Поединок со смертью

– А надо, чтобы документ был на гербовой цветной бумаге и с печатью земельного комитета, а не сельсоветовской, слепой и щербатой, как у всех нас.

Так ответил осведомлённый собеседник, а мужчина поставил чемодан и опустил руки – они у него дрожали, как листва на ветру.

– Так. Выходит, опять надули? Теперь уже с землицей? Лох земельный, ой-ёёёёёё… какой же я лох… – Тут он на секунду замер, потом, встрепенувшись, спросил со слабой надеждой: Или это пока только предположение?

Ответ был суров и категоричен:

– Абсолютно фактура.

– Деньги отданы, так теперь чего уж.

– Ой, застрелюсь… Ну как тут жить? Народ, а? Что скажете? – стонал мужчина, очевидно проколовшийся на покупке земельного пая.

Ему никто не ответил. Возможно, многие молча сочувствовали «лоху земельному», среди своих таких уже немало было. Я прошла дальше. Невдалеке стояла небольшая группка людей – человек пять, они о чём-то громко и возбуждённо разговаривали. Я медленно прохаживалась по платформе – идти всё равно некуда, гостиница, очень похоже, наглухо закрыта. Ни одного светлого окна. А здесь угарно весело. Просто Агора греческая, а не платформа местечкового вокзала. Остановилась снова рядом с той, особенно энергично спорившей группой.

– А када налоги всякие там лохи вовсе не платют, дела в стране сильно ухудшаются, – налегая на «г» фрикаттивнеое, горячо говорил мужчина в широком коротком пальто на двух пуговицах, по моде шестидесятых годов, из светлой, сильно затёртой по краям, брезентовой ткани.

– Ухудшаются, а то как, что ж им ещё остаётся делать, – авторитетно согласился другой, в синих спортивных штанах и большой, с портретом Зюханова, футболке навыпуск. – Вот перезагрузят общественную говорильню тяжеловесной думой, и всё вниз покатится с ускорением в одно большое «жо».

Внимание устойчиво переместилось на его персону.

– Ты что, за коммунак пропаганду ведешь, дурья твоя башка? – выступая вперёд, с вызовом спросил его коренастый мордыш – плотный румянец во всю щёку недвусмысленно говорил о его статусе.

– Ровно наоборот, – сказал тот с вызовом.

– А портрет тогда чево напялил?

– А чтоб и самый тупой понял, что по кругу ходим.

– От Зюханова к Сюханову что ли? Ой, шёл на него и попал на него. Ну ты и прикольщик.

– Ты посмотри повнимательней, глаза твои раскосые, и прочти, если читать не разучился, что под ним написано.

Он повернулся к мордышу другим боком.

– Обалдеть… – растерянно сказал мордыш и тут же громко расхохотался.

Портрет Зюханова неким чудесным образом превратился в лицо, напоминающее Чувайса и Хайдара одновременно.

– Понял теперь? – многозначительно спросил носитель сложного портрета.

Этот Левиофан о трёх головах был помещён в рамку, по которой шла разноколиберная, но довольно чёткая многократная надпись:

«ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ»

– Ну ты и прикололся, – засмеялся другой, такой же коренастый мужчина, с пустым уже лотком, и смеялся он весьма удовлетворённо (видно, у них тут целая артель лотошников промышляет). Разговор пошёл активнее.

– А что, я не прав? – сказал носитель наглядной агитации.

– Не в бровь, а прямо в адамово яблоко.

– Я ж не какой-то там интеллигент рафинированный, быстрорастворимый.

– Угадал, ой, угадал… Одна артель, это точно, – дружно согласились с ним остальные.

– Коммуняки сдали страну либералам «по договорной цене».

– А те уже толкнули всё народное достояние бандюкам, и теперь стригут с них проценты.

Ему снова дружно поддакнули.

– Верно, и не просто сдали, а ещё и народ подставили, – сказал круглолицый мордыш.

– Это про чё? – спросил кто-то.

– О гапоновщине девяносто первого, – сказал его сосед.

– И я про то же. И – всерьёз.

– С каких пор?

– С энтих, я правда, уже неделю не в штоф-интересе.

– Что так? Подшили маленько? – прозвучал сочувственный вопрос.

Он с достоинством ответил:

– Я в политику ухожу.

– Надолго?

– А пока жена к тёще свалила.

– Крутой.

– Ага. Как яйцо. Один чирик оставила, стерлядь вяленая, мать её тудыть… А чё на него купишь?

– Буханку черного и спичек коробок.

Опять посмеялись, потом с новым интересом стали разглядывать футболку со странной наглядной агитацией.

– А ведь всё так. Сначала либералы мозги народу пудрили – прогоним коммуняк, сразу жить начнём, как на Западе. Теперь, когда всё ещё хуже для народа стало, снова мозги пудрят: страна, мол, такая грёбаная, вот вступим в Европу, сразу станем жить как люди.

– Ага. Именно. Лишь бы во что-либо вступить. Мы это, помницца, лет двадцать назад уже слышали. А потом, когда этот Евросоюз костью поперёк горла у всех встанет, станут лопотать, что сам наш человек, как есть, от природы существо тлетворное, что и вообще в дело не годится, вот истребим его, со всеми его правами, под корень, в овраге закопаем, и жизнь повсеместно станет просто зашибенная…

– Евросоюз через могилу народов братскую за полезными ископаемыми в Сибирь нашу лапища загребущие вон как тянет.

Дружно поддержали:

– Верно, как ни перестраивай, а всё одно и то же получается. Народ у нас, как всегда, не в интересе.

– И опять по той же схеме начнём жить? – риторически спросил агитатор, оглядев довольным взглядом дружный кружок продвинутых граждан.

– А что, не всё ещё распродано – земля, реки, горы, поля вот.

– В самый раз аукцион по новой закрутить. Новые ваучеры опять же напечатают на кровные денежки налогоплательщика.

– Какие те ваучеры! Теперь бандитская власть уже от своего имени всё народное достояние продаёт. Фиг вам дадут ещё раз ваучеры. У народа больше нет ничего, кроме права надеть петлю на шею.

– Точно, ничего. Своё теперь уже не твоё. Попробуй, получи по наследствию где-нибудь подальше от центра собственность, особливо ежли там ещё и земля имеется.

– Фиг получишь, точно. У нас в деревне всех дачников повыгнали, не мытьём так катаньем согнали людей с участков, а теперь ихние земли сельсоветы да поссоветы захапали в свою личную собственность, продают уже от себя самих каким-то там посредникам.

– Хороший, скажу я вам, бизнес. Земля всегда в цене будет. Грех не присвоить. Да, нет у народа больше правов ни хрена.

– Кроме права поскорей умереть и не мешать жить дальше власть и деньги загребущим…

– Не, не так. Не мешать имеющим деньги иметь власть.

– Именно. Всё, сволочи, продали. И Родину продали, и наш колхозный пай продали.

Разговор приобрёл второе дыхание.

– Э, нетушки. Много чего ещё можно продать, вот откуда у нас миллионеры берутся? Что ни день, то