принятым правилам этикета. Хайделинде досталось место как раз напротив матери и герцога, рядом с сестрами Хольгера, Ортрудой и Артриксой, и младшим братом графа Швехтенского, учтивым молодым человеком лет двадцати, служившим в королевской гвардии в Нумалии. Молодая герцогиня огляделась, ища глазами Эрленда, но его нигде не было видно.
Она откинулась на спинку стула и обменялась взглядом с Сюннивой, которая сидела через дюжину человек от нее рядом со своим отцом. Ивар, как королевский оруженосец, занял место гораздо ближе к главе стола и гордо озирался вокруг, напоминая Хайделинде важного павлина. Заметив взгляд девушки, молодой человек приподнялся и отвесил учтивый поклон. Молодая герцогиня только кивнула в ответ и отвела глаза, рассматривая других гостей. Ее чувства были обострены, но сердце билось ровно и спокойно, как будто ничто про. исходящее не беспокоило и не могло взволновать душу Гости постепенно рассаживались, обмениваясь приветствиями со знакомыми. Слуги расторопно разливали по кружкам вино и пиво в зависимости от вкусов гостей. Гул голосов, смех и звук ножек кресел, двигающихся по каменным плитам, шарканье ног десятков слуг смешивались с карканьем ворон, рассевшихся по краям крыши и чуявших возможность поживиться будущими объедками.
Подождав, пока приглашенные займут свои места, Бьергюльф встал. Он поднял кружку, и его зычный голос раскатился над головами присутствующих. Гул стих, все повернулись в сторону хозяина.
— Благородные немедийцы! — повторил герцог, важно оглядев собрание. — Наш повелитель и первый среди знатных представителей народа Немедии, благословенный король Нимед, поручил мне собрать вас здесь, в моем замке, чтобы мы могли поговорить о делах, направленных на благо нашей великой страны!
Он перевел дух и продолжал:
— Под покровительством Владыки Света, Подателя Жизни, Хранителя Горнего Очага, Светлоликого Митры пусть расцветает и становится все более могучей наша великая Немедия! Слава Митре! Слава нашему повелителю благородному Нимеду! Да здравствует Немедия!
Последние слова потонули в дружном стуке кружек о столешницы. Рев сотни глоток, славящих Немедию, короля и Светлоликого продолжался еще некоторое время, потом пир покатился дальше. Столы ломились, уставленные блюдами с различными яствами, кувшинами с лучшими винами и знаменитыми сортами пива. Было где разгуляться натуре настоящего немедийца, любящего крепко выпить и хорошенько закусить.
Хайделинда, прислушиваясь к щебетанию сестричек Хольгера, атаковавших виконта Швехтенского вопросами о жизни в столице, равнодушным взглядом скользила по сотне жующих, пьющих и горланящих гостей. Некоторые вставали со своих мест и подходили к знакомым и друзьям, которых не видели несколько лет. Отовсюду слышались шутки, иногда весьма соленые, от которых Хайделинда почти отвыкла за время своего отсутствия в Хельсингере.
На пиру У короля Нимеда публика была несколько сдержаннее. Здесь же, где собрались провинциальные вельможи дальних окраин королевства, разговоры велись пооткровеннее, да и почтения к столичному люду было поменьше, несмотря на присутствие королевского посланника Астриса Оссарского. Впрочем, ученый муж, беседующий с одним из настоятелей местного храма Митры, казался настолько поглощенным общением со служителем Солнцеликого, что не слышал едких шуток о столичных чиновниках и королевских приближенных, которые отпускал шумный и языкастый Арнстейн Фрондебергский. Большинство северных нобилей не слыли особыми книгочеями и любителями ученостей и вряд ли даже представляли, чем прославился почтенный Астрис.
Всех интересовало совершенно другое. Мужчины обсуждали виды на урожай и, как обычно, жаловались на лень и безделье своих подданных, бахвалились охотничьими трофеями и продвижением по службе своих сыновей. Несколько лет Немедия не вела войн, поэтому они не могли похвастать ратными подвигами, и многие даже ворчали, что их наследники теряют дух настоящих рыцарей. Жены и дочери нобилей обсуждали сидящих напротив жен и дочерей, их одежду и манеры, сплетничали об удачных замужествах и богатых подарках, хвалились своими драгоценностями. В общем, пир как пир. Хайделинда, будучи еще девочкой, видела не одно такое сборище. Она уловила, что кто-то упомянул ее имя, и прислушалась. Точно. Сидящий наискосок барон Фронденбергский обсуждал со стариком Майнхельским постигшую ее болезнь.
«Что это еще за бред? — удивилась про себя молодая герцогиня. — Он говорит, что я не в себе после послушания в Соважоне… Кто ему сказал такую ерунду?»
Она напрягла слух, и поскольку беседа между баронами велась довольно громко, то из долетавших до нее слов поняла, что это мать герцогини сообщила всем о ее недуге.
«Боги! — ахнула девушка. — Какой стыд! Похоже, все думают, что у меня не все в порядке с головой!»
Она на мгновение почувствовала себя так, словно ее голой выставили на посмешище этим жрущим, пьющим и орущим гостям. Хайделинда вспыхнула, опустив голову и исподлобья оглядывая пирующих: Девушку передергивало от мысли, что она может встретиться с чьим-нибудь участливым взглядом, каким нормальный человек обычно смотрит на сумасшедшего.
«Сюннива! — вспыхнуло у нее в мозгу. — Так вот почему она так ласково смотрела на меня! Она уже знала, что меня считают не в себе, и воспользовалась этим…»
Чувство, овладевшее ею утром, и, казалось, исчезнувшее после общения с подругой, вновь напомнило о себе, стеснив грудь. Хайделинде почудилось, что она задыхается. Она откинулась на спинку стула, пытаясь справиться с волнением.
— Хайделинда! — услышала девушка голос, одной из сестер Хольгера. — Мы так давно не виделись с тобой!
Герцогиня повернулась к соседке. Раньше она различала сестер-близнецов, но сейчас, глядя на обращенное к ней румяное, пышущее здоровьем девичье лицо, тщетно пыталась угадать, кто же это: Ортруда или Артрикса. В детстве они были довольно-таки дружны, Ормхаген был ближайшим от Хельсингера замком, и девочки часто гостили в семьях соседей по многу раз в году.
— Не пытайся, не угадаешь, — засмеялась собеседница, почувствовав ее сомнения. — Теперь нас даже брат путает!
— Трикси, — ответила ей Хайделинда, потому что «знала ее по характерной мимике. — Не думай, что в монастыре у меня совсем повредились мозги, как говорит всем моя мать. Она и вам это сказала?
— Ну что ты? — застигнутая врасплох вопросом, смутилась девушка, но Хайделинда по ее испуганным глазам поняла, что угадала.
— Ну и что именно она вам наговорила? — глядя прямо в растерянное лицо, продолжала молодая герцогиня.
— Ну, герцогиня сказала… — пыталась вывернуться Артрикса. — Да, в общем, ничего особенного. Я и забыла уже…
— Поговорим, когда вспомнишь, — зло сказала Хайделинда и отвернулась.
Ее душила ярость. Надо же, даже ближайшие подруги детства верят во всякую чушь, которую распространяет мать, вместо того чтобы поговорить с ней самой.
— Как поживаешь, Хайделинда? — подошел Ивар и склонился, участливо глядя на нее.
«Еще один! — Девушке стоило больших трудов сдержать резкие слова, готовые сорваться с языка. — Этот хлыщ воображает, что имеет какие-то права на меня! Так бы и врезать ему по смазливой роже!»
Эта мысль рассмешила ее, и девушка вдруг почувствовала, что ей глубоко наплевать на то, в каком виде пытаются представить ее родственнички и друзья.
«Друзья! — повторила она про себя. — Были друзья, а теперь…»
Хайделинда повернула голову к почтительно склонившемуся к ее руке разодетому в бархатный камзол и лопающемуся от собственной значимости Ивару:
— Да вот хвораю, знаешь ли, — постаравшись придать голосу меланхолический оттенок, сказала она, — с головой что-то плохо.
Ивар, не ожидавший такого начала, вытаращил глаза и не знал, что ответить. Хайделинда просто физически почувствовала, как тяжело найти выход из неловкой ситуации этому самодовольному хлыщу, не привыкшему особенно работать головой.
— Ты бы поговорил с кем-нибудь из нормальных девушек, — издевательски продолжала герцогиня, —
