работал в большой компании, которая занималась продажей спортивной одежды и оборудования. Я решила смело двигаться на первой скорости. После того как мы впервые выбрались вместе поужинать, я спросила:
— Правильно ли я поняла, что ты тот самый человек, который пытается доказать, что компания не виновата, если на ее скейтборде упал ребенок, получив сотрясение мозга?
— Ты сформулировала это слишком прямолинейно, — ответил он. — В подобной ситуации я пытаюсь добиться компенсации для жертвы происшествия, но так, чтобы это не стало причиной банкротства компании. Ты знаешь, в каком мире мы живем. Я не думаю о том, что может случиться что-то плохое. Но если это происходит, то кто-то обязан за это платить.
Спустя несколько месяцев, в течение которых я виделась с Деннисом каждую неделю (а с Мэттом только дважды), я решила мягко разорвать эти отношения.
Милый и хороший для меня не были синонимами.
Я-то верила, что буду рада любому знаку внимания, но оказалось, что я поторопилась с выводами. Когда «Городская жизнь» приняла мое стихотворение, заплатив мне тысячу долларов, я поймала себя на мысли, что очень хочу поделиться радостью в первую очередь с Мэттом, а потом уже с Кейси и Гейбом.
Мэтт был счастлив за меня. Он сказал, что намерен купить по экземпляру журнала себе, всему своему персоналу и всем друзьям, а у него их было очень много. В один из уикендов я предложила встретиться в Бостоне, но у Мэтта были планы, которые никак нельзя было изменить. Следующие две недели, когда я слышала его голос на автоответчике, то не брала трубку, потому что чувствовала себя обиженной. Мне было неприятно, что мной пренебрегли. Наконец Мэтт прислал мне две дюжины белых роз в серебристом кубке, заработанном его командой в тот злополучный уикенд, который, как оказалось, он провел на футболе. На открытке было надписано: «Ты не любишь меня или футбол?» Я перезвонила ему и на следующей неделе получила именное приглашение на великолепной бумаге, в котором церемонно сообщалось, что в выходные меня с надеждой ожидают в доме Мэтью Макдугала.
Я не хотела ехать. Вернее, мне очень хотелось ехать, однако я боялась, что на глазах у этого собрания докторских жен со мной может произойти что-то ужасное и мне придется до конца жизни объезжать стороной штат Массачусетс. Но я подумала, что это всего лишь вечеринка. Что сложного в том, чтобы посидеть на диване и поболтать, как это делают обычные люди? В свое время я ведь тоже была обычным человеком.
И я решила, что это будет хорошим поводом увидеться потом с Кэт. Прошло уже много месяцев, а от нее не было ни одной весточки. Она прислала Рори тряпичных кукол на Рождество, но они страшно испугали мою малышку: у этих кукол были только глаза, а рот и нос отсутствовали.
Я могла бы нанять машину и отправиться в Счастливую Долину, как мы с Гейбом окрестили новое местожительство Лео. Я могла бы попросить Кейси присмотреть за Рори, а Гейб уже был достаточно самостоятельным. Кроме того, Кейси всегда находилась рядом. Когда я сообщила Гейбу о своих планах, он сказал, что хотел с дедушкой и бабушкой Штейнерами поехать в их коттедж, где они собирались навести порядок накануне весны. Ему хотелось порыбачить, пока стоит холодная погода, так как «летом любой это умеет», а он желал ощутить себя «настоящим рыбаком».
Я готовилась медленно и тщательно. В дорожную сумку я уложила черное платье с пышной юбкой из ткани, которая шуршала во время ходьбы, надеясь, что этот звук отвлечет от других звуков, которые я могла бы непроизвольно издать. Я остановила также выбор на широких брюках и сатиновой блузе. Смешные бусы из искусственного жемчуга, джинсы и два свитера. Сапоги и туфли. Гейб спросил, не собираюсь ли я переезжать.
За несколько дней до моего отъезда мне позвонила главный редактор «Городской жизни». Она спросила, можно ли дать мой электронный адрес издателю, который заинтересовался моими «стихами гнева». Я и не знала, что их можно так характеризовать, но согласилась. Деньги не бывают лишними, даже если мне заплатят немного. Я сочиняла стихи, чтобы избавиться от боли, и то, что их опубликовали, было для меня полной неожиданностью. Я и предположить не могла, что у этих произведений могут найтись поклонники или, что они найдут отклик в чужой душе. Даже Гейб называл их «так называемые стихи».
Мне написала женщина по имени Аманда Сентер, которое показалось мне очень знакомым. Она спрашивала, можно ли со мной связаться лично.
— Джулиана Джиллис, — проговорила она, когда я подняла трубку.
— Да?
— Последний раз, когда мы встречались, вы прятались под пианино.
Значит, мое чутье меня не подвело. Человек из мира моего отца.
— Я была агентом вашего отца очень давно, и очень недолго. Потом я сменила профессиональные ориентиры. Вы видели меня, наверное, раза два в жизни, но, прочитав ваши стихи, я решила, что Амброузу было бы приятно знать, что его талант унаследован дочерью.
— Спасибо. Такова ирония судьбы.
— Что у вас есть в запасе?
— В запасе?
— Я хотела спросить, достаточно ли у вас стихотворений для выпуска сборника? Пусть ваши произведения будут объединены одной идеей: отказ от прошлого, торжество женщины, сумевшей преодолеть боль расставания с любимым. Это найдет своего читателя, уверяю вас.
Я не могла понять, о чем она говорит. Стихотворения, которые я сочинила, пришли сами собой. В ящике моего стола не было черновиков, которые составили бы личный архив, чтобы его потом обнаружили мои потрясенные потомки.
— Я ведущая рубрики. Я не поэтесса.
— Позвольте мне самой судить об этом. У меня есть, на сей счет свое мнение.
После нашего разговора, вдохновленная мыслями о своем отце, я написала еще два стихотворения и отослала их Аманде. Одно из них мне удалось сочинить за двадцать пять минут.
Аманда не замедлила с ответом. Она сказала, что плакала, когда читала мои сочинения. Я решила, что у нее тоже не лучший период в жизни. Она завела разговор о презентации и о способах продвижения книги на рынок.
— Мисс Сентер, — сказала я.
— Аманда, — поправила она меня.
— Аманда, о чем мы с вами говорим?
— Конечно, поэзия не продается так хорошо, как жанры больших форматов. Но я думаю, что аудитория у книги не будет малочисленной, ведь многие женщины прошли через те или иные испытания. Узнали, что такое измена. Поэтому мы представим книгу как знак дружеской поддержки, как символ женской солидарности.
— Книгу? Но у меня нет так много стихотворений! Сколько их надо, для того чтобы получилась книга?
— Двадцать четыре, я полагаю. Это должна быть маленькая книга, богато оформленная, похожая на толстую поздравительную открытку.
— Но у меня уйдет не меньше полугода на то, чтобы сочинить столько стихов.
— У нас есть время. Мы можем дать пять аванса и пять после завершения работы. — Она имела в виду «пять тысяч».
Хорошо, что я сидела. Год я смогу не беспокоиться о лекарствах! Даже больше года! Я не знала, что сказать, поэтому промолчала.
— Джулиана, извини, что не могу предложить тебе больше.
— Я думаю, как это здорово быть публичной.
— Я не поняла.
— Опубликованной. Я думаю, что это было бы здорово.
