Однако он толчок дал к «новаторству». А там уж и остановиться трудно. Вот, например, Петр I дал дорогу многим незнатным людям, ставя на первое место не породу, а способности. Он впервые в таком масштабе привлекал к государевой службе, да и вообще – приглашал в Россию, создавал благоприятные условия для иностранцев. Не все были семи пядей во лбу, далеко не все превосходили талантами россиян, но каждый нес свой индивидуальный опыт и опыт своей страны. В конечном итоге выиграли наука, промышленность, культура и искусство.
Была, как говорится, петровская команда: «дорогу всему новому».
И пошло… Появились новый календарь и алфавит. На протяжении века менялась одежда и прежде всего одежда высших слоев общества, но и простолюдинов тоже. Новый тип жилища влиял на появление новой утвари. Народная смекалка и инициатива, разбуженные неугомонным Петром, сочетаясь с наработками заграничными, принесенными на русскую почву «иностранными специалистами», породили изменения в промыслах и ремеслах, произвели изменения в промышленности и сельском хозяйстве за один век большие, чем за два прошедших. А коли без отвращения стали смотреть на опыт стран-соседей, то и армия, флот стали меняться. Уже не один корабль, а целый флот у России. Уже не потешные полки Петровы, а регулярная армия европейского образца, да с русской смелостью и удалью… Уже не отдельные мануфактуры, разбросанные по стране словно по какому-то непродуманному сценарию, четкая система заводов, привязанных к месторождениям полезных ископаемых, к водным, транспортным путям.
Мы вынуждены в наших очерках руководствоваться формальными принципами, стремясь дать представление об эпохе в рамках века, но, конечно же, петровская эпоха началась раньше – еще в XVII в.
С одной стороны, Петр I начал править в 1689 г., и его первые реформы пришлись на 90-е годы века XVII…, а с другой – гибель императора Павла I, незадачливого зачинателя ряда реформ, в дворцовом перевороте 1801 г. – это и логическое окончание века XVIII, начавшегося реформами Петра, но и не просто смерть главы рода, правившего затем в России до 1917-го.
1801 год по сути – конец XVIII в., по форме – первый год века XIX, а в контексте предшествовавших и последующих исторических событий – логическая или алогичная точка в череде исторических фактов.
В то же время XVIII век легко поддается периодизации. Петр I умирает в 1725 г., завершая первую четверть столетия и соответственно период своих реформ. Правда, следующая четверть века разбивается на две части, включающие в себя пятнадцать лет дворцовых переворотов и исторических невнятиц при Екатерине I и Петре II, исторических анекдотов и авантюр времен Анны Иоанновны и несчастного младенца Иоанна Антоновича. А вот середина века выглядит представительно и по годам – почти двадцать лет правления императрицы Елизаветы Петровны, – и по свершениям, и внешне, ибо именно эта середина века определила лицо столетия, названного эпохой русского Просвещения.
В народе говорят – запоминается последняя фраза. А вот в истории не так все просто – здесь наиболее запомнилась середина века. И именно по ней ностальгировало русское дворянство еще несколько десятилетий. И выражения: «елизаветинский вельможа», «елизаветинские времена», «нравы двора Елизаветы Петровны» – штрих к портрету эпохи.
Впрочем, если Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна ничем хорошим не запомнились, а петровские реформы как-то забылись, потускнели в общественном мнении эпохи, то вот воздействие на век Елизаветы Петровны и Екатерины II придется по справедливости поделить поровну.
С 1762 г., почти всю вторую половину века, Россией правит эта незаурядная немочка, преданная интересам России более многих русских. А вот к личности Павла I, правившего нашим Отечеством последние годы века, отношение по-прежнему противоречивое. Впрочем, к личности этого странного, глубоко несчастного человека, мечтавшего о благоденствии страны, о рыцарском духе русского дворянства, о единении дворянства Европы, исключавшем войны, историки по-прежнему обращаются редко. Может быть, потому он мало и запомнился, что пишут историю гуманитарии, а Павел I о духовной жизни России не успел порадеть, он больше интересовался вопросами международного положения, реформами армии и искоренением казнокрадства и продвижением на государственные должности умных и преданных делу людей вне зависимости от происхождения и протекции…
А в нашем Отечестве не то, что век прошедший, – год принято оценивать, пусть неофициально, в общественном мнении – тем, что принес этот отрезок времени отечественной культуре. У нас часто удивляются – как это так вышло, что год (десятилетие, век) был тяжкий, вздыбленный войнами, измученный неурожаями, голодом, бездарными реформами, мздоимством и воровством, глупостями, творимыми на самом верху, а вот ум народный, талант его не оскудел, и был полон год (десятилетие, век) выдающихся достижений в области образования, культуры, искусства.
Не будем даже пытаться в столь коротком предисловии объяснить этот исторический феномен. Примем как данность. Как одну из особенностей загадочной русской души.
И вот тут, оценивая век XVIII, у историографа сердце поет: как много замечательного и прекрасного дало это столетие нашей культуре.
Это и построение на берегах Невы исключительной по красоте и архитектурной гармонии каменной столицы. Но и после смерти Петра I, радевшего о науках и просвещении, линия эта не прервалась. В 1724 г. основана Академия наук, в 1755 – Московский университет, в 1757 – Академия художеств. В 1774 г. основано Высшее горное училище в Петербурге, сыгравшее большую роль в дальнейшем развитии промышленности.
И государыни как будто просвещенные – Елизавета Петровна благосклонна к наукам и искусствам, а Екатерина II и сама не чурается интеллигентских занятий: пишет стихи и драмы, обменивается мнениями о смысле жизни и о задачах просвещенного правителя с выдающимися французскими просветителями – Вольтером и Дидро…
Парадоксален XVIII век. При самых просвещенных правителях, любителях наук и искусств происходят в отечестве нашем вещи безобразные: в 1731 г. запрещено крепостным брать откуп и подряды, в 1736 г. закрепощаются рабочие мануфактур, в 1760 г. помещики получают право ссылать крепостных в Сибирь, в 1768 г. вводится право помещиков отправлять крепостных на каторжные работы, в 1767 г. крепостным крестьянам запрещается жаловаться на своих помещиков…
Эту особенность заметил А. С. Пушкин, удивившись разрыву между причиной и следствием. Эту особенность XVIII в. заметил и наш современник – замечательный философ и историк Натан Эйдельман, тоже удивился, написал о столетии точно, определив суть окрасивших век реформ: реформы были красивы и элегантны, да строя, существовавшего тогда, не затрагивали, касаясь преимущественно техники, культуры, быта… А это вело к дисгармонии новых, прежде всего петровских, идей, зачастую заимствуемых на Западе, с российским полунатуральным хозяйством и крепостным правом. С Петра стало бы и крепостное право отменить, человек он был решительный. Но в XVIII в. – и при Петре, и позднее – это было по определению невозможно. По первому-то впечатлению – и нужды в том нет. Сельское хозяйство удовлетворяет своей производительностью помещиков, крепостные мануфактуры удовлетворяют пока что государство производительностью труда, давая нужное количество и качество по тканям, металлам, оружию…
Вот и выходило наружу противоречие XVIII в. – между просвещенным дворянством и недовольным сложившейся ситуацией «рабским» народом. Бунт был неизбежен. Раскол между европейским Петербургом и традиционной российской глубинкой, между господами и холопами.
Бунты и их подавление, высочайшие достижения человеческого духа и унылое унижение человеческого достоинства крепостниками, невежество и открытия в области науки, религиозность и греховность – все уживалось в этом веке. Как, впрочем, и в предыдущем, и в последующем.
Век вроде бы обычный в нашей истории. Но недаром его называют «веком приращивания России», «эпохой просвещения». «Столетье безумно и мудро», – писал о нем в конце века А. Н. Радищев. Простим безумства, порадуемся мудрости, поймем противоречия.
Обычное и необычное столетие… В нем были блестящие победы русского оружия на суше и на море, и достижения нарождающейся промышленности на Урале, в Петрозаводске… Были и жестокости правящего класса в отношении крепостных, и жестокости крепостных и беглых холопов, казнивших «господ» и сжигавших древние русские города, словно вороги… Была вызывающая улыбку, иронию ностальгическая тоска по галантному, очаровательному веку с елизаветинскими осанистыми вельможами, прелестными екатерининскими дамами… Однако были и безумства Петра I, и «ледяной дом» Анны Иоанновны. Были свои
