спектакле в роли свидетелей.
Уже тогда прозорливое предчувствие подсказало ему, что брак с Геленой и вправду будет далеко не мед. Но чем черт не шутит, хоть изредка да полакомлюсь — он с удовольствием потирал руки. Ее косметические маски всегда были невероятно вкусными и полезными — вот и тогда она разбила яйцо, отделила желток от белка, растерла желток в стакане с медом и лукаво ему подмигнула — спускай штаны, нынче всласть полакомишься. После пятнадцати минут благодатного воздействия косметической маски не только нежно увлажнилась Геленина бронзовая от загара, солнцем высушенная кожа лица, но и — поскольку тем временем петушок его не дремал — сладостно разомлело все ее тело; когда потом она лежала на спине и, расслабившись, блаженно отдыхала, наступил черед снятия питательной маски. Он покрыл поцелуями ее лицо, ах боже, желток и мед, самая восхитительная маска на свете. А каков результат! Поистине абсолютный. Ничего не пропало впустую — Гелена маской умастила свою кожу, а он, используя ее уже использованную маску, досыта полакомился.
И разве удивительно, что после такого роскошного десерта он внял ее доводам; взвесив все основательно, он счел их вполне разумными. Она убедила его, что о таком серьезном шаге должна посоветоваться с сестрой, образцовой матерью двух очаровательных детишек и обладательницей множества бесценных сведений, которыми охотно и по-дружески с нею поделится… и так далее и тому подобное, кто все это упомнит. Она молола, словно одурманенная алкоголем — а это был безусловный признак того, что на сей раз во время косметического «сеанса» он исполнил свои обязанности на высоком уровне. С одной стороны, ее восторженное одобрение порадовало Славика, поскольку похвалами, сказать по правде, она особенно не баловала его, но с другой стороны (а как иначе), и в этом деле была закавыка, ее милая болтовня была в той или иной мере следствием затухающей эйфории, а при таких обстоятельствах ему никогда точно не удавалось определить, что она думает в действительности и что ей лишь кажется, что она действительно думает, иными словами, выражаясь просто и понятно: любовное наслаждение и опьянение приводили ее в особое состояние, называемое pseudologia phantastica,[3] при котором, как всем известно, субъект перестает отличать правду от вымысла и прибегает к обманам bona fide, то бишь — без злого умысла, как, например, ребенок, похваляющийся тем, что дома у него полно разных разностей, что он был там-то и там-то, делал то-то и то-то, сочиняет истории, которых вовсе не было, но их при этом уснащает весьма убедительными деталями и подробностями — вот почему при оценке таких излияний следует быть крайне осторожным (особенно, если они касаются сексуальных отклонений), и в то же время (а как иначе) подобные словесные проявления нельзя не принимать в расчет.
Очевидно, Славик осознавал подстерегающие опасности, и если все же внял Гелениным доводам, то действовал, в основном, под нажимом объективных обстоятельств; поразмыслив немного, он пришел к выводу, что предложение, которое она выдвинула, сейчас наиболее приемлемое из всех возможных. Геленина сестра Катарина вела — в отличие от Гелены — нормальную семейную жизнь (такой же катастрофически моногамный тип, как и ты, камрад). Но что, пожалуй, в еще большей степени подвигло его согласиться — это уверенность, что Катарина наверняка не позволит Гелене никаких возлияний, которым он едва ли мог воспрепятствовать, если бы она, вопреки своему решению напрочь изменить привычный образ жизни, все-таки не устояла перед соблазном.
Кто знает, может, ребенок наконец принесет ей «успокоение души», подумал он, глядя на узкий цилиндрический предмет с белой крышкой, в котором содержался лак для волос. Возле него стоял. IGORA ROYAL, который — по словам Гелены — при всех прочих качествах обладал еще и необыкновенными косметическими возможностями, но пошли дальше, уважаемые, смотр продолжается: PALETTE COLOR SET, TAFT GRUN, LADY CREAM DERMACOL, RALAT VITAL — ах да, это средство позволяет легко расчесывать волосы после мытья. Сколько раз он наблюдал, как она тщательно и упорно втирала его в волосы… а вот — VIONEL SPRAY с ароматом ROSE для интимных потребностей женщины, который самым современным образом решает проблему повседневной гигиены и незаменим прежде всего в период месячных, при повышенной нервной возбудимости, в жаркую погоду и так далее… А это GEROVITAL FACE EMULSION… Тьфу ты черт, звонит телефон, как раз когда мы дошли до граненого пластмассового флакончика FABULON ARC TONIC. На основании его мелкими буквами напечатаны слова на языке, который не знаю:…ZSIROS ES NORMAL BORRE…[4] это могла бы перевести наша уборщица Амалия Кедрова, да, уважаемые, вот такие мы фон-бароны, даже уборщицу можем позволить себе, хотя нынче принято говорить не «уборщица», а «помощница по хозяйству», к черту, пускай звонят, по крайней мере еще минуту побуду в ванной, я ведь еще не успел и позавтракать, в этом граненом «фабулоне» наверняка что-то сногсшибательное, по цвету не отличишь от виски… туда-растуда твою птичку, надеюсь, Гелена не начала заниматься такими фокусами, с нее станет, в последний раз я случайно обнаружил в бутылке, которая, судя по этикетке, должна была содержать уксус, триста граммов отечественного рома, черт дери, этот телефон, похоже, не собирается заткнуться…
Петер Славик прошел из ванной в гостиную, поднял телефонную трубку, и с этого момента начался его день, который, как и обычно, обещал быть уже с самого утра полным нервного напряжения.
Как оказалось, на другом конце провода был его монтажер, который не замедлил сообщить ему, что по приказу «высших инстанций», вступающему в силу незамедлительно, то есть уже с сегодняшнего дня, он не является членом съемочной группы Славика. К нему, по его словам, пришла этакая молодая герлуха — ни спереди, ни сзади — и объяснила ему, что поступает на его место. Петрушка, очевидно более всего раздосадованный тем, что с ним ведутся переговоры на таком низком уровне («ну пришел бы и сказал мне это директор, это еще куда ни шло, я б еще поразмыслил»), перед девицей особо не расшаркивался. Когда она, бедняжка, не на шутку перепуганная, призналась, что вся ее предыдущая практика сводилась к монтированию репортерских снимков, Петрушка, прежде чем — как он выразился — вежливо и пристойно выдворить ее из своей квартиры, посоветовал ей не без доли своего знаменитого юмора: «С вашей практикой, барышня, вы можете разве что резать материю на трусики». На его беду оказалось, что упомянутая девица не какая-то там «герлуха», а племянница замдиректора Карола Регоры. Она же сгоряча пошла и нажаловалась своему дядюшке на этого хама Петрушку, в результате чего возник серьезный дисциплинарный проступок, и взбешенный замдиректора теперь уже требовал не перевода Петрушки в другую телевизионную группу, а настаивал на срочном, строгом и примерном взыскании, иными словами — закончил монтажер свое экспозе, — «как видите, пан режиссер, хреново все получилось».
— Пан Петрушка, выпейте рюмку водки и не паникуйте, — сказал Славик спокойно и невольно улыбнулся, когда тот выпалил:
— Я уж три хлопнул, черт бы все побрал!
— Тогда хлопните еще одну, но больше ни капли. К трем часам вы должны быть трезвы как стеклышко.
— Ну уж извините, я хоть раз приходил на съемку подвыпившим? — ударился в амбицию Петрушка, но тут же следом удовлетворенно засмеялся: — Значит, все в порядке, да? Будем продолжать всем чертям назло, так, что ли? Я знал, что вы все уладите, пан режиссер. Но все-таки намыльте ему холку, этому чинуше, он что, голливудский бог, чтоб ни в грош не ставить старого Петрушку. Мать его так, ведь я был монтажером уже тогда, когда он еще телевизор от аквариума не мог отличить…
Петрушка метал громы и молнии; он работал на телевидении уже двадцать лет, и его воспоминания могли бы затянуться еще на несколько часов кряду, поэтому Славик снова заверил его, что они будут работать точно по графику, и повесил трубку.
Сегодня в его распоряжении телестудия была от 15.00 до 18.00, да и потом, поскольку исполнитель главной роли не был занят в вечернем спектакле, они могли продолжить съемки вплоть до полуночи; это было на редкость удачным стечением обстоятельств, и потому столь неожиданно возникшие осложнения с Петрушкой изрядно попортили ему кровь. А ведь он должен сохранять видимость спокойствия и несокрушимой самоуверенности. Чем дольше он занимался своим делом, при котором ему приходилось постоянно улаживать множество непредвиденных конфликтов и псевдоконфликтов, тем больше он убеждался, что самое легкое в его профессии — собственно творческая работа; чтобы вообще подступиться к ней, прежде всего надо было заставить себя относиться терпимо ко всем этим неизбежным каверзам. Как человек, призванный сплотить определенную группку людей и руководить ею, он вскоре понял, что для этого требуется: энергия, настойчивость, целеустремленность, крепкие нервы, но и неизбежная доза
