удовлетворения мастурбацией сейчас, спала, как убитая.
Как убитая лежала в своей больничной койке и глава международного куриного холдинга (выращивание бройлеров, яйце фабрика, переработка мяса в консервы и т. д.) Инга Филипповна Иртышева после того, как медсестра ввела ей в задницу несколько кубиков витамина «Б-6».
Собственно, Иртышева была, если уж быть точными, не как убитая: она убитая и была. Потому что Наташа ввела ей не «Б-6», а совсем другой препарат, полученный в лаборатории Игуаны. На Игуану работала и бригада «Скорой помощи». У них даже своя машина была. Но на ней они ездили днем. А по вечерам все члены бригады разъезжались на скромных «Жигулях» в сопровождении двух пехотинцев по крупнейшим клиникам. Проходили в здание либо под видом родственников пациентов, либо использовали профессиональные знания и белые халаты, например – «Мы из второй хирургии, Артем Петрович просил проведать его больную»…
Хотя, чаще всего охрана вовсе ничего не спрашивала. И девочки деловито шагали длинными коридорами, поднимались в нужном корпусе на нужный этаж, проходя мимо сестринской вахты, где их сверстницы рассовывали по пластмассовым коробочкам таблетки для больных, небрежно им кивали, и – в нужную палату.
Тяжело больным, а также больным, положенным в клинику на коммерческой основе, чего только ни кололи, кто их только не навещал.
Красиво жить не запретишь. И процедурные, дежурные сестры не жались. Если после врачебного обхода сестра из другого отделения (а может и доктор, кто их разберет, все молодые да ладные) и сделает назначенный и уже, должно быть, оплаченный «слева» укол, хуже-то не будет…
Хуже становилось к утру. И больные умирали от инфаркта, такого неожиданного и обширного, что спасти уже не удавалось. А поскольку даже совершено здоровые, косящие от своих контрагентов и кинутых ими лохов коммерсантки лежали, как ни крути, хоть и с хорошими анализами, а в кардиологических отделениях, то и расследования ничего не давали.
Уголовное дело не было возбуждено ни разу. А зачем? Вердикт был безукоризненно безапелляционен. Инфаркт, тут и думать нечего.
Наташа спала крепко…
Она стала спать без кошмаров только когда кончилось её детство… Отец почти все выходные проводил вне дома. О том, что у него есть любовница, Наташа узнала очень рано, ей и 5-ти лет не было. Ее страшно потрясло, когда во время отъезда матери на курорт она проснулась ночью, ей стало страшно, она пошла искать отца, зашла к нему в спальню и увидела, что на постели папа обнимается с кем-то. Но мама-то была на курорте! Она закричала от страха. Отец включил свет. И стало видно, с кем папа обнимался, – тетя с большими тугими грудями ей совершенно не понравилась.
После того случая она часто просыпалась по ночам и плакала. Ей было страшно и одиноко.
На мать тоже надежда была слабая. У неё своих забот хватало. О том, что мать часто меняет любовников, Наташа узнала классе во втором, когда папа телефонизировал всю квартиру. Теперь в каждой комнате и на кухне стояли не только телевизоры, но и СВОИ телефонные аппараты. Поэтому она могла снять трубку в своей комнате и слушать, о чем мать говорит со своим очередным любовником.
Тогда Наташа и решила, что у неё не будет ни мужа – обманщика, ни противных любовников-чичисбеев, вечно клянчивших деньги.
Она так и осталась одна. Наташа была девственницей.
В 18 лет добилась раздела имущества и размена квартиры. У них была роскошная на «1905 года» пяти- комнатная. А стала у неё однокомнатная на Пирогова в старом сталинском доме. Правда, кухня большая.
Но ей хватало. Вот и денег стало много, могла бы квартиру побольше прикупить. Закон дозволяет. А ей и не надо.
Снилось же Наташе вот что.
Ей четыре года. Она себя с четырех лет хорошо помнила. Они втроем – папа, мама и она где-то, то ли на – пикнике у реки Истры, то ли недалеко от их большой кирпичной дачи в селе Старбеево возле Химок, вышли от дома – двадцать метров – и канал, расстелили скатерть разложили еду, и хохочут. О чем хохочут? Ей казалось, что она помнила. Она ещё плохо ходит. А тут местность пересеченная. Вот и пошла Наташка на кривоватых ножках (стройненькими ножки у неё стали годам к 7) по траве, запнулась обо что-то и упала, прямо на скатерть, где еда разложена. Но удачно, так, – ничего особо не помяла, но личиком уткнулась в большую хрустальную вареньицу. До сих пор на губах чуть кисленький вкус варенья из крыжовника. Родители хохочут, глядя на замазанное вареньем личико дочери. Да и Наташке плакать совсем не хочется, хотя коленку она чуть-чуть ушибла о блюдо с редиской и луком. Но увидела, что мать с отцом смеются, и сама смехом залилась, слизывая варенье с губ…
Разбудил её сотовый.
Просыпаться очень не хотелось.
Это была Васса. Их старшая.
Наталья, соня, пора вставать. У нас сегодня могут быть вызова. Поняла?
Наташа передернулась голым плечиком, терпеть она не могла, когда неправильно по-русски говорили. Не вызова, а вызовы…
Поняла, – стараясь говорить без раздражения ответила она.
Вызова серьезные. На нас и зачистка, и сбор урожая, так что работаем все четверо. Подгребай на уголок, мы тебя захватим через 40 минут. Успеешь?
Постараюсь.
Старайся, старайся, сержантом станешь, – хохотнула Васса.
Васса отбросила трубку сотового телефона на диван. Обе руки её скользнули к щиколоткам мужчины, лежавшего рядом, и стали медленно подниматься вверх. Когда теплые, слегка увлаженные дорогим французским вечерним кремом ладони добрались до нужного места, они не нашли там той радостной встречи, на которую рассчитывали.