земли, сказал задумчиво:
– Глядишь вот на небо, а звездочек на нем несметное число… Там, видно, а не здесь счастье людское.
И вдруг из темноты леса раздался громовой голос:
– Гляди, купец, да поглядывай! Ишь где счастье нашел, дурь-голова. На землю бы глянул… Чьи люди будете? Ответ перед нами держите не мешкая.
Атаман помедлил с ответом. Тогда из темноты раздался уже другой, простуженный голос:
– Ванька, переверни-ка телегу, загороди дорогу… А ты, Оська Калуга, вели пожечь поляну… Мы их ножами переполосуем.
– Ножами? – крикнул атаман, вскочив. – Почто же так? Идите поближе с вашими ножами – мы саблями вас приласкаем, из пистолей и ружей поприветствуем.
– А и пойдем! Чего тут толковать?.. Порежем всех до единого. Нам не впервой!.. Оська Калуга, скликай войско! – выкрикивал кто-то злобно.
И где-то невдалеке перевернулась с тяжелым грохотом телега. И сразу вблизи казаков вспыхнули две сотни факелов – горела солома, подвязанная тряпьем на шестах.
– А ну-ка, Петро, заходи с тыла!
– Всех насмерть режь!
– Прирезывай!
Дорога и лес, из которого вышли люди с ножами в руках и с факелами, озарились красным светом. Казачьи кони встревожились, захрапели. Наскоро заседлав коней, казаки вскочили в седла, приготовились. Один лишь атаман стоял впереди конных, возле издохшего Султана, без шапки и без сабли. А яркие факелы со всех сторон плыли из ночной темноты.
Левка спросил:
– Рубиться будем, атаман?
Старой ничего не ответил. Он пристально всматривался в плотно смыкающийся строй людей, одетых в жалкие рубища. Прямо на атамана пошел высокогрудый, широкоплечий мужик. Он держал в руке толстый, с двух сторон заостренный кол. Мужик смело подошел к Старому, глянул на него недобрыми, широко открытыми глазами. Факелы приблизились и осветили его строгое, с крупными чертами лицо, высокий лоб и черную бороду. Кинув взгляд на Султана, он усмехнулся:
– Подох, что ли?
– А ты не видишь? – ответил стоявший сзади атамана Левка Карпов.
Мужик искоса строго глянул на Левку («Тебя-де не спрашивают, чего суешься?») и стал вертеть в правой руке кол с такой силой, что тот, вертясь колесом, посвистывал. Тем временем волосатые, грязные, исхудавшие люди в лохмотьях плотно сошлись и окружили станичников.
Наигравшись колом, здоровенный мужик, заложив огромные пальцы в рот, три раза оглушительно свистнул, а затем сурово спросил у атамана:
– Куда лежит ваш путь-дорога?
– К царю-батюшке.
– Мы от царя, дурь-голова, бегим, а вы, идолы, к царю путь держите? Дороги у нас, стало быть, разные. Вот тоже идут голые да босые от царя-батюшки, – добавил он, показывая на мужиков с ножами. – А там вон их еще больше, – махнул он рукой по направлению к дороге. – Там тоже бегут от царской милости и ласки. Сытость да волюшка всем нужны. Вы кто такие? Купецкий обоз охраняете, видно? Товаров много везете?
– Товаров у нас никаких нет, – ответил атаман.
– Ну, ништо, прибьем вас и так до смерти! Видно, царские вы холопы! Иван, свисти-ка дальним кострам, пускай все люди идут сюда. Тут пир у нас пойдет горой!
Молодой парень, стоявший справа от мужика, тоненько свистнул, и люди с трех сторон из-за дороги двинулись к станичникам.
Атаман заявил с усмешкой:
– Мы не купцы и не охрана купецкая… И не холопы царские. Мы – донские казаки!
Мужик с размаху сунул свой кол в землю:
– Эх, мать ты моя! Донские казаки? Да как же я сразу вас по одеже не признал?
– Всё так, а вы-то, вижу, люди русские, почто ж ножами резать нас, казаков, собрались?
– Да, мы все люди русские! – засмеялся басовито мужик. – Калуга, Тула, Кострома… Орлы слетелись над дорогами со всех российских городов. Все русские.
– Гуляете? – спросил Старой.
– Гуляем, брат казак. На Дон путь держим. Неволя шею петлей захлестнула!
– На Дон? А на Дону у нас не царский мед.
– Мы меда царского уже наелись, боярского вина напились вдоволь.
Казаки тем временем слезли с коней, а мужики с факелами расселись на земле.
Старой сел рядом с предводителем беглых. Беглые люди звали его Осипом из Калуги. Осип жадно расспрашивал атамана и казаков про Дон, рассказывал о горьком житье-бытье при боярах – своем и
