Воины понимали, что каждому из них после этой молитвы аллаху предстоят великие испытания.
В султанском шатре и во всем турецком лагере пили, ели, пели песни, шептали слова молитвы. А в полночь султан Амурат, выйдя из шатра с обнаженной саблей Османа, крикнул:
– Штурмуйте небо и землю! Штурмуйте Багдад!
И в полночь начался под несмолкаемый громовой грохот трехсот осадных орудий жестокий генеральный штурм Багдада.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
От русских полоняников, бежавших из Стамбула, Крыма, Багдада, да от турецких «языков» донские атаманы узнали, что готовит им турецкий султан.
– Медлить нельзя, – сказал Наум Васильев. – Султан Амурат твердо решил взять нашу крепость.
Атаман Каторжный медленно проговорил:
– Надо встретить его достойно, а для того пришла пора спешно крепить крепость. И надо нам иметь в достатке порох, свинец, сухари и ядра. Надо послать станицу в Москву да просить царя о помощи: царь- государь, не покидай-де нас, а мы не покинем Русского государства. Наши сабли напишут славную историю потомству. Настало время нести нам ответ за каждый аршин земли.
– Верно, – согласился Старой. – Неведомо, сколь долго придется сидеть в осаде. Пороху нам не хватит. Хлеба тоже. А сушеной рыбехой одной не проживешь. Надобно запасти побольше мяса, пустить в засол тертую рыбу. Живую скотину надо держать на ближних лугах для откорма. Ежели вражья сила нагрянет, вгоним животину в крепость.
– Правильно, – сказал атаман Наум Васильев, – дело с турком, как я понимаю, будет не шуточное. Взять-то город Азов мы взяли, а не удержим – позор один будет. К царю, стало быть, надо ехать. Кого пошлем? Может, Ивана Каторжного?
– А кто будет стены крепить? – спросил Каторжный. – Позаделали мы их слегка, только дырки закрыли, ворота починили так себе, замазали совесть, а по делу так-то и не годится.
– То верно, – согласился Михаил Татаринов. – Коль донесли нам точно, что султан Амурат пришлет под Азов свое отборное войско, корабли морем и войска двунадесяти других государств, крепить Азов надо наисильнейшим способом. Всем работы хватит, – бабам, казакам, старикам, малолеткам нижних, а ежели нужно, и верхних городков. Надобно ловить да сушить рыбу, готовить сухари для крепости.
– Вот теми бы делами мне и заняться, – сказал Иван Каторжный, – а тебе, Михаил, ехать бы к царю.
– Да нет, – проговорил в раздумье Михаил Татаринов. – Я ездил к царю. Позора от Яковлевых да от других натерпелся. И дал зарок после того бунта в Азове к царю не ездить. Не видать мне его светлых глаз. Нешто уж сам царь на Дон заявится, тогда мы, жив буду, свидимся.
– Верно, – сказал Алексей Старой. – Татаринову надлежит быть здесь, И мне тоже надобно крепить дружбу с ногаями. А то они, чуть шевельнется турок да татарин, свою шерть-клятву рушат, бегать сразу начинают. Учуют нашу силу – к нам бегут. Учуют силу татарина – к татарину бегут.
– Стоило бы послать гонцов-молодцов к нашим братьям запорожским, к Богдану, – предложил Татаринов. – Они быстрехонько, птицей, слетают, они все в точности исполнят. Помощь от Богдана к нам будет непременно.
– Надобно, – сказал Старой, – поведать нашим кровным братьям-славянам: булгарам, сербам, черногорцам, боснийцам про нашу судьбу.
– А толк каков? – спросил Каторжный. – Помощи от них ждать далеко, да и несподручно. Они сами голы, босы, голодны – который век несут ярмо турское. Их бьют турки, грабят денно и нощно: тянут к себе сушеные плоды, ковры, шерсть, сукно, табак. Уводят от них лошадей дорогих, рогатый скот, овец, волокут в полон девок пригожих, а старых людей прибивают на месте…
– Не любо слушать мне твою речь, Иван. Нам важно, что неспокойно будет сзади у турка, что братья наши не станут давать ему хлеба, проса, баранины и прочего провианта. Братья-славяне завсегда были с нами и завсегда радовались, когда мы, донские и запорожские казаки, крепко били татарина и турка.
– Любо! – сказал Татаринов. – Думаю, что и всякому простому человеку это будет любо! У нас с братьями-славянами не только одна вера, и вся жизнь соединена навечно. Черное море никогда не разлучало нас – всегда воссоединяло. И не только туда следует весть подать о коварных замыслах султана, а и народам Кавказа тоже.
– А еще, – сказал атаман Васильев, – надо послать тайно самых отважных казаков берегом Черного моря и морем в Стамбул.
– Дельно! – ответил Наум Васильев. – Коль скоро турецкие войска грянут на нас, флот пойдет, для их страха и сомнения, для шатости в войске да слабости веры в дело начатое надо поджечь дворцы в Стамбуле!
– Ну что ж, – сказал, хмурясь, Каторжный. – На такое дело я бы и сам в любой час пошел. Разве не жгли мы Перу, Галату, не топили корабли турецкие в Золотом Роге, не рвали порох в стамбульском арсенале?..
Атаманы решили направить к царю Ивана Каторжного; во все верхние и нижние городки послать призывную грамотку; просить царя и воевод – астраханского, воронежского, валуйского и даже тульского – о помощи.
В грамотке, которую атаманы писали так мучительно долго, дополняя один другого, было сказано:
«От донских атаманов и молодцов, от всего войска Донского во все верхние и нижние городки молодцам наше челобитье!
Пошли было мы, атаманы, на святое Черное море и пристали в гирле реки для поимки языков. Поймали мы крымских людей, которые в расспросе сказали нам, что турский султан Амурат и крымский хан Бегадыр Гирей с горскими черкесами идут под Азов для осады. Не веря им, мы пошли на море и подлинно узнали, что кораблей их не так велико, но в скором времени, как только султан возьмет Багдад, все вражье татарское и турецкое войско, нисколько не медля, появится у стен нашей крепости. Дознались мы, что конные татары перевозятся с крымской на ногайскую сторону. И чтоб всем вам, атаманам-молодцам, славным казакам Дона,
