Один твой всадничек десятерых уломает.
Я промолчал. На дальнем берегу горбатый волшебник суетливо разводил небольшой костер, подкидывая в пламя не то песок, не то порошок… А мускулистый разбойник все никак не мог распутать узел на кушаке.
— А что за товар у купца? — зычно осведомился он, запуская руку в необъемные глубины штанов.
— Не твоя забота знать! — кратко ответил Рогволод. — Умей себе на ладью заскочить, да поболе мечом помахать. Понял?
— Понял, княже. Твоя правда… — удовлетворенно рассмеялся боевик. Наконец он нашел в штанах то, что искал — до нашего берега донеслось бурливое журчание извергаемой жидкости.
Я вздрогнул — Берубоя рядом со мной уже не было. Сбоку послышался легкий шорох травы… Мой спутник со страшной скоростью уползал от меня по пыльной травке — как черная ящерица. Я не стал торопиться — спокойно переложил арбалет из левой руки в правую, сомкнул пальцы на влажной деревянной рукояти, нащупал крючок. Мне думается, Берубой не успеет отползти дальше десяти шагов…
Он словно ощутил мою решимость — замер в траве и обернул посеревшее от пыли лицо. Заметив жало арбалета, направленное в свою сторону, поспешно улыбнулся.
Я поманил его пальчиком. Берубой скорчил недовольную гримасу, но тронулся в обратный путь.
— Ты забыл попрощаться, — усмехнулся я, когда он подполз ближе. — Куда теперь путь держишь?
Вместо ответа почтальон указал на одно из старых деревьев, темневших вдали, метрах в полуста от кромки берега. Я покачал головой: действительно, любопытная деталь пейзажа. К толстому древесному стволу была привязана оседланная лошадь. Готов поклясться, что еще пять минут назад ее не было.
— А всадник на древо взлез, — пояснил Берубой. — Тоже дозорный, я мыслю. Только вот от кого прислан — неведомо. Надоба его с дерева спустить по-быстрому. Иначе заметят нас. Ежли хочешь, айда вдвоем…
Я согласился. Лошадь дозорного недовольно всхрапнула, когда мы, пригибаясь к земле, добежали до дерева. Я задрал голову — в темноте ветвей никого не было.
К счастью, я успел шарахнуться в сторону — что-то сухо треснуло вверху, и в землю совсем рядом ударила острая черная игла. Я едва успел понять, что это сулица — легкий кавалерийский дротик, как что-то тяжкое бросилось на меня с небес, сминая и опрокидывая к земле! Словно обрушилось дерево — я физически ощутил, как легко и колко ломается мой позвоночник. Чья-то босая нога в клочьях рваной штанины, проволочная кромка кольчужного подола, вдавившегося в щеку, — последнее, что я помню.
Пока я приходил в себя, улыбчивое лицо Берубоя невнятно светлело надо мной на фоне вечереющего неба. К счастью, позвоночник выдержал — человек, спрыгнувший на меня с дерева, немного промахнулся. Он задел меня не очень сильно. Как рассказал Берубой, обычно люди не выживают после того, как на них приземляются рослые молодые парни в тяжелых кольчугах.
Этот парень теперь валялся рядом с проломленным черепом — во всяком случае, лицо его было залито кровью. Я приподнялся на локтях, оглядывая себя: золотая цепь на месте. Арбалет лежал рядом, серебряный рожок по-прежнему болтался на своем ремешке. В целом я ощущал себя даже неплохо — только почти не чувствовал ног. И голова болела так, что было больно моргать. Кажется, я валялся без сознания не очень долго — раскаленный солнечный слиток еще пламенел на границе заката, нижним краем прожигая горизонт. Итак, Берубой имел возможность легко прикончить меня — но почему-то не сделал этого. Видимо, ему нужно любой ценой помешать разбойникам захватить купеческий караван — потому и рассчитывает он на моих катафрактов.
— Повезло тебе, княже Лисей! Дешево отделался. — Берубой покачал головой. Только теперь я заметил, что весь левый бок моего почтальона был просто черным от кровяных разводов — похоже, парень в кольчуге успел зацепить Берубоя чем-нибудь острым.
Я снова глянул на молодого человека с проломленной головой. Берубой обошелся с ним жестоко: под глазом незнакомца расплылся багровый синяк, а изломанные руки аж почернели по локоть — как от сильного ожога. Убитый лежал на спине, раскинув конечности по травке — добротная кольчуга, на поясе меч… Интересно, как безоружный Берубой умудрился справиться с таким верзилой.
— Ты обыскал бы его, княже Лисей! — снова услышал я голос почтальона. — Я бы и сам успел, да руки заняты, — весело добавил он, прижимая к ране на боку кусок оторванной штанины.
Ничего особенного я не обнаружил. Убитый молодчик знал, что идет на опасное дело, а потому не захватил с собой денег. Только небольшая холщовая сумочка была привязана к поясу. Я взял ее в руки — и под пальцами содрогнулось что-то живое! Осторожно распустив узелок, заглядываем внутрь — надеюсь, это не змея… Что-то жарко закопошилось из мешочка мне навстречу: сизая пушистая головка голубя!
Прижимая крылья к птичьему тельцу, я извлек голубя из сумки. К розовой лапке на длинной нитке привязан крошечный берестяной лоскут — совершенно чистый. Очевидно, владелец пташки должен был кому-то сообщить о происходящем здесь, у реки… Голубь обиженно — кому понравится битый час сидеть в мешке! — покосился на меня черничным глазом.
— Ах, да ведь это зверь знатный! — Берубой обмотал израненное туловище штаниной и теперь восторженно улыбался, глядя на птичку. — Это поток знаменитый, скорый! Это ж сам Горлаш! Мстиславки Лыковича посыльный птах!
Он принял птичку в свои руки, ласково пощекотал окровавленным ногтем пушистую головку. А я вспомнил, что Мстиславка Лыкович — один из многочисленных разбойников, обитавших в здешних краях.
— Добро, что ты голубя узнал, — сказал я напряженно. — Теперь узнай и людину: что за человека-то прибили? Как звать его? Уж не сам ли будет Мстиславка Лыкович? (Честно говоря, я втайне на это надеялся.)
— Да нет! — Берубой расхохотался. — Это так себе, безымянный разбойка из Мстиславкиной ватаги. А самого Лыковича эдак запросто не прибьешь. За ним еще побегать надо.
Я сплюнул. Стало быть, у Мстиславки тоже есть свои планы в отношении купеческого каравана. Да, есть где разгуляться длинной руке правосудия. Однако Мстиславку будем ловить потом — для начала займемся другим разбойником, княжичем Рогволодом.
Что-то быстро и радостно встрепенулось рядом — это Горлаш вырвался из рук Берубоя и серебристой ракетой взмыл в небо! И пошел, крутой петлей уходя за кромку ближнего леса, — грамотно пошел, от камней и стрел хоронясь за верхушки дерев.
— Выскочил, пострел! — Берубой с досады аж щелкнул пальцами. И тут же замахал руками, указывая ввысь. — Смотри-смотри, как высоко пошел! Драгоценная птичка, смышленая.
Напрасно Берубой тыкал пальцами в небо, призывая меня понаблюдать за виражами Горлаша. Я уже заметил главное: в руке моего спутника мелькнула и тут же исчезла крошечная заостренная палочка. Я мгновенно узнал костяной рез — пишущую принадлежность древнего славянства. Хитрый почтальон успел тайком нацарапать что-то на голубиной бересте — не иначе! Он намеренно выпустил Горлаша — отправил с ним свое послание! И кому? Разумеется — Мстиславу Лыковичу!
Я послушно задрал голову, делая вид, что отыскиваю взглядом отлетевшего голубя. Очевидно, почтальон ведет двойную игру. Работает на разбойника Мстиславку? Но — зачем тогда уничтожать своего коллегу, который валяется теперь с разбитой головой? Или… он провоцирует Мстислава? Интересно, что можно начеркать на бересте за две-три секунды — всего-то несколько слов…
…Берубой еще восхищенно следил за поведением где-то в стратосфере своего крылатого коллеги- почтальона. Ну-ну… А я уже видел эти паруса. И верхушки мачт. Они медленно двигались мимо нашего высокого берега. Борта лодий и вооруженные люди на них — все это было ниже уровня зрения, под берегом. Только паруса — огромные серые полотнища — неостановимо проносились мимо. В отвердевающей темноте вечера три раздутых квадрата словно светились изнутри — пораженный нереальностью зрелища, я тяжело поднялся на ноги. Медленно ступил вперед, ближе к обрыву берега.
И вышел на край в тот самый миг, когда передняя ладья выдвинулась из-за поворота — корма сидит низко, крутой нос со звериной мордой гордо задран кверху. И — никаких разбойников не было на противоположном берегу. Только ровно теплится на песке небольшой костерок. Да темная груда каких-то
