– А мне тут, стало быть, и делать нечего, – шутя сказал старик. – Все ты придумал, Миша, дельно… А вот еще скажи: запасы пороха у нас в достатке?
– В достатке, дед! – ответил Каторжный. – Казну пороховую не всю подорвал Поленов. Мы утаили порох от лазутчиков под Монастырским и в Раздорах.
– Свинец в достатке?
– В достатке и свинец.
– Ну, дело!.. И начинайте с молитвой смело!..
Татарская зурна и рог заныли в поле жалобно. Загрохотали барабаны. Все пешее войско садилось уже в струги, которые покачивались на зыбкой волне. Весла поднялись кверху. Конное войско собралось на берегу Дона. Издали казалось: острые пики вонзаются в небо.
Татаринов, сойдя с кургана, сел на вороного коня. Два есаула поднесли ему медный шлем, который он надел на бритую голову. Два турецких пистоля с выгнутыми черными рукоятками сунул в пояс.
– Загорятся степи – тогда стругам трогаться! – приказал Татаринов. – Взорвется стена под Ташканом – всем лезть на приступ!.. И помоги нам бог в сем деле праведном!.. Тебе, Иван, – обернулся он к Каторжному, – быть на Кагальнике с войском поутру и не давать татарам и черкесам с Терека, туркам с Тамани пройти в Азов на помощь.
– Будь так, как сказано! – ответил Каторжный. – Каким ты войском жалуешь?
– Даю тебе тысячу казаков. Пять сотен белых шапок, шесть сотен черных шапок. Всех, значит, более тысячи.
– Гайше какое войско дашь в подмогу? – спросил Старой.
– Гайше, кроме туркменов, прибавим казаков – две сотни серых шапок.
Гайша сказал, оскалив зубы:
– Карашо! О, много! Карашо!
– Жди на Бейсуге час свой. Дам знать. Иди, Гайша!
– Какое войско дашь мне? – спросил Тимофей Разя.
– Две сотни казаков. Зайдешь, Тимоша, с правой руки от берега. Да догляди татар как следует.
– Сын Иван куда пойдет?
– Ивана бери с собой: сподручней будет.
– Какое войско дашь Косому Ивану да атаману Осипу Петрову?
– Косому дам, – сказал Татаринов, – я с тысячу казаков. Не мало ли?
Косой ответил:
– Мне хватит тысячи. Я справлюсь.
– Петрову Осипу, – атаман задержал на нем пристальный взгляд, – я дам две тысячи. С Ташкана будешь начинать. А с Махина пойдет Тимоха Яковлев да младший брат его Корнилий.
– А мне куда велишь? – спросил старик Черкашенин. – Аль позабыл?
– Я не забыл. Пойдешь с Алешей Старым к пристани. Вам я даю легких стругов тысячу… Хватит?
– Хватит, атаман! – засмеялся старик.
– Теперь идите к войску!
Туркменские кибитки шумно двинулись в указанное место за верблюжьим полком Гайши.
Науму Васильеву Татаринов напомнил:
– По-прежнему хватай татарских языков. Добытые вести доноси немедля. Ты – глаза ясные войска!.. Ну, гей-гуляй! А мне, – объявил Татаринов, – быть с есаулом Порошиным где понадобится!
Татаринов хотел было отъехать от кургана, но вдали показался быстро скачущий всадник.
– А не беда ли где? – приложил он ладонь ко лбу.
Каурый конь, прижимая уши, перескакивал рвы и канавы. А за конем неслась татарская арба, запряженная двумя лошадьми. Баба нахлестывала коней длинной хворостиной.
– Да то Ульяна Гнатьевна, – сказал Порошин, присмотревшись. – Чего бы ей здесь?
– А на вороном коне, верхом? – спросил Татаринов.
– На вороном не опознал. Кафтан на всаднике бешметом кроенный, малиновый, папаха серая.
Пока гадали, вороной конь едва не проскочил за курган. Остановился. Всадник ветром спрыгнул с седла – и прямо к атаману.
– Вот привиденье! Господи! – воскликнул Татаринов и отступил. – Голубка сизокрылая! Варвара!
– Гей, казаки! Не утерпела баба перед боем! – смеялись атаманы.
Каурый конь обнюхал вороного.
– Эх, Миша, Миша! – в слезах и с жалобой проговорила Варвара Чершенская. – Уехал, даже не попрощался. Я ждала, ждала…
– Да ты и впрямь казак, Варвара!.. Скажи, почто прискакала? – спросил Татаринов и слез с коня.