Да, все можно рационально объяснить. Даже вкус вина, которое мы пьем во сне.
— Вы еще делаете бузиновое вино? — спросил он.
Старушка удивленно вскинула брови.
— Чего?
— Ничего, — махнул он рукой. — Какое предупреждение?
— А вы, чего, выпили бы?
— Что?
— Ну принесу. Хотя вы все одно не пьете. Разве что…
— Нет, нет! Не пью, ничего не приносите.
— Эка досада. — Амалия Кедрова, похоже, была разочарована. — А Еленке страсть как нравилось…
— Перестаньте! Я знаю, она пила, как лошадь. К чему мне об этом говорить? Знаю также, что вы ее ненавидели.
— Что? — в ужасе выдохнула старуха. — Я?! Еленку?! — Нижняя губа у нее задрожала, на лице застыло выражение боли и обиды.
— Простите, — пробурчал он раздраженно, потому что вовсе не горел желанием извиняться перед ней.
— Ведь я ее любила, все равно как свою дочку, — сказала старуха со слезой в голосе.
— Простите, — повторил он и, пытаясь сгладить явно несправедливый упрек, быстро добавил: — А как поживает ваша дочка?
Амалия Кедрова вперила в него из-за толстых стекол злобный, возмущенный взгляд, но минутой позже возмущение ее сменилось участием и беспокойством:
— Вам не худо, пан режиссер?
— А что такое?
С минуту она обдумывала его вопрос, потом удовлетворенно покивала головой, словно ей удалось разгадать невероятно трудную загадку.
— А-а, вы уж позабыли, да? Померла. Десять лет тому.
— Кто?
— Дочка моя, — старуха все еще сохраняла терпение. — Я вам говорила ужо, да вы позабыли. Понятное дело, у вас теперича другие заботы. Кто ее мог загубить? Такую хорошую жэншыну. И никто вроде не видел его. Вы аккурат остались ночевать у милоспани, — удивленно покачала она головой. — Аккурат в ту ночь. Как на грех…
Он настороженно поднял голову. Внимательно посмотрел на Амалию — показалось, что она говорит насмешливо, иронично, вызывающе: уж не знает ли больше, чем ей положено?
Но следующие ее слова вполне успокоили его, хотя он их сперва совсем не понял.
— Только ничего тут не поделаешь. Этому суждено было случиться. Вот тут написано, — шамкала старуха, неловко листая книжку. — З, з, з…
Ошарашенный, он слушал ее жужжание.
— Зубы. Вот здесь. То было предупреждение.
— Предупреждение? — повторил он эхом, но старуху это не смутило; вероятно, она его вообще не слушала. Сосредоточенно глядела в книгу, следуя за своим указательным пальцем, медленно бродившим по печатным страницам.
— Зубы — искусственные… Твой взгляд на вещи ведет тебя по правильному пути. — Он машинально отметил: она читает почти литературно, лишь мягкие согласные произносит с трудом.
— Не-е-е, не то… дать вырвать — злые силы хотят тебя уничтожить… тоже не то… ага, выпали — смерть близкого заставит тебя задуматься. — Она оторвала взгляд от книги и торжествующе спросила: — Понятно? Вам снилось, что у вас выпали все зубы, а это означает: смерть близкого заставит тебя задуматься. И ночью ее порешили. — Она удовлетворенно закрыла книгу.
Только теперь он пришел в себя. С бесконечным облегчением рассмеялся:
— Да, именно, у меня выпали все зубы, и пришлось ограбить банк, потому что не было на протезы.
— Банк вы придумали только нонче, — сказала она укоризненно, — а что у вас все зубы повыпадали, вы мне и впрямь говорили. То было предупреждение.
Смерть близкого заставит тебя задуматься, повторил он мысленно.
Она сунула сонник под мышку и снова довольно, утвердительно, с торжеством покивала головой; а затем нежно, ласково погладила сонник, словно хотела выразить ему благодарность и признание за то, что и в данном случае он не подвел ее.
А потом Славик, желая внести в судьбу свою лепту, попросил Амалию взять себе что-нибудь, что ей больше всего нравится, и ему показалось совершенно логичным, естественным и закономерным, что старушка выбрала себе именно Геленино шелковое вечернее платье из парчи грязно-розового цвета — так, как издавна уже было предрешено.
Около четырех пополудни она опять почтила его своим визитом. Ей не терпелось поделиться своей радостью. Она принесла ему «Вечерник» и в безумном упоении стала лепетать о том, что попала в газету, что о ней пишут, о ней все будут читать, и не только о ней, но и о нем и об Еленке, про них про всех… то был один из самых счастливых дней в ее жизни; триумфы, равно как и бедствия, никогда не приходят поодиночке, дело известное.
Источником ее гордости и восторга была коротенькая, но содержательная заметка в рубрике «Новости».
Вчерашнее утро долго не изгладится из памяти 79-летней Амалии Кедровой. Ничего не подозревающая старушка нашла в квартире Петера С., 31 года, тело 35-летней Гелены Б. Случай расследуется соответствующими органами ОБ.
Так они оказались в анналах криминалистики. Разумеется, Славик не разделял восторга Амалии К.; он напрочь не воспринимал этот вид юмора, хотя рубрика «Новости» была его излюбленным чтением — пока там речь шла о других. Но стоило ему представить себе радостные ухмылки, которые вызовет эта «новость» на лицах его друзей и недругов, как он тотчас потянулся к телефонной трубке, чтобы выразить резкий протест главному редактору газеты. Как только они позволяют себе писать в таком духе о нем, известном режиссере Петере Славике (посвященные несомненно без труда опознают его). Однако минутой позже он одумался. Понял, что в редакции, по всей вероятности, уже никого не застанет, и, пожалуй, самое лучшее — молча и достойно стать выше этого; а то ведь, чего доброго, над ним еще больше станут смеяться. Но все- таки… имеют ли они право придавать огласке не расследованное еще дело? Надо бы с кем-нибудь посоветоваться.
Конечно, Виктор Ружичка! А иначе какого черта он здесь; неплохо иметь в семье юриста, разве отгадаешь, когда он может понадобиться. К тому же, это вполне удобный повод непринужденно направить разговор на тему, которая в данную минуту его больше всего интересует. Наконец-то он сможет узнать, как далеко зашла их доверительность.
Но прежде чем он попытался это сделать, в квартире раздался звонок, и Славик инстинктивно почувствовал, что близится неотвратимый конец.
На сцене появился капитан Штевурка.
15
Славику показалось, что появление капитана более всего обеспокоило мать; вероятно, только сейчас она осознала, в какое неприглядное положение они попали благодаря ее злополучной выдумке. Смущенная, раскрасневшаяся (будто капитан застал ее с Виктором Ружичкой in flagranti), она растерянно заикалась,
