Михайлу по лесу разыскивать. Страшный такой был, злой — да только от крестного-то знамения весь ослабел, стал сам себя зубами грызть. А Колокир тогда у меня в гостях сидел, мед пил. Вышел, посмотрел на ентого оборотеня — и говорит: вот, мол, подходящая шкура… Переоделся, ровно скоморох, — да вместо настоящего Вредня сам в починок побег. «Почто, говорит, мне Михайлу разыскивать, когда Свищ со Скарашем для меня его сами найдут». Такие дела.

— Гей, скоро вы там?! — закричала с телеги Бустя. Посух встрепенулся, побежал — вскарабкавшись по колесу, тяжело залез на сено и залег там, среди медведей. Данька взгромоздился на Волчика, медленно пустил его позади возка. Когда, выехав на тропинку, процессия поравнялась с медным мерином Руты, рыжая сестрица, казалось, ничуть не удивилась — кратко расхохоталась, подлетела на коне к телеге — знакомиться с медведями. Через минуту она уже, свесившись в седле, трепала разомлевшего Потапа за ухом, хихикала и весело бранилась с Посухом. Еще через полчаса вся компания затянула какую-то общеизвестную и, видимо, популярную в этих краях дорожную песню — достаточно заунывную для того, чтобы могли подпевать медведи.

«Просто цирк какой-то. Передвижной балаганчик», — подумал Данька, отпуская поводья.

XIX

— Кто здесь и почто пришел? — Плоское лицо рябой хозяйки постоялого двора, просунувшись в приоткрытую дверь, изобразило при виде столь разношерстной компании скорее усталое раздражение, нежели испуг.

— Бродячие скоморохи мы, — вежливо поклонился Данька. — Ищем ночлега.

— Ступайте с миром прочь! — Дверь сухо захлопнулась. Тогда постучал Потап. Его вовремя остановили — когда дверь вместе с косяком с хрустом просела в глубину проема на добрых полвершка. Старуха снова высунула в щель скуластое лицо — на этот раз побледневшее от испуга:

— Ступайте себе! Нынче гостей не берем на постой…

— Завтра мы дадим представление на рыночной площади и хорошо заплатим тебе за кров, — быстро сказал Данила, просовывая носок сапога между дверью и рассохшимся косяком.

— Ничего не надобно! — Хозяйка болезненно наморщила лоб. — У нас на дворе огневица… Дочка моя больная лежит — уходите прочь поздорову!

— Пусти нас, я вылечу твою дочь, — вдруг донесся скрипучий голос из-за широкой Данькиной спины. Дедушка Посух мелко поклонился, качнув в полумраке блестящей лысиной: — Я сам лекарь, знаю от огневицы отворотное зелье. Платы никакой мне не надобно — только дозволь повечерять да заночевать.

Дверь немедля открылась — бесстрастно оглядев медведей, один за другим перешагнувших порог и стеснительно замявшихся в сенях, старуха махнула рукой в глубь терема:

— Сегодня мест много: никто, окромя вас, не ночует. Гости огневицы боятся!

«Очень хорошо, — подумал Данька, поднимаясь по мостам в тесную опочивальную клеть без окон. Присел на жесткий сундук, застеленный шерстяным одеялом, и умильно покосился на лучинку в углу. — Господи, неужели можно прямо сейчас лечь — и уснуть до утра? Никого не резать ножами, не соблазнять и не обманывать, не ползать на брюхе по лесу и не разыскивать стати!» Только теперь он ощутил, что устал в дороге — добрых три часа провел без сна в седле, сопровождая телегу с дремлющими подопечными. Поэтому, когда на исходе третьего часа на горизонте, в размахе широкого речного берега показался наконец незнакомый и крупный посад с сотнями огоньков за оборонительным рвом, с шумными гуляньями у околиц, Данька решил: нужен ночлег. Город стоял на берегу большой реки — Влаги, как пояснила Рута. Завтра они продадут лошадей и купят лодку — по течению через два дня можно доплыть до тороканского города Калина… «Но это завтра, а сейчас — сон, — мысленно порадовался Данька, стягивая через голову надоевшую кольчугу. — Вот где счастье: просто уснуть одному. Без бабы. Очень, очень хорошо».

— Чур, я сплю с дядькой Данилой! — В комнату влетела Бустя и с лету завалилась на край сундука, поспешно расстегивая на груди пуговки нового, подаренного Посухом сарафана. — Милый братец, я буду охранять тебя всю ночь! Я не буду спать ни капельки! Хочешь, постелю себе рядом на полу? Или сяду в изголовье и расчешу тебе волосы во сне? — Стройная фигурка Руты тут же возникла на пороге опочивальни — молочно-белое личико отмыто от болотного камуфляжа, пламенные волосы мягкими волнами распущены по плечам, серые глаза и острые зубки весело поблескивают в улыбке — а тесная ночная сорочка едва доходит до колен, едва удерживает в расшитом вороте высокую грудь: горячие точки сосков с невинной откровенностью торчат и просвечивают сквозь ткань!

— Потап!!! — Данька заревел и с выпученными глазами бросился вон из спальни, кубарем скатился по лестнице в нижний этаж терема. — Потапушка, ступай наверх ночевать с девками! Запри изнутри дверь и не выпускай — это приказ!

Потап проворно бросился исполнять указание. В изнеможении, Данила повалился на лавку рядом с дедушкой Посухом — но тут же подскочил, как ужаленный: на широкой скамье у самой стены, сонно разметавшись в облаке собственных волос, лежала совершенно незнакомая и совершено обнаженная девушка! Закинув голову и обводя бледным языком пересохшие губы, она часто и шумно дышала, изредка постанывая — а старый плешивый Посух, присев рядышком на край ложа, занимался тем, что тискал в морщинистых пальцах ее крупную грудь, матово блестевшую от пота!

Данила не сразу смог выдохнуть спершийся в груди воздух. Зато почувствовал, что волосы на голове тихо приподнимаются, а щеки начинают зудеть от жара. «Так сходят с ума», — осознал он, тихо и все ниже оползая спиной по стене.

— Добрый медок, калиновый! От простуды и белокровия, от огневицы да трясовицы первое средство! — пояснило улыбающееся лицо Посуха. Дедушка еще раз обмакнул пальцы щепоткою в небольшой глиняный горшочек и принялся втирать снадобье в горячую, трепещущую в лихорадке грудь хозяйской дочери. Ее рябая мать — Данила только теперь заметил замершую фигуру старухи у окна напротив — наблюдала за происходящим с видимым одобрением: видимо, успела прикинуть в уме, сколько мер драгоценного калинового меда заезжий плешивый лекарь уже потратил на ее несчастную дочь. «Век, и век, и лев камбек… Воды мне, мертвой воды!» — простонала в бреду больная и, глубоко вздохнув, затихла.

— Ну вот и славненько! — Дед Посух вытер руки рушником и тщательно завязал им горлышко медового горшочка. Добавил с улыбкой, обернув седобородое лицо к старой хозяйке: — Теперича доченька ваша уснет, а наутречко скочит с лавочки здоровее прежнего. Так и запрыгает по горнице, песенки запоет! А нам теперь… почивати пора. Доброй ночи, славная хозяюшка…

Старуха нервно поклонилась, пробормотала что-то неразборчивое во славу Мокоши и исчезла, плотно притворив за собой дверь.

— Значит, ты ее сейчас… лечил? — спросил Данила после некоторой паузы и вытер лоб рукавом рубахи.

— Э нет… какое же это лечение? Так, видимость одна, обман! Народ у нас пока еще дикий, окромя снадобий целебных, ни во что и верить не желают… А настоящее-то лечение только сейчас начинается. — Он мельком оглянулся на дверь и достал из-за пазухи знакомый Даньке образок. Размотал мягкие тряпицы, поставил у изголовья спящей девушки и — затих, опустив бородатый подбородок на грудь.

— Остави, изыди, згинь… Заступи, помилуй, сохрани… — различил Данила обрывки невнятного бормотания. Он хотел спросить еще о чем-то, но понял: дед Посух теперь занят. Тихо поднялся и, мягко ступая босиком по половицам, вышел вон на лестницы. Сверху, из-за запертой двери опочивальни, сквозь густой храп Потапушки донеслось звонкое чириканье детских голосов — Бустя и Рута хихикали о чем-то девичьем. Данька ударил плечом входную дверь — зевая и пошатываясь на ходу, пересек неопрятный темный дворик, добрел до торчащей под забором телеги. Залез на кучу сена, подминая под голову какое-то дорожное барахло, теплое и шерстяное. Уже засыпая — по ряду вторичных признаков — понял, что спит головой на мягком и обширном брюхе развалившегося здесь же дядьки Сильвестра, который также предпочел почивать на свежем воздухе.

«Эка невидаль… я вон с медведем завсегда сплю… от него жар ровно от печки, и мохнат изрядно…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату