– Значит, это все же лазиль? – вопросил Вард, пальцем показывая на успокоившуюся рубаху.
– Да лазил он, лазил!
– А не мог бы ты его мне отдать? – как-то нарочито беззаботно поинтересовался Гротен.
Я сначала удивленно на него воззрился, но потом ответил:
– Это мой подопытный кролик!
– А не мог бы ты себе поймать настоящего кролика, а лазиля оставить нам?
– Если бы тут был хоть один кролик, то я бы лучше поймал его, а не эту жалкую пародию на ежика. И вообще, на хрена тебе эта тварь?
– Для питомника Его Величества, – невозмутимо ответил Гротен.
– А не пошел бы этот Его…
– Не пойдет! – перебил Вард.
– Ладно, тогда с тебя рубаха.
Вард на некоторое время потерял дар речи, но потом со скрипом и скрежетом все же до него дошло, зачем я так сказал, поэтому развернулся и сходил за своей рубахой.
– Вот и гуд, – произнес я, протягивая ему лазиля. – А я пошел за новым подопытным.
За все время этого непродолжительного диалога все неотрывно следили за нами. Что они нашли в нем (диалоге) интересного, я даже не понял. Вард приказал притащить свободную клетку (вот уж не знал, что у него вообще есть клетки, на хрена они ему были нужны?). Как только это было выполнено, Гротен опустил мою рубашку внутрь, развязал узлы, дернул вверх и резко захлопнул клетку. К тому времени возле него сгрудились абсолютно все, так что по полю прокатился изумленный вздох, когда все разглядели, кто находился в клетке. Вот уж не знаю, что они такого нашли в этой жутко злобной зверушке. Пожав плечами в ответ на свои мысли, я пошел вылавливать себе другого 'подопытного кролика'.
По странной прихоти бытия сего мира, моим новым подопытным стал другой лазиль, который, по-моему, искал первого. Поймав его по аналогии с первым, я вернулся к лагерю опять с дико вопящей рубашкой, разве только яда было поменьше. Увидев меня опять с пойманным лисо-еже-ящером, слегка обалдевший Вард оторвался от созерцания лазиля в клетке и двинулся в мою сторону, я взглядом дал понять, что если он предложит мне и этого подопытного оставить ему, то… я оставлю! Но еще одного ловить не буду, для этих целей использую самого купца. Он по моему взгляду все это очень отчетливо понял, в результате чего резко передумал что-либо спрашивать у меня (а главное просить) и ограничился лишь тоскливым взглядом, которым окинул визжащую и брыкающуюся рубашку. Я же, в свою очередь, удостоверившись, что меня ни о чем просить больше не собираются, подошел к краю поля. Окинув его придирчивым взглядом, я сместился немного влево, чтобы оказаться как раз в начале дороги, по которой мы, собственно, и собираемся пересекать это поле. Еще раз осмотрев выбранное место, я принялся развязывать узлы на рубашке, после чего примерился и кинул лазиля метров на десять от себя. После чего поспешно отошел. Может, мне и показалось, но над полям едва заметно что-то загудело… да и трава закачалась, будто от ветра. Лазиль же выглядел вполне живым, даже более чем. Выбравшись из рубашки и разодрав ее в клочья, он повертелся на месте, после чего заметил меня и, вперив свой взгляд кроваво-красных глаз, попер на меня с неумолимостью атомного ледокола. Быстро смекнув, что он выбрал меня не случайно, я со спринтерской скоростью рванул в лес, не забыв по пути схватить свою сумку с запасными вещами. Нашарив на бегу очередную рубашку, я откинул сумку в сторону и побежал еще быстрее, так как возмущенный рев стремительно приближался (вот уж не подумал бы, что это животное может так реветь, впрочем, визжало оно не менее впечатляюще). Слегка оторвавшись от этого живого глюка заядлого травокура, я, не снижая скорости, взлетел вверх по дереву и моментально затаился. Как оказалось, я сильно недооценил своего преследователя. Этот психованный лазиль, не снижая скорости, которая едва уступала моей собственной, на бегу выпустил когти и с еще большим проворством, чем я, рванул вверх по дереву. Поняв, что в древолазании мне с ним не тягаться, я просто спрыгнул вниз, так что мы с этой зверюгой разминулись на полпути. Слава Дженусу, эта зверушка не прыгнула вслед за мной. Она сначала добралась до ближайшей ветки, где резво развернулась и драпанула вниз по стволу с еще большей скоростью. Я же к тому времени успел тоже развить порядочную скорость, в результате чего имел некоторую фору, чтобы пораскинуть мозгами. Правда, я чуть не сделал это в прямом смысле этого слова, едва не снеся себе башку о ветку, но в последний момент все же увернулся.
Что мы имеем? А имеем мы хрень какую-то, вот что! Я победил двух эхербиусов, но сейчас бегу от какого ежа-мутанта, который меня находит явно еще и по запаху! Вопрос: почему я его не убью? Ответ: а действительно, почему? Хотя сам виноват, надо было найти более подходящую зверушку для экспериментов, а не эту мутацию.
Сзади послышалось отчетливое рычание, после чего я мельком оглянулся и… едва не врезался в дерево, настолько офигел от увиденной картины. Если раньше этот лазиль походил больше всего на здоровенного ежа, то теперь… теперь вообще хрен бы знал, на что он стал походить! Вместо четырех лап стало шесть, иглы же прижались к спине, после чего сверху их покрыла блестящая чешуя (хотя на сто процентов я не был уверен), причем, по-видимому, она образовалась из беспрестанно сочившегося яда (откуда в нем его столько?). Глаза же стали просто двумя красными багровыми точками, а изо рта срывались капли яда, который до этого сочился из игл. Ничего не скажешь, милая зверушка. Но убивать ее я по-прежнему не хотел, хотя от ее внешнего вида ноги сами собой побежали быстрее. Хотя насчет убийства это был спорный вопрос. Под рукой у меня были только палки, но не факт, что они смогли бы помочь.
После двадцати минут спринтерского бега с препятствиями я уже был готов послать куда подальше весь свой гуманизм и грохнуть эту назойливую тварь. Но, к ее счастью (или моему?), я пробежал мимо какого-то дерева, от которого шел странный запах. Причем, если мне он даже понравился, то зверюге как раз наоборот. Вдохнув этот запах, она пронзительно завизжала и явно сбилась с моего следа, однако спустя пару секунд опять встала на верный курс. Поняв, что в этом дереве заключается мой шанс спастись от надоедливой зверушки, я сделал крюк и вернулся обратно к дереву, причем не пробежал мимо, а взлетел на него.
Лазиль, когда добежал до дерева, тонко завизжал, но все равно упорно пытался отыскать мой след. С ним же самим стали происходить странные метаморфозы. Сначала у него потрескалась чешуя на спине, после чего она просто лопнула и ее место тут же заняли иголки, но без сочащегося яда. Лишние лапы одна за другой просто втянулись в брюхо зверюги, так что через минуту лазиль стал походить на себя прежнего. Но вот состояние его явно ухудшилось: его шатало как пьяного, пока он с тупым упорством пытался отыскать мой след. Еще через минуту он тонко взвизгнул и, повалившись набок, замер.
Выждав на всякий случай, я аккуратно слез с дерева, готовый в любой момент вскарабкаться обратно. Но лазиль признаков разумной деятельности не подавал, хотя однозначно был жив, судя по приподнимающемуся боку. Решив лишний раз не рисковать, я постелил рядом с ним прихваченную рубаху и,