«Этот вышеназванный Альбрехт Дюрер старший провел свою жизнь в великом старании и тяжком труде и не имел иного пропитания, чем то, которое он добывал своими руками себе, своей жене и детям. Поэтому он имел немногое. Испытал он также немало огорчений, столкновений и неприятностей». Можно сказать с уверенностью, что он вел жизнь честного христианина, был терпеливым, добрым и благожелательным человеком. Будучи далек от общества и мирских радостей, он был в меру религиозен. Отец положил немало труда на воспитание детей и весьма в этом преуспел. Во всяком случае, Альбрехт Дюрер-младший был усидчив и прилежен в ученье. После школы, когда он выучился читать и писать, его стали обучать ремеслу золотых дел мастера. Когда же он овладел должными навыками, у него возник больший интерес к живописи, нежели к золотых дел мастерству. Далее Дюрер пишет: «Я сказал об этом моему отцу, но он был совсем не доволен, так как ему было жаль потерянного времени, которое я потратил на обучение золотых дел мастерству. Все же он уступил мне…»[352] В этом отрывке документально воспроизведены лишь некоторые стороны обучения и воспитания немецкого юношества в эпоху Реформации.
Широкое дарование художника, отличавшее его впоследствии (гравер, живописец, теоретик фортификации, знавший латынь, изучавший математику и естественные науки, писавший стихи) дает право считать его своего рода Леонардо да Винчи Германии, столь многогранен был его талант и многообразно творчество. Вполне закономерна и обоснована его поездка в Венецию и Болонью, эти своеобразные «живописные академии» Европы.
Путь к книге и рисунку А. Дюрер нашел во многом благодаря своему крестному отцу – А. Кобергеру. Тот владел крупной типографией и сумел заинтересовывать юношу интересной и увлекательной работой. Он же побуждал его упорно учиться. Все свое свободное время Дюрер отдавал рисунку – портретам и пейзажам. Вскоре ему предоставилась увлекательная возможность путешествия по Европе. Он посещает Нидерланды, Испанию, Германию, Италию. Являясь родиной науки и искусства, Италия произвела на Дюрера неизгладимое впечатление. Хотя, разумеется, можно согласиться и с немецким писателем Л. Тиком (1773– 1853), восклицавшим в неоконченном романе «Странствия Франца Штернбальда» устами своего героя: «Взгляните на вашего Альбрехта Дюрера; разве не стал он самим собою, помимо всякой Италии (в Германии), ибо короткое пребывание в Венеции нечего брать в расчет…» [353]
После путешествия Дюрер еще более укрепился в своем намерении стать художником и гравером. В этих устремлениях его поддержал друг – гуманист В. Пиркгеймер, чей дом считался своеобразной местной академией. В ту пору в Германии почти все дороги искусств, ремесел, просвещения вели в Нюрнберг. Вспомним, что здесь жили и творили: изобретатель карманных часов Петер Хенлейн, поэт и мейстерзингер Ганс Сакс и др. Одним словом, то были немецкие Афины своего времени. Ульрих фон Гуттен, один из идеологов Просвещения, в письме к Пиркгеймеру называл сей град «первым из всех городов Германии, который наполнился наилучшими дарованиями и на протяжении многих лет изобилует ими, в отношении же исключительного богатства различными искусствами долгое время был единственным»… Здесь в дальнейшем и предстояло Дюреру совершенствовать свое мастерство.
После возвращения из Италии Дюрер приступил к работе над гравюрами по дереву, уделяя пристальное внимание человеческим страстям (ненависть, зависть, грехопадение, раскаяние). В 1500 г. он создал и свой удивительный автопортрет, в общих чертах чем-то напоминающий образ Христа. Можно утверждать, что это именно тот случай, когда великий художник отошел от буквальной детализации и копирования и возвысился до обобщающей духовной сути образа. В нем мы видим Дюрера, словно озаренного неким внутренним светом. Перед зрителем предстал провидец, учитель, боец за правое дело, всевидящий пророк. Вероятно, он внял словам философа Н. Кузанского, считавшего величайшим благом подражание Христу и следование его великим и благородным заповедям. В работах немецкого художника часто присутствует он сам: то в облике Христа («Автопортрет»), то в облике блудного сына («Возвращение блудного сына»). Веруя в могущество науки и знания, он старался защищать их. Поэтому ему близки такие образы как дочь императора Александрии Екатерина, что согласно легенде в ходе диспута превзошла в учености 50 самых знаменитых философов, посланных римским императором (за это предана мучительной смерти).
В сюжетах художников тех лет вообще часто встречаются темы смерти и страдания. Так, иллюстрации к Виттенбергской библии XVI в. заполнены сценами убийств, казней, войн и пыток. Все объяснялось довольно просто: выбор сюжета художниками был созвучен тому, что происходило вокруг, в окружающем их мире. Поэтому и гравюры Дюрера не являлись исключением. Его картина «Мучения десяти тысяч христиан», к примеру, демонстрирует, как римляне подвергают пыткам и казням епископа Агатия и христиан. Римляне сбрасывают их со скал, распинают, всюду – отрубленные головы. Во время Великой Крестьянской войны в Германии (1524–1526 годы), симпатии художника были на стороне восставших… Дюрер оказался вполне достоин своей высочайшей миссии творца. Он – единственный из тогдашних художников-интеллектуалов, кто сожалел об их разгроме и сочувствовал мукам казненных. В этом решающее отличие «богемы», готовой при всяком удобном случае оплевать, оскорбить, а то и казнить народ (мужланов), от великих художников и поэтов, старающихся защитить эксплуатируемых от своры тиранов и их прихвостней. Кто же иначе защитит народ от власти, действующей contra jus et fas (против права человеческого и божеского)?!
В своих работах он напоминает мне мага и психолога, проникающего в самые глубины человеческой натуры (часто в её бесовской части). Перед нами предстают люди, охваченные страстями и пороками, палачи и жертвы. Профессор истории искусств В. Любке пытался понять, почему Дюрер окружил себя фантасмагорической толпой персонажей его отечества, а отнюдь не «прекрасными, благородными и культурными представителями южной расы». Это не кажется странным. Напротив. Было бы неестественным и недостойным великого художника, если бы он, вдруг, стал искать типажи где-то ещё, а не на родине. Понятно и то, почему его «святые» – обычные граждане Нюрнберга его времени. Будь иначе, он мог бы и не остаться навечно в памяти своего народа. Ведь, и сам Любке признает: «Дюрер действительно является любовью и гордостью немецкого народа», воплощая «все его достоинства и добродетели», хотя и несет в себе при этом многие «слабости и ошибки этого же народа».[354]
А. Дюрер. Мучение святого Иоанна. Гравюра на дереве. 1498.
В жизни народов особое место принадлежит пророкам…Не поэтому ли последним крупным произведением Дюрера стала картина, получившая название «Четыре апостола» (1526). Написанная на двух досках, она изображает трех апостолов (Иоанна, Петра, Павла) и одного евангелиста (Марка). Это удивительная картина, потрясающая человечностью и глубиной замысла. Перед нами люди, полные достоинства и веры в свои силы, хотя и различные по темпераменту (вероятно отттого картину называли еще «Четыре темперамента»). Как кому, а мне она показалась своеобразной аллегорией, с которой Дюрер решает обратиться ко всем будущим пророкам – учителям человечества. Что же он хотел сказать нам, изображая апостола Иоанна – сангвиником, погруженным в чтение мудрой книги, Петра – флегматиком, держащим в руках ключ от небесных врат, Павла – меланхоликом, с мечом и томом в руках, бросающим на зрителя недоверчивый и косой взгляд, Марка – холериком с неким свитком, похожим на свод законов?! Мне кажется, что он словно завещает тем пророкам, которым будет суждено вести человечество в пределы новых тысячелетий: «Будьте мудрыми и образованными, ясными в мыслях и помыслах своих, подобно Иоанну; те же, кто обладает ключами власти, держитесь с подобающим вашему сану и положению достоинством и благородством, подобно апостолу Петру; избранные стоять на страже законов и правосудия, твердо следуйте духу и букве законов, подобно гневному Марку; тем же, кто говорит с врагами родины, следует обратить против них два орудия, с помощью которых можно просветить и образумить – мудрые книги и меч в руках у Павла, пристально всматривающегося в лица и раздумывающего, с чем же ему обратиться к тем или иным слоям или странам!»
Дюрер работал целых 20 лет над темой апостолов и порядка 10 лет над соответствующей композицией. Эти образы – его завещание. Знаменательно то, что хотя тематика досок сугубо религиозная, отданы они
