Юнармия

руч­ка слабая, сломается.

Но мы ничего не видели.

Небо было черно. Не то что костылей, мы и домов во дворе не видели.

– Ночевать сегодня мы у Андрея будем, – сказал я Илье Федоровичу. – Отцу передайте.

– Ладно, передам.

– А мне можно с ними у Андрея переночевать? – спросил Васька тоненьким, ласковым голоском.

– А для чего тебе у Андрея ночевать? – спросил Илья Федорович.

– Да мне хочется! – протянул Васька.

– Ну, если хочется, так ничего не поделаешь. Ночуй! Мы сразу поняли, что он догадывается, куда гнет Васька.

Илья Федорович отдал нам последний гаечный ключ, попрощался с Васькой, с нами и медленно пошел к себе в дом.

А мы бегом пустились по улице. Впереди всех – Вась­ка вприпрыжку. В кармане у него громко тарахтели гайки.

– Придержи их рукой, – сказал ему Андрей. – А то гремишь на всю улицу, как бубен.

Гайки сразу затихли, но зато на мостовую со звоном упал ключ.

– Раззява! – пробурчал Андрей. – Ты что – все дело загубить хочешь? Вот только звякни еще чем- нибудь, я тебя сию минуту домой откомандирую.

Васька подобрал ключ и пошел дальше так тихо, что его шагов не было слышно.

– Васька! Ты здесь? – спросил я наконец.

– Здесь, – шепотом ответил Васька.

Мы прошли мимо станции. Справа, далеко внизу, горе­ли редкие огни поселка. Они гасли один за другим. Домишки чернели, как скирды в степи.

У высокой ограды, за которой был знакомый нам ту­пик, кто-то окликнул нас:

– Ребята, вы?

Это был Порфирий. Он взял у Андрея лом, а у Сеньки кувалду и молча повел нас через рельсы тупика к своей кладовой.

В тупике было еще темнее, чем на улице. Мы то и дело наталкивались на вагоны, спотыкались о шпалы.

– Ну, вот и пришли, – сказал Порфирий. – Склады­вайте инструмент здесь, под лестницей.

Мы тихо опустили на землю свой тяжелый груз.

– Приходите до свету, – сказал Порфирий и, краду­чись, полез по лестнице к себе на чердак.

А мы налегке быстро пробрались между платформами и вагонами, загораживавшими нам путь, и пустились вскачь посреди улицы, как резвая четверка.

Дома Андрей разостлал на полу старое ватное одеяло и бросил на него три рябые подушки.

– Ложись, ребята! Не проспать бы, – буркнул он нам и улегся у самой стенки.

Мы, тоже не раздеваясь, завалились впокат рядом с ним.

Нам с Васькой на двоих досталась одна подушка. Мы долго стукались то лбами, то затылками, пока наконец Васька не заснул. Сенька с Андреем шептались. Потом Сенька положил себе под голову кулак и тоже заснул.

Андрей полежал немного молча и спросил:

– Гришка, ты спишь?

– Дремать начинаю, – сказал я.

Андрей опять помолчал, потом перегнулся через Сень­ку и зашептал.

– Лежу я и думаю: вот когда настоящая работа у нас начинается. Это уж тебе не игра, а серьезная боевая опе­рация! Если только это дело выгорит, мы тогда со своим отрядом прямо на фронт двинем… Только вот название надо придумать нашему отряду… Молодежная армия, что ли? Нет, лучше – Юная армия… Юнармия.

Не помню, кто раньше заснул – я или Андрей.

Скоро сквозь сон я услышал, как рядом завозился Васька.

Он толкнул меня в бок и полез будить Андрея:

– Вставай, приехали!

Андрей вскочил, подтянул ремень и, ухватившись за край одеяла, на котором мы спали, дернул его изо всей силы.

Мы с Сенькой очутились на полу. Пришлось волей-не­волей вставать.

– Чего рано так заворочались? – сказал Сенька хрип­лым, сонным голосом.

– Ну, поспи, поспи, – сказал Васька. – А мы уйдем.