вдруг, как по волшебству испарились, и я полетела вниз. Я тяжело приземлилась на колени.
— Джулиана! — закричал мне вслед Лео. Он стоял позади меня. Я оглянулась и заметила его испуганный взгляд. Потом посмотрела на колени, обтянутые чулками. Они кровоточили так, словно по коже прошлись пилой. Я протянула руки к Лео, который легко подхватил меня, хотя мы были с ним приблизительно одного роста, и отнес меня к машине. Там он спросил, надо ли нам ехать в больницу. Я покачала головой и, рыдая, попросила отвезти меня домой. Дома Лео промыл мне раны на коленях и вытащил из ссадин кусочки камней. Он сделал все, что положено в таких случаях, а в заключение перевязал мне колени.
Только когда рентген подтвердил, что у меня нет переломов, Лео начал собирать вещи.
Глава седьмая
Дневник Гейба
Как мне иногда жаль, что меня не выгнали из школы.
Но что случилось, то случилось. Я даже не взбунтовался.
Я ни разу не был замечен хоть в одном сколько-нибудь серьезном проступке.
Да и в поступке тоже.
Двойная жизнь, которую так успешно вел наш отец, стала в моей школе темой разговоров. Были такие, кто начинал с фразы типа «О, я знаю, через что тебе пришлось пройти, потому что мои родители тоже развелись…» Штейнеры являлись довольно известными в Шебойгане людьми, поэтому тема вызвала не просто интерес, а ощутимый резонанс.
Я не могу сказать ничего определенного о своем отношении к школе. С одной стороны, у нас в Шебойган ла Фоллетт не было слоняющихся без дела подростков, которые ходили с оружием по улицам. Просто здесь было невыразимо скучно. Например, я делал подсветку для школьной постановки, которую повторяли из года в год. Скажу вам честно: вы не жили, если не видели героиню, ростом дюймов на шесть выше главного героя, с челюстью, как у бульдога, которая при этом поет: «О, есть ли место на земле, где мы любовь найдем?» В конце спектакля барышня падает на кровать, как будто ее подвергли казни отсечением головы. Такие постановки противоестественны, не говоря уже о том, что они не имеют никакого отношения к драматическому искусству.
В школе была разношерстная публика: кто-то должен был вырасти и стать владельцем свинофермы, а кто-то банкиром…
Многие дети дразнили Каролину, за то, что она предпочитала спортивный стиль, одеваясь, как девочки в Нью-Йорке (черные брюки, белые блузки — что-то вроде униформы), а все остальные предпочитали стиль 1970-х (нарочитый шик и много блеска). Они и меня дразнили: ОС (то есть особый случай, так как я учился по индивидуальной образовательной программе). Иногда меня по-настоящему обижали, хотя я научился не обращать на это ни малейшего внимания. Дети кричали мне вслед: «Форрест Гамп» (скажу вам честно, что это не самое оптимистически настраивающее кино).
Я потратил два часа только на то, чтобы сделать физику.
Зачем вас заставляют учить физику и историю в колледже, который вроде бы рассчитан на аудиторию с высоким креативным потенциалом (если перевести на нормальный язык, это означает: на учеников с проблемами усвоения, то есть на грамотных, но не имеющих возможности это доказать)? Я знаю то, что мне положено знать. Скажите, мне понадобится знание химической реакции, которая делает кварц проводником электричества?
Я хотел бы снова вернуться к семейной теме. Мама, конечно, не может претендовать на то, чтобы называться моим доверенным лицом и исповедником, но я люблю ее, хотя иногда страдаю от ее желания защитить меня. Однако маму можно понять. Я не смог бы обвинить ее. За последнее время на ее долю выпало слишком много испытаний. Фактически она воспитывала нас одна, да еще и решала свои проблемы со здоровьем.
Я хорошо знаю и о «проблеме» по имени Лео, ведь я знаком с характером отца. Это что-то, не так ли? Знать своего отца. За последние четыре года я, правда, видел его всего дважды. Он приезжает навестить своих родителей один раз в год, чего вполне достаточно, верно? Если мне приходится с ним встречаться, то это происходит только в присутствии бабули и дедули Штейнер. Мы выбираемся куда-нибудь пообедать. Очень скромно. Ведь он не может позволить себе тратить много, потому что, хотя
Лео и практикует в том месте, где сейчас живет, однако у него нет приличного жалованья, а Джой, «его родственная душа», хочет, чтобы у нее все было высшего разряда, желательно с надписями «Сделано во Франции» или «Сделано в Италии». Лео относится к этому с пониманием, хотя было время, когда он требовал, чтобы моя мама пользовалась какой-то жидкостью для мытья посуды вместо лосьона.
Моя сестра Каролина (или Кошка), конечно, пишет мне. Она пишет о том, как радостно и весело ей жить. Кара находится на домашнем обучении. Бог ты мой, она даже писать грамотно не умеет! Я не умею грамотно писать, но она-то не я — она могла бы писать грамотно, если бы постаралась или будь у нее, хоть малейшее желание. Она считает себя гениальной, потому что прочитала все книги Даниэлы Стил. Это ее библиотека. Даниэла Стил и еще одна леди, чьи творения посвящены жизни маленького городка: она пишет то о пасторе, то о мяснике, то о пекаре.
Если учесть, с кем Каролина водит дружбу, включая ее лучшую подружку, у которой мозг сравним с чем-то вроде электролампочки времен Эдисона, удивляться не приходится. Она сообщает, что Марисса знает, как называются все части тела лошади, но не умеет прибавлять и вычитать, делая это на уровне нашей Аори. Моя сестра пишет об этом так: «Математика ведь не так уж сущесвена».
Лично я думаю, что Каролина, превратившаяся в Кошку, тоже «не так уж сущесвена».
Мне-то уж надо было приготовиться к тому, что может выкинуть моя сестра, после того как отец нас бросил, но я все равно был шокирован.
Я не отвечаю на ее письма. Я их просто читаю. Иногда отсылаю ей электронные письма. (У них в «Раю» имеются компьютеры. Вместе с тем они считают, что не стоит есть еду, после которой потом нужно мыть посуду, — такая еда, по их мнению, бесполезна для организма.) Я отвечаю ей: «Письмо зарегистрировано».
Мама радуется тому, что мы «поддерживаем связь», хотя я это вижу несколько в ином свете. Но моя мама могла бы найти оправдание и для вора-рецидивиста, настолько у нее покладистый характер. Она говорит, что Каролина «одумается», что я должен любить сестру, потому что однажды все изменится, и она одумается. Но чтобы одуматься, надо, по крайней мере, о чем-то думать, не так ли? Моя мама утверждает, что она просто ребенок, который сосредоточен на себе. Но почему я не такой ребенок? Почему Аори не такой ребенок?
Моя сестра рассказывает мне о Доминико, любви всей ее жизни. (По-моему, для парня это шикарное имя, не хуже, чем Аврора Бореалис.) Она пишет, что не понимает моего «несправедливого» отношения к Лео и Джой. Вот если бы я приехал и навестил их всех…
Конечно. Уже еду.
Я и представить себе не мог, что дело так обернется.
Вообще-то мне плевать. Но потеря для меня все равно ощутимая. Так плохо… Так грустно… Кара всегда была в себе и для себя, потребитель кислорода и чужого внимания.
В принципе, надо принимать во внимание и ее точку зрения. Но я не могу не вспоминать, как унизительно было осознавать, что отец бросил нас навсегда и именно мы с Каролиной узнали об этом.
Я, конечно, догадывался, что Каролина не отличается особыми нравственными достоинствами, но все- таки надеялся, что она способна на глубокие чувства и знает, что такое привязанность. Однако получилось так, что она доросла до пятнадцати лет и остановилась в своем развитии. Я полагаю, что она больше нас всех унаследовала генетическую программу Лео. И обстоятельства сложились таким образом, что эта программа «проявилась». Я не имею права говорить о сестре в прошедшем времени, но она для меня именно прошедшее время. Дом, который мы обнаружили во время нашего Невероятного Путешествия (о котором позже), располагался в конце улицы. На нем не было имени, только номер, и мне показалось, что это идеальное место для моей сестры. Она, как никто, подходит на роль тупой фрейлины тупейшей королевы Джой в тупейшем месте земли.
Я вам кажусь разочарованным идиотом?
Но я не идиот.
Я просто очень зол; до сих пор не могу прийти в себя после всего, что случилось. Хотя справедливости
