Тогда помощник кайсяку должен заставить его взять поднос. Кроме того, приговоренный может попросить, чтобы поднос поставили чуть ближе к нему, в таком случае его желание должно быть исполнено. Также поднос ставится таким образом, что помощник кайсяку, держа его в левой руке, может протягивать кинжал кусунгобу приговоренному, который наклоняется вперед, чтобы взять его. Какой из двух этих способов лучше, неясно. Цель обоих – сделать так, чтобы приговоренный наклонился вперед, и произвести удар. Уйдет помощник кайсяку на свое место или нет, должно зависеть от поведения приговоренного.
Если преступник – вспыльчивый человек буйного нрава, на поднос вместо кинжала кусунгобу кладут веер, а если тот возражает, на это ему отвечают, что замена кинжала веером – это древний обычай. Такое может иногда случиться. Говорят, что когда-то в одном из поместий даймё некая храбрая замужняя женщина убила мужчину, и, когда ей было дозволено умереть от харакири со всеми почестями, на поднос был положен веер, и ей отрубили голову. Такое может считаться правильным и своевременным. Если приговоренный проявляет непокорность, кайсяку, не проявляя никаких признаков тревоги, должны поторопиться к нему и, убеждая его приготовиться, быстро заставить совершить все приготовления и усадить на свое место. Затем главный кайсяку, обнажив свой меч, должен приготовиться к удару и, приказав приговоренному как можно быстрее приступить к церемонии получения подноса, должен исполнить свой долг, не показывая никакого испуга.
Некий князь Като, приговорив одного из своих советников к смерти, участвовал в церемонии харакири, скрываясь за занавесом из бамбуковых побегов. Советник по имени Катаяма был связан и все это время бросал полные ярости взгляды на занавеси, не выказывая никаких признаков страха. Главным кайсяку был человек по имени Дзихэй, который всегда относился к Катаяме с большим уважением. И вот Дзихэй, держа меч в руке, сказал Катаяме: «Господин, пришел ваш смертный час: будьте добры повернитесь и держите голову прямо». Когда Катаяма услышал эти слова, он отвечал: «Парень, да ты наглец!», и, как только он оглянулся, Дзихэй нанес смертельный удар. Господин Като после этого спросил Дзихэя, что было тому причиной, и тот отвечал, что приговоренный явно что-то замышлял, он решился убить его тотчас же и положить конец его мятежному духу. Вот пример, который не должны упускать из виду другие секунданты.
Когда голова отрублена, обязанность младшего кайся-ку – взять ее за пучок волос магэ и, положив на плотную бумагу, а затем на свою ладонь, отнести для осмотра свидетелю. Эта церемония подробно описана выше. Если голова лысая, кайсяку должен проткнуть левое ухо стилетом, который находится в ножнах его малого меча или кинжала, и так нести для опознания. Младший кайсяку должен иметь плотную бумагу за воротом своего кимоно. В эту бумагу он должен завернуть мешочек с рисовыми отрубями и золой, чтобы нести голову, не запачкавшись кровью. Когда опознание головы завершено, обязанность младшего секунданта – поместить ее в бадью.
Если случается нечто служащее помехой главному кайсяку, помощник кайсяку должен занять его место. Подобное произошло однажды, когда перед самой казнью главный кайсяку лишился присутствия духа, однако безо всякого труда отрубил голову. Но когда дело дошло до того, чтобы поднести голову для освидетельствования, он никак не мог справиться со своей нервозностью. Именно этого и стоит опасаться людям, которые выступают в качестве секундантов.
* * *В качестве заключения к приведенным выше подробнейшим описаниям церемоний, надлежащим образом соблюдаемых при совершении харакири, здесь я могу описать случай такого приведения приговора в исполнение, который я был официально послан засвидетельствовать. Приговоренным был Таки Дзэндзабуро, офицер правителя Бидзэна, который отдал приказ открыть огонь по иностранному поселению в Хёго в феврале 1868 года, – нападение, на которое я сослался во вступлении к повести о девушке из сословия эта и хатамото. До сего времени ни одному иностранцу не приходилось быть свидетелем такой казни, которую считали скорее выдумками путешественников.
Церемония, которая происходила по приказу самого микадо, имела место в 10.30 вечера в храме Сэйфукудзи, штабе войск Сацума в Хёго. От каждой иностранной дипломатической миссии был послан один свидетель. Всего нас было семь чужеземцев.
Нас проводили в храм офицеры князей Сацума и Тёсю. Хотя церемония должна была проходить в самой приватной атмосфере, случайные обрывки разговоров, которые мы слышали на улицах, и толпа, окаймляющая главный вход в храм, говорили о том, что это дело представляло немалый интерес для народа. Внутренний двор храма представлял собой живописное зрелище: он был переполнен солдатами, стоящими группами вокруг больших костров, которые отбрасывали тусклый мерцающий свет на тяжелые свесы и причудливые коньки крыш священных построек. Нас проводили во внутреннее помещение, где мы должны были ждать, пока не завершатся приготовления к церемонии. В соседним с нашим помещении находились японские офицеры. После продолжительного перерыва, который показался нам вдвое дольше из-за воцарившейся тишины, к нам подошел Ито Сунсукэ, временный губернатор Хёго, переписал наши имена и сообщил нам, что с японской стороны будут присутствовать семь кэнси, надзирателей или свидетелей. Он и еще один офицер были представителями микадо; два капитана пехоты Сацума и два – Тёсю, с представителем князя Бидзэна, клана приговоренного, завершали их число, что, по-видимому, было специально устроено, чтобы соответствовать количеству присутствующих иноземцев. Ито Сунсукэ далее спросил, не желаем ли мы спросить о чем-то преступника. Мы ответили отрицательно.
Произошла еще одна заминка, после чего нас пригласили проследовать за свидетелями с японской стороны в хондо, или главный храмовый зал, где должна была проводиться церемония. Это было впечатляющее зрелище. Большой зал с высоким сводом, опирающимся на темные деревянные колонны. С потолка спускалось множество позолоченных ламп и украшений, свойственных буддийским храмам. Перед высоким алтарем, там, где пол, покрытый красивыми белыми циновками, приподнимается над землей на несколько дюймов, было расстелено алое войлочное покрытие. Высокие свечи, расставленные на равных расстояниях друг от друга, давали призрачный и таинственный свет, которого едва хватало, чтобы видеть происходящее. Семеро японцев заняли свои места по левую сторону от возвышения перед алтарем, а семеро чужеземцев – по правую. Никаких других людей в храме не было.
Спустя несколько минут напряженного ожидания Таки Дзэндзабуро, рослый мужчина в возрасте тридцати двух лет, благородного вида, вошел в хондо, облаченный в церемониальное платье с надетой поверх необычной пеньковой безрукавкой с широкими наплечниками – катагину, которая надевается по торжественным случаям. Его сопровождали кайсяку и трое офицеров, облаченных в дзимбаори – военное парадное верхнее платье с парчовой отделкой. Следует отметить, что слово «кайсяку» означает несколько не то, что означает наше слово «палач». Кайсяку может быть лишь человек благородного происхождения; во многих случаях эту роль исполняет кровный родственник или друг осужденного, и отношения между ними соответствуют скорее отношениям начальника и подчиненного, нежели жертвы и палача. В этом случае обязанности кайсяку исполнял воспитанник Таки Дзэндзабуро – он был выбран друзьями последнего из всего круга его близких за высокое мастерство владения мечом.
С кайсяку по левую руку Таки Дзэндзабуро медленно приблизился к свидетелям-японцам, и оба поклонились им, затем они подошли к иноземцам и поприветствовали их таким же образом – возможно, даже с бо?льшим почтением. В обоих случаях в ответ их приветствовали такими же церемонными поклонами. Неспешно, с бо?льшим достоинством осужденный поднялся на возвышение, дважды распростерся ниц перед высоким алтарем и уселся на войлочном покрытии спиной к алтарю. Кайсяку сел по левую сторону от него. Тогда один из трех сопровождающих офицеров выступил вперед, вынул подставку, подобную той, какая используется для подношений в храме, на которой лежал завернутый в бумагу вакидзаси – японский короткий меч, или
