отображен и в пьесах М. Горького, который тоже был выходцем из этой среды, более того, был не только сыном предпринимателя, но и внуком пусть мелкого, но фабриканта. Он, так же как и А. П. Чехов, надолго сохранил неприязнь к родному сословию. Если в «Вассе Железновой», «Деле Артамоновых» М. Горький, выступая с «четких классовых позиций», как идеолог пролетариата, создает образы купцов и предпринимателей с явным презрением и недоброжелательностью, то в ранней своей крупной вещи – «Фоме Гордееве» – он представляет читателю «нетипичного купца», вступающего в борьбу со своей средой, своим сословием, обличающего их пороки. Старшие представители купечества показаны в «Фоме Гордееве» хищниками, самодурами, преступниками. Отец Фомы – Игнат Гордеев – живет исключительно ради денег, его друг – Яков Маякин – символизирует купечество, которое рвется к политической власти, третий из этой когорты – Алании Щуров – ненавидит новшества, ратует за старину, выступая против машин, для него деньги и власть – единственные ценности. Как будто не представители этого сословия, купцы и предприниматели, создавали промышленность России, выступая как истинные патриоты Отечества. Однако вот что удивительно: как бы ни был настроен против них писатель, какие бы отрицательные образы ни стремился создать, его реализм берет свое. И вряд ли может вызвать неприязнь читателя такая, например, реплика Якова Маякина: «Нам дело дорого ради самого дела, ради любви нашей к устройству жизни… Мы жизнь строим». Конечно, среди российских предпринимателей были разные люди – талантливые и бездарные (но они быстро разорялись), глупые и умные (но глупые опять же не выдерживали конкуренции), были купцы и мануфактурщики, проявлявшие интерес к наукам и искусствам и широко занимавшиеся благотворительностью. Были такие, что интересовались лишь своим делом, но ради него выписывали новую технику, специалистов из-за рубежа, обучали и своих мастеров и рабочих, – конечно же, не только ради личной прибыли, но и в интересах Отечества. И они занимались благотворительностью, строили воскресные школы, больницы, богадельни. И то, что Россия к десятым годам XX столетия стала державой сильной, превратилась (или почти превратилась) из страны сугубо аграрной в промышленно развитую, то, что в России – во многом благодаря благотворительности процветающего третьего сословия – развивались и науки, и искусства, факт, который не могут опровергнуть все талантливо написанные российскими бытописателями, прозаиками и драматургами образы жадных, невежественных, зацикленных на прибыль купцов, жестоких, жилы тянущих из рабочих промышленников. Именно благодаря представителям третьего сословия процесс превращения ряда крупных городов России в промышленные центры пошел быстро, усилился после реформы 1861 г., давшей и увеличение за счет наиболее предприимчивых бывших крепостных промышленников, и рост за счет бывших крепостных фабричных рабочих. В начале XX в. российские фабрики славились высокой технической оснащенностью и производительностью труда, не уступающей западным образцам, – пишет в книге «Старая Москва» представитель знаменитого рода купцов и фабрикантов С. Бахрушин. Причем, как подчеркивает П. Бурыщкин в своей «Москве купеческой», не только оснащенность техническая была на высоте, но и социальная защищенность промышленных рабочих была не ниже, а порою и выше среднеевропейских показателей – улучшались их жилищные условия, совершенствовалась система здравоохранения и т. д. Последние десять лет XIX в. и первые годы XX в. характеризовались не только чрезвычайным ростом промышленности России, но и гуманизацией промышленной революции, повышением технического, образовательного и социального уровня пролетариата. Ряд отраслей развивался с необычайной быстротой. Появлялись новые виды индустрии. Большого расцвета достигли горнозаводская, железоделательная, сахарная, текстильная промышленность. Росту промышленности способствовали как природные богатства России, ряд мероприятий правительства во время управления российскими финансами С. Ю. Витте (например, реформа в области денежного обращения, покровительственная таможенная политика и т. д.), так и талант и предприимчивость российских промышленников.
«Мы жизнь строим…» – говорил «отрицательный герой» горьковской пьесы. И они действительно не только строили российскую промышленность, но и жизнь России обустраивали. «На все вопросы «хозяева» обычно смотрели, конечно, прежде всего с точки зрения интересов своего дела, но вместе с тем, не будучи ни перед кем ответственны, могли гораздо легче и шире идти навстречу таким мероприятиям, которые не были финансово выгодны, как, например, в области оборудования фабричных больниц или школ», – отмечает в «Москве купеческой» П. Бурышкин. И Бобырыкин, и князь Мещерский в своих очерках, и Вл. И. Немирович-Данченко в книге «Из прошлого Москвы» отмечают, кто с уважением, а кто и просто с интересом, рост социального самосознания российских предпринимателей, ощутивших к началу XX в. свою ответственность не только за полученную в наследство фабрику или торговое дело, но – за все Отечество. Хорошо показано это и в очерках князя Мещерского, и в книге П. А. Берлина «Русская буржуазия в старое и новое время» (М., 1922), и в заметках С. Агавы в «Отечественных записках» (1880). П. Бурышкин приводит в своей книге такое высказывание князя Мещерского: «За этим купцом иногда целый мир разнородных потребностей и вопиющих нужд народных и государственных, во имя которых он стал говорить, не стесняясь, ибо чувствует свою силу в этом уполномочии и в этой солидарности своих интересов с интересом народным». Тот же Бурышкин, истинный певец своего сословия, приводит замечательный аргумент в пользу гражданственности и патриотизма российского предпринимателя – его православие. Да-да, православие отличало российских купцов и промышленников от «братьев по классу» из других стран. «На свою деятельность (они) смотрели не только или не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось и в том, что именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели, как на выполнение какого-то свыше назначенного долга».
Портрет художника в интерьере его картин
ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ СУРИКОВ
Василий Иванович Суриков родился в сибирском городе Красноярске 12 января 1848 г. в казачьей семье. В его картинах, пронизанных редким по красоте национальным колоритом, есть то истинное знание быта и понимание истории, которое невозможно приобрести одним изучением. Нужна соответствующая биография. Невозможно понять творчество Сурикова вне России, даже вне Сибири. Это был человек и художник, замечательно сохранявший всю жизнь свою русскость и свою кровную связь с малой родиной.
И мать, и отец В. Сурикова происходили из старинных казачьих семей: и Суриковы и Торгошины, предки по матери, упоминаются в исторических источниках сибирских аж в XVII в. Суриков гордился своим природным казачеством.
У него была прекрасная основа – и генетическая, предполагавшая целеустремленность, силу, темперамент, упорство, и созданная воспитанием: отец прекрасно играл на гитаре, считался лучшим певцом Красноярска, мать была известной вышивальщицей. И еще ему повезло, что основой для его творчества послужила Сибирь – с ее огромными пространствами, размахом, суровостью нравов, удалью народных игр, казачьим воинским куражем, красотой женских лиц, величественной природой. Сибирь определила и жанровое направление, и направление колористических поисков, и высокое и глубокое дыхание его наполненных воздухом полотен. Уже потом будут Академия художеств, замечательные учителя, среди которых был и выдающийся педагог П. П. Чистяков, и увлечение французскими импрессионистами и строгими колористами Испании. Но ни художественную манеру Сурикова, ни его уникальный колорит не понять, рассматривая его картины вне контекста его биографии и его менталитета человека истинно русского и православного.
Конечно, ему везло. Однако чтобы стать великим, одного везения мало. Необходимо не просто оказаться в нужное время в нужном месте, но и быть готовым «поймать свой шанс». Ему повезло со своим первым учителем – преподавателем рисования Красноярского уездного училища Н. В. Гребневым. Ему повезло, что его рисунки заметил губернатор П. Н. Замятнин (Суриков потом отплатит ему, создав прекрасный портрет красноярского губернатора), ходатайствовавший перед Советом Академии художеств о зачислении его учеником. Ему повезло с меценатом: золотопромышленник П. И. Кузнецов, любитель искусства и коллекционер, узнав, что талантливого земляка готовы зачислить в Академию, но без стипендии, взял на себя расходы по содержанию молодого художника. Ему повезло с женой – он женился в 1878 г. на Елизавете Августовне Шарэ, внучке декабриста П. Н. Свистунова, подарившей ему недолгую (она умерла в 1888 г.), но гармоничную и счастливую жизнь.
Суриков рано понял, что кроме везении в жизни необходим постоянный и самоотверженный труд.
