маскировочной мозаикой на лице.
Однако голос легко узнавался.
«...После этого она стала ещё и боязливой. Стала бояться людей, общества, ведь никто не мог оказать помощи, никто! Милиция всегда верила ему, её мужу, в суде не брали заявление, зачем вам его ещё больше озлоблять? А соседи... Посочувствовать они, конечно, могли, но не более. А после истории с расселением она стала ещё и неадекватной, как теперь говорят. Вот сейчас делает всё, чтобы не дать дочке заниматься музыкой. Глупость жуткая, но разубедить её никак не получается. Якобы у девочки не остается времени на уборку квартиры.
– А вы говорили вашей подруге о том, что восьмилетний ребенок не должен заниматься уборкой целой квартиры. Он может поливать цветы, вытирать пыль, складывать вещи и прочее, но уборка большой квартиры, где живут четыре человека плюс огромная собака, это дело взрослого человека.
– Говорила, бесполезно. Мне кажется, это просто предлог, зацепка... У меня сложилось впечатление, что эта страсть к уборке, ставшая навязчивой идеей, есть проявление какого – то скрытого, внутреннего состояния.
– И здесь вы не ошиблись. Зачастую таким способом человек действительно пытается компенсировать внутреннее напряжение, агрессию, зреющий разрушительный импульс.
– Но откуда это в ней? Что за агрессия?
– А дело в том, что на ее рабочем объекте дела идут таким образом, что она может в любой момент оказаться втянутой прямиком в чистый криминал».
– Что такое? – женщина испуганно привстала на стуле. – Кто записал это интервью?
– Неважно. Это совершенно неважно. Важна суть этого разговора.
– Вот именно. В противоправную деятельность! Вы понимаете, что это чистый компромат на мою дочь!
Но хозяин кабинета только махнул рукой – откровенный жест досады.
– Итак, ее последний объект – музыкальная школа, которой руководит энергичная новоиспеченная гражданка России по имени Гули. И вот этой неуемной энтузиастке вдруг захотелось ни много, ни мало, как снести здания, в которых расположена школа, уж больно много с ними возни – реставрация, бережное отношение к памятнику истории и культуры... Возможно, за ней стоят иные персонажи, а школа – это всего лишь первый шаг на пути реализации большой идеи захвата лакомого куска золотой земли в самом сердце Москвы. Всё может быть. Идея больших денег порой делает самых приличных людей неадекватными. И тогда чью-то светлую голову вдруг посещает великая идея. А вот если взять всю эту историческую рухлядь и снести! И построить на их месте современную комфортную коробку из стекла и бетона. В самом центре Москвы! Не правда ли, очень заманчивый проект? А что в этом здании будет потом – и найдется ли в нем место музыкальной школе? Это вопрос, как мы понимаем, чисто риторический.
– На месте культурно-исторического памятника в самом центре архитектурного заповедника? Да быть того не может!
– Еще как может. И ваша дочь, как инспектор, должна узаконить это безобразие. Поэтому, вполне возможно, что какая-нибудь такая Гули, не обязательно эта, ведь их много в поле вашей деятельности, не так ли? – так вот, продолжаю: пользуясь своими обширными связями, эта Гули и осложняет вашу жизнь на нынешнем этапе. Музыканты – народ пугливый. От реальной жизни оторванный, их несложно настроить против кого угодно. В любую сплетню поверят, на всякий случай. Ну и к тому же, корпоративная солидарность, сами понимаете... Кто нарушит правила игры, тот из этой самой игры бесславно выбывает... А ребенок страдает. Да и денег у вас таких нет, какие сегодня спрашивают в нашем бесплатном образовании.
– Это верно. С тех пор, как я ушла из школы...
– Вас ушли! Пусть так, и вам ничего другого не оставалось, как опробовать свою систему обучения на собственной внучке. Тем более, что мама вышла на работу сразу же после родов. В чем суть вашей уникальной системы, позвольте узнать?
– Все просто, очень просто.
– Надо любить ребенка без эгоизма? Так? Видеть в нем самоценную личность с момента его рождения, а еще лучше, с момента его зарождения.
– Примерно так.
– Это круто. Личность – эмбрион. Или – эмбрионличность. Однако вы правы. Согласен. Конечно, детей портят сначала неадекватные или не очень любящие родители, потом некомпетентные учителя и всевозможное окружение, подверстывая юную душу под собственные представления и возможности, не так ли?
– Почти так.
– И вот вам удалось повторить школьный эксперимент, правда, в несколько видоизмененном варианте, но – лишь в применении к одному ученику. Ребенок в десять лет успешно сдает экзамены за полый курс базовой школы, с легкостью осваивает три музыкальных инструмента, сам сочиняет музыку, рисует, пишет стихи... Конечно, у такого активного деятеля культуры не могли не загореться глазенки при виде новоявленного вундеркинда, к тому же, еще и физически развитого на все сто.
– Да, ей на вид дают не меньше тринадцати-четырнадцати лет. И здесь нет ничего удивительного. Я старалась, очень старалась, чтобы она росла здоровой и умненькой... Я ее с трех месяцев купала в роднике, кормила только теми продуктами, которые выращивала сама на собственном участке в Поволжье. Оберегала от стрессов, дурного настроения... Но причем здесь это? Прошу вас, давайте же вернемся к нашему разговору по существу.
– Давайте.
– И все-таки, скажите на милость, зачем вам понадобилось печатать эту ужасную статью? Всё только хуже стало. Все двери наглухо закрылись перед нами после этого.
– Да затем, дорогая вы наша, что это проблема для современного общества – как сохранить талантливых детей, как не дать их в обиду. Сколько вундеркиндов появляется на свет? А сколько доходит до середины хотя бы пути, никто вам не скажет. Общество их всегда пожирает с особым аппетитом как раз в такие вот переломные времена. Ведь это же так обидно – у меня всё плохо, а у соседа сын вундеркинд...
– Но это простая зависть. Она была всегда. Увы.
– А вот теперь и зададимся вопросом: как ограничить произвол в отношении детей вообще и – особенно – в отношении талантливых. До каких пределов простирается власть взрослого над ребенком? Еще не всё. С какого возраста человек обретает собственные права и как он может их реализовать? И, наконец, главное – нужны ли современному обществу вообще талантливые дети? А не проще ли проводить селекцию талантов на самом раннем этапе? Затоптать во вспомогательных классах уже в девять-десять лет всё живое, активное, а в отличники проталкивать старательную и никому не опасную, вполне предсказуемую посредственность? Вы только посмотрите, сколько всевозможных фондов помощи и поддержки юных талантов создано в последние годы! А чем они занимаются? Да всё тем же! Селекцией. Искусственным отбором. Во имя великой цели – создания стабильного общества. А что эта стабильность очень скоро обратится в простую окаменелость, – это уже никого не волнует. Вот в чем соль вопроса. Вот откуда растут ноги этой вашей, на первый взгляд, частной проблемы!
– Как это всё сложно! Мне кажется...
Пётр Сергеич откинулся в кресле и вытянул ноги.
– Ей кажется! – Он нетерпеливо взмахнул руками. – Заглючило некстати. Упустим время! – он постучал карандашом по столу. – А ведь уже давно пора решительно действовать. Тогда на конкурсе...
Однако женщина взволнованно перебила его:
– Возможно, это был просто какой-то курьез. Члены комиссии, возможно, и думать не думали о том, чтобы навредить моему ребенку. Возможно, ошиблись с возрастом, и это понятно, девочка ведь не крошечка-хаврошечка.
– Ну, нет, ошибки, конечно, возможны, только не в этом случае. Это было конкретно прямое вышибание талантливого участника из игры. Причем вышибание на все последующие времена. Она попала в черный список базы данных. Поздравляю!
– За что?