А? — с внезапной надеждой спросил он. — В болезненном состоянии всякое может померещиться…
— Я ей так и сказала!
— Вот видишь? Я ее вполне понимаю, — он сжал ладонями щеки, — у нее умер отец, которого она очень любила, мать почти сразу же вышла замуж за другого… Ты понимаешь, в чем дело?
— Успокойся. — Женщина придвинулась к нему и ласково дотронулась рукой до плеча. — Значит, мы объявим, что она нездорова. Так?
— Так.
— Позовем лекарей…
— Правильно, — совсем успокоившись, поддержал жену Бьергюльф, — у меня есть хороший знахарь в Сондбю. Вызову его. Пусть полечит ее травами. Он это хорошо умеет, клянусь Огненноликим.
— Еще, — поддержала его герцогиня, — можно позвать погостить в Хельсингер ее подружек, сестер Хольгера. Они могли бы выведать у Хайделинды, кто ей сказал всю эту чушь.
— Умница, — умиленно посмотрел на Гунхильду герцог. — Так и сделаем. Ну а потом, если наши усилия пропадут даром, я всегда могу отослать ее обратно в монастырь. А сейчас давай спать. Завтра все и решим.
Они улеглись, но сон к герцогу не шел. Он ворочался, с завистью глядя на уснувшую жену, но так и не смог сомкнуть глаз до самого рассвета.
Глава восьмая
Гости съехались после полудня. Это были достойные мужи, представлявшие всю знать севера Немедии.
Сопровождаемые женами и старшими детьми, со множеством слуг и телохранителей, они въезжали в ворота замка под приветственные крики, вой волынок и стук больших барабанов. Герцог Бьергюльф, облаченный в парадную одежду, стоя на парадном крыльце вместе с Гунхильдой, приветствовал каждого гостя пространными витиеватыми речами, которые для него подготовил Эрленд. Все сегодняшнее утро герцог заучивал два приветствия, и сейчас, крайне довольный произведенным впечатлением, сиял, словно начищенная медная кираса.
Кроме ближайшего соседа Хольгера Ормхагенского, который уже несколько дней как находился в Хельсингере, где пьянствовал и развратничал вместе с хозяином, остальные проделали немалый путь, чтобы встретиться на съезде благородных нобилей, который раз в три года проводил кто-нибудь из местных вельмож. В этот раз жребий пал на Бьергюльфа, и он старался не ударить в грязь лицом. Важным обстоятельством нынешней встречи было прибытие королевского советника, ученого мужа и весьма уважаемого в Немедии человека, Астриса Оссарского. Сам король Нимед прислушивался к его мнению.
Уже целую неделю слуги и рабы Хельсингера под присмотром расторопного Гутторма мыли, чистили а скребли комнаты, в которые годами не заглядывали обитатели замка, готовя их к приезду знатных гостей. Во внутреннем дворе замка, где будет проходить прием гостей, расставлялись огромные тяжелые столы. По случаю теплой и ясной погоды Бьергюльф решил устроить пиршество на свежем воздухе, дабы, с одной стороны, дать гостям почувствовать себя менее скованными, чем в каменных стенах замка, а с другой — облегчить перепившим и переевшим необходимость в очищении желудка, ибо если кого и потянет на рвоту, то это можно будет сделать, соблюдая все приличия, просто отойдя на несколько шагов от стола.
Первыми прибыли граф Мозес Шоберский, сопровождаемый рыжеволосой женой и двумя рослыми близнецами, рыжими, как и мать, и чем-то похожими на чуть оперившихся петушков. Далее — барон Майнхельский, один из самых старых нобилей, помнивший еще старого короля, и только Бьергюльф успел поприветствовать его, как с башни закричали, что приближается королевское знамя. Чуть позднее во двор замка въехал пышный кортеж, сопровождавший Астриса Оссарского. Среди них выделялся Ивар, гарцевавший на черном жеребце и явно расстроившийся, не увидев среди встречающих Хайделинду. Ему, как и всем остальным, с постным выражением лица было сообщено, что молодая герцогиня, видимо, переутомилась в дороге, и хотя будет присутствовать на пиру, но к ее словам надо относиться с осторожностью, ибо иногда она слегка заговаривается.
Старец Астрис, выслушав приветствие Бьергюльфа, высказал похвалу изысканности и изяществу речи герцога, чем привел того в состояние, близкое к экстазу, которое этот развратник обычно испытывал только в общении с женщинами. Сопровождаемый Гуттормом, вельможа последовал в приготовленные для него покои, а Бьергюльф вновь поспешил на крыльцо встречать следующего гостя — барона Арнстейна Фронденбергского (не самого знатного, но зато самого богатого человека на севере Немедии, сколотившего свое состояние на торговле рабами с Пограничным Королевством.
— Все хорошеешь? — приветствовал барон Гунхильду, едва спрыгнув с коня. — Повезло тебе, старина, — хлопнул он по плечу Бьергюльфа и вновь оглядел герцогиню с ног до головы, — хороша! Хороша, ничего не скажешь! — причмокнул губами и, махнув рукой, остановил начавшего было приветственную речь герцога: — Оставь эти словесные кружева для других! А где твоя дочь? — спросил он герцогиню. — Говорят, в мать пошла?
Выслушав слова о недомогании Хаделинды, барон заключил:
— Это все ваши монастыри, Нергал им в задницу! Я всегда говорил, что они до добра не доведут. Свежий воздух, здоровая пища и никаких книг — они только сушат мозги! Вот посмотри, — он указал на упитанную, но не лишенную приятности молодую даму, приехавшую вместе с ним, свою новую жену, — ни одной буквы не прочла в своей жизни, а здорова, как…
Он громко расхохотался вслед за герцогом, который в душе придерживался таких же взглядов. Еще раз хлопнув хозяина по плечу, барон Арнстейн двинулся вслед за Гуттормом.
— Давай, старый козел, показывай, где меня поместишь.
— Да мы же с тобой одного возраста, — возразил Гутторм, слегка поморщившись.
— Разве? — вновь оглушительно расхохотался барон. — Я думал, что ты старше меня лет на пятьдесят, а? Но если ошибся, то прости, — веселье так и било из него ключом, даже Бьергюльф посматривал на него с легкой завистью. — Ну а насчет козла тоже не обижайся, все мужики ведь козлы, это точно. — Он вновь засмеялся и его хохот еще долго раздавался в галереях замка.
Гости все прибывали: Грабнер Швехтенский, Штайнер Дорнахский, Мутезир Химмельфарбский и прочие графы, герцоги и бароны со своими женами и чадами толпами челяди и экипажами — скоро двор замка походил на шумный постоялый двор, и слуги едва успевали распрягать и уводить коней в стойла, а Гутторм чуть не стер себе ноги по самые колени, отводя нобилей и их семьи в отведенные покои. Почти беспрерывно гремели барабаны и выли волынки, встречая каждого гостя праздничным маршем.
— Ф-фу! — выдохнул Бьерпольф, приняв последнего гостя, — Совсем запарился я с непривычки… Речи говорить — это не мечом махать. Ну, аргосец, порадовал, постарался на славу. Тебе понравилось? — повернулся он к герцогине.
— Ты был великолепен, — искренне ответила Гунхильда, глядя на мужа влюбленным взглядом.
— Ты так считаешь? — ухмыльнулся герцог. — Значит, я достоин награды. Я думаю, мы можем немного отдохнуть в нашей спальне, до пира еще много времени.
— Откуда у тебя столько сил? — игриво спросила Гунхильда, прижимаясь к его плечу.
— Слышала, что сказал Арнстейн? Здоровый воздух, побольше еды и вина и никаких книг, — захохотал герцог.
