И напрасно.
Это его чуть не погубило.
Если бы он хотя бы понаслышке знал о полковнике милиции Иване Кузьмиче Привалове»; гордости МУРа 50-х гг. – 60-х гг. сыскаре Федоре Коршунове, он бы поостерегся делать какие-либо выводы.
Многие широко известные, в узком криминальном кругу воровские авторитеты минувших лет, такие, как Костя Жиган, Мишка-Рубль или Гиви.
Хванчкара знали, что если на лице Федора Фомича написано вот такое выражение, как сейчас, то ли удивления, о ли растерянности, то лучше сразу протянуть руки крест накрест для беспрекословного надевания наручников и начать давать признательные показания.
Потому, что если у Федора Фомича такое выражение лица, значит он нашкандыбал уже множество доказательств твоей вины и признание твое он все равно получит, дело времени. А если поспешишь, много здоровья сэкономишь.
И ещё одно, – юноша, конечно же, не знал, что на вопросы Федора Фомича нужно давать без раздумий быстрые и четкие ответы.
– Вор? – удивленно спросил Коршунов.
Юноша промолчал.
Он думал.
У него были два варианта. Он мог навскидку выстрелить из пистолета «Рэйвен»/ П-25, из нержавейки, небольшой, удобный при стрельбе на короткое расстояние, затвор свободный, калибр 6, 35, внешне»напоминает «бэби-браунинг», но без рамочного предохранителя, щечки рукоятки сделаны из слоновой кости, глушитель сравнительно короткий, но эффективный/, что давало на таком расстоянии 100% вероятность и попадания, и поражения противника.
Он мог попытаться нанести болевой, шокирующий удар в пах, после чего, на неизбежно склоненную перед ним шею старика, накинуть «струнку»-удавку, выброшенную в мгновение ока из «секретки» в «командирских» часах.
Я мог прыснуть старику в широкие ноздри красного носа дозу отравляющего вещества из баллончика, причем смерть от инфаркта гарантировалась в течение пяти секунд. И никаких следов.
Доля секунды ушла на выбор варианта.
Отравляющее вещество было предпочтительнее, так как уводило следствие далеко в сторону.
Если бы не одно обстоятельство.
Одно обстоятельство в данную минуту лежало без движения под окнами первого этажа и ждало своего часа. Другое, залитое кровью, бросалось в глаза уже здесь, в комнате.
Учитывая, что развитие событий как бы начинает аккуратно вписываться в задуманную им ещё на платформе композицию, юноша выбрал выстрел как средство решения проблемы.
Хотя «Рэйвена» было жаль. У него не было следков. Да и привык он к нему. Вот странно, ни разу не воспользовался за пять лет, ушедших на ограбление квартир коллекционеров в России, других странах, ранее входивших в СССР, в Европе и Америке, этим стволом, а верил в него. Он даже не смог бы уверенно доказать, что пистолет не подведет его в трудную минуту. Хотя, конечно, пристреливал его, но тренировка и акция – это две большие разницы. И люди, и оружие ведут себя в «мирное» и в «военное» время совершенно по-разному. В слоившейся ситуации, в интересах дела надо было пожертвовать красавчиком – «рэйвеном».
Выстрела никто не услышит.
Он сейчас выстрелит, убьет (с такого расстояния промахнуться невозможно) ещё одного старика, так не во-время решившего помочиться, втащит в квартиру труп юноши, и оставит три трупа следствию, – пусть криминалисты ломают голову, что здесь произошло, и как это юноша в белой рубашке и, черных слаксах, на которого вскоре дадут ориентировку московские менты, сумел, будучи уже задушенным стальной удавкой, на которой будут «пальчи – ки» одного из стариков выстрелить в первого старика и убить его, после чего, оставив уже свои «пальчики» на блестящей поверхности щечек из слоновой кости и никелированном курке убить и второго «деда» и дать дуба в метре-полутора от трупа.
Им за это «бабки» платят (хотя и смешные, но-святое дело – зарплата). Вот пусть и разбираются. А ему надо уродов из рам вырезать и брюлики из сейфа взять.
«Смерть укрылась за „Б-6“
Воскресенье 16 августа 1998г. Утро, 10 часов 04 минуты.
Собственно, такая точность нам не нужна. Мы могли бы заглянуть в квартиры наших героинь и в более ранее время, и чуть позже. Ничего бы не изменилось. Потому что режим у всех примерно одинаковый.
Поскольку основная работа в стационаре приходится на поздние часы. Как правило, это введение внутривенно или внутримышечно пациентам прописанных им лекарств прямо в палатах (а поскольку это одиночные палаты, люди там лежат солидные, на коммерческой основе и можно, не боясь побеспокоить соседей, заглянуть с полным шприцем часов в десять вечера), то и надо девушкам отоспаться, – работа у них нервная.
Наташа в 10. 04 спала в большой постели одна, совершенно голая и, если учесть, что стоял август, а комната была хорошо прогрета электрокамином, было не так уж и странно.
Наташа вообще была девушка сосредоточенная, склонная к одиночеству. При её прекрасной внешности, точеной фигурке, среднем медицинском образовании и высшем инязовском, – найти жениха, или на худой конец, любовника, не представило бы труда.
Но Наташа была мизантроп.
То есть она не любила людей как мужского, так и женского пола. Так что ваши бестактные вопросы относительно склонности к лесбийской любви оставим на вашей совести. Не было этого. Но природа брала свое. И Наташа, измучив себя до изнеможения вчера вечером в ванной долгой и не приносящей
