что это за фотография, так и не удалось.
Йинг Тьян что-то мурлыкала себе под нос. Наверное, какую-нибудь тайскую песню. Хонда давным- давно слышал в Бангкоке модные тогда песни в китайском стиле, которые пелись очень высоким голосом, напоминавшим звук струны. Песня неожиданно вызвала в памяти ряды золотых цепочек, сверкавшие по вечерам в лавках ювелиров, и шумные лодочные базары, которые собирались по утрам на каналах.
Йинг Тьян убрала фотографию в сумочку и сделала несколько шагов к кровати, она шла прямо к отверстию, через которое смотрел Хонда. Хонда вообразил, что Йинг Тьян направляется разрушить его наблюдательный пост. Однако она вскочила на дальнюю кровать, а потом, согнув ноги, легко перелетела на приготовленную для сна кровать у стены, за которой стоял Хонда. Хонда видел теперь только ее ноги.
Йинг Тьян несколько раз подпрыгнула на своей кровати. В прыжке она каждый раз поворачивалась — иногда появлялся съехавший набок шов сзади на чулке.
Красивые, обтянутые поблескивающим нейлоном ноги, стройные икры, плавно переходящие в тонкие лодыжки, будто снабженные пружинками подошвы… когда Йинг Тьян, чуть сгибая колени, подпрыгивала, развевавшаяся юбка высоко открывала бедра. В верхней части чулки были более темного цвета, и подвязки напоминали зеленоватые, выглядывающие из стручка горошины. А еще выше темным цветом утреннего неба выступала полоска смуглых бедер.
Прыгавшая Йинг Тьян, видно, потеряла равновесие, ноги, на которые смотрел Хонда, повалились набок, будто девушка упала в обморок, а затем спустились с кровати. Все это Йинг Тьян проделывала как ребенок, который хочет испытать непривычный для него пружинный матрац.
Потом она внимательно изучила легкое кимоно, которое ей на ночь приготовил Хонда. Накинула его поверх своего платья, стала перед зеркалом, осмотрела себя, поворачиваясь в разные стороны. В конце концов она сняла кимоно, опустилась на стул перед зеркалом и, заведя обе руки за шею, бережно сняла изящную золотую цепочку. Собиралась там же у зеркала снять с пальца перстень, но передумала. Все это время выражение ее лица и неторопливые, ленивые движения, словно ею управляли как куклой, Хонда видел в зеркале.
Перстень, так и не снятый, Йинг Тьян высоко подняла к свету, который шел от лампы на потолке. Зеленым пламенем вспыхнул изумруд, сверкнули золотом устрашающие лики божественных стражей — мужской перстень на пальце слишком бросался в глаза.
Наконец она протянула руки за спину, намереваясь расстегнуть маленький крючок над молнией. Хонда затаил дыхание.
Неожиданно Йинг Тьян опустила руки и повернулась к двери. Запертая на ключ дверь оказалась открытой — это Кацуми отпер ее запасным ключом, полученным от Хонды. Хонда кусал губы — Кацуми появился в самый неудачный момент. Если бы он пришел на пару минут позже, Йинг Тьян уже разделась бы.
В отверстии, как в круглой раме, появилась картина, отразившая миг внезапной тревоги, охватившей неискушенную девушку. В это мгновение она еще не знает, кто же войдет. Может быть, надменной походкой, наполнив комнату ароматом лилий, сюда войдет белый павлин? И хлопанье его крыльев, его скрипучий голос превратят комнату в зал дворца Роз, где в полдень совсем безлюдно?
Но вошел спесивый заурядный молодой человек. Кацуми, не извинившись за то, что сам открыл дверь, как-то неловко объяснил, что не может заснуть и пришел поговорить. Девушка улыбнулась и предложила ему сесть. Беседа была долгой. Кацуми, чтобы угодить девушке, говорил по-английски, и Йинг Тьян неожиданно разговорилась.
Кацуми положил свою руку на руку девушки. Девушка не убирала своей руки — Хонда напряг зрение, но у него уже сводило шею, и какое-то время подглядывать он не мог.
Прислонившись к книжному шкафу, он собрался ориентироваться на то, что услышит. Тьма давала силу воображению, в воображении он последовательно поднимался со ступеньки на ступеньку. Вот Йинг Тьян уже раздета, и открывается ее сверкающая нагота. Вот, когда она с улыбкой поднимает левую руку, на левом боку появляются три расположенные в ряд родинки — звездочки, делающие тело похожим на печальное ночное небо тропиков. Знак, который Хонде не дано увидеть… Хонда прикрыл глаза. В темноте звездное видение разом рассыпалось.
Что-то там произошло.
Хонда поспешно приник глазом к отверстию. Он ударился головой о край полки, но больше, чем боль, его беспокоило то, что могут обратить внимание на звук, однако ситуация по ту сторону стены складывалась так, что звук уже никого не волновал.
Кацуми обнимал Йинг Тьян, а девушка вырывалась. Тела были в постоянном движении и то попадали в поле зрения Хонды, то исчезали. Молния на спине у девушки расстегнулась, открылись острые влажные лопатки и завязки бюстгальтера. Йинг Тьян удалось освободить правую руку, она сжала кулак — блеснул зеленый изумруд, словно расправил свои крылья взмывший жук. Жук рассек щеку Кацуми. Тот, схватившись за щеку, отпустил девушку… Звук открывшейся двери свидетельствовал о том, что Кацуми покинул комнату. Йинг Тьян, тяжело дыша, осмотрелась вокруг и, подтащив один из стульев, поставила его перед дверью.
То, что Хонда увидел, привело его в замешательство. Он подумал, что строивший из себя взрослого, а по сути избалованный ребенок Кацуми сейчас, пожалуй, явится за лекарствами.
И началась жуткая спешка. Хонда беззвучно возвращал один за другим на полку толстые тома, с тщательностью преступника следя за тем, чтобы в темноте не поставить книгу корешком внутрь полки; закончив с этим, он проверил, чтобы дверь в кабинет была не заперта, погасил огонь в печке и крадучись пробрался в спальню, переоделся в ночное кимоно, повесил снятую одежду в гардероб и нырнул в постель — приготовился к тому, что, когда Кацуми постучит в дверь, все будет выглядеть так, будто тот его разбудил.
Это был неизвестный Хонде «опыт молодости». Он действовал с той же скоростью и проворством, что и студент, который, нарушив правила поведения в общежитии, благополучно заметя следы, укладывается с невинным видом в постель. Только Хонда, притаившись в постели, долго не мог унять биение сердца — казалось, оно стучит в подушке, которая двигается, прыгает, переворачивается.
Кацуми, похоже, раздумывал, идти ли ему к Хонде или нет. Столь долгие колебания объяснялись, скорее всего, тем, что он взвешивал все за и против… В общем-то, не собираясь ждать, Хонда тем временем заснул.
На следующее утро дождь кончился, из восточного окна сквозь щели в шторах лился золотой свет.
«Приготовлю-ка я для молодежи завтрак», — решил Хонда и, повязав шею поверх толстой куртки шарфом, спустился в кухню. На стуле в холле он обнаружил полностью одетого Кацуми.
— Рано ты поднялся, — обратился к нему Хонда уже с середины лестницы, скользнув взглядом по бледному лицу юноши.
Кацуми уже разжег огонь. Юноша не старался спрятать левую щеку, и, украдкой кинув взгляд, Хонда был даже разочарован — там не было раны такой, какой он себе представлял. Всего лишь легкая царапина, которая даже не бросалась в глаза.
— Присядьте, пожалуйста, — Кацуми предложил стул как хозяин.
— Доброе утро, — повторил Хонда и опустился на стул.
— Я думаю, что нам с вами нужно поговорить вдвоем. Я для этого и встал так рано, — покровительственно произнес Кацуми.
— Ну… так как все прошло?
— Прекрасно.
— В каком смысле прекрасно?
— Как я и предполагал, — молодой человек многозначительно улыбнулся. — Она выглядит ребенком, но вовсе не ребенок.
— Так ты был у нее первым?
— Я ее первый мужчина… Теперь она меня возненавидит.
Говорить дальше на эту тему представлялось нелепым, поэтому Хонда прервал Кацуми:
— Послушай, ты не заметил? У этой девушки на теле должны быть особые приметы. На левой стороне груди, скорее даже на боку, три родинки — они расположены в ряд, прямо как искусственные. Не видел?
