беззащитной?
Ей не хотелось верить, что она способна вызвать такую неприязнь, такую ненависть, но как знать?
Ночное небо уже начинало светлеть, когда в памяти всплыли глубоко запрятанные ради сохранения семейной гармонии воспоминания. Болезненные, неприятные воспоминания.
Лицо Анджелы, багровое от ярости, когда Лука объявил об их помолвке, ее первоначальный отказ быть подружкой невесты, несмотря на то что Бернардо согласился стать шафером Луки. Бернардо тогда предложил жене прогуляться в саду, вспомнила Эми, и по их возвращении все было улажено.
С тех пор враждебность Анджелы не проявлялась на людях, давая о себе знать, лишь когда они оставались вдвоем.
Но неужели Анджела действительно сплела эту ужасную ложь, связав все нити с таким искусством, что в ней нельзя было усомниться, спрашивала себя Эми. Одно дело — поверить в беспочвенные мечтания подруги, пересказать их как свершившийся факт кому-то, кого не любишь, и совсем другое — намеренно разрушить семью, тем более семью брата. Чго приобрела Анджела, поступив так жестоко? Она даже не жила на вилле Джерми. У нее был свой дом, своя жизнь…
Так ни до чего и не додумавшись и ничего не решив, Эми спустилась в столовую и увидела ковыряющего в одиночестве золотистую яичницу Пьетро.
— Лука еще не спускался? — осторожно спросила она мальчика.
Эми сделала бы все, что угодно, лишь бы вернуться на сутки назад. Но это было невозможно. Что сделано — то сделано, и сказанного обратно не вернуть. Теперь, должно быть, он ее ненавидит, по- настоящему ненавидит.
— Мне кажется, он уже ушел, — приветливо отозвался Пьетро, не догадываясь о том, что лишает ее последней слабой надежды на то, что Лука даст ей еще один шанс. — Я стучался в его дверь, но никто не ответил, а когда я вошел, комната оказалась пуста. Знаешь, иногда он уходит рано, очень рано, — добавил мальчик с важностью, присущей всем представителям семьи Джерми. — Он очень ответственный человек.
— Знаю.
К сожалению, она до конца поняла это, только лишившись его. Она любила Луку и будет любить до самой смерти, но единственное, что ей оставалось сделать в этом городке, — это выяснить, что же в действительности произошло между Анджелой и Франческой.
Эми необходимо было узнать правду, хотя она понимала, что потеряла Луку безвозвратно. Удар, нанесенный его гордости — пресловутой гордости семьи Джерми, — был слишком силен. Он никогда не простит ее, да, наверное, она и не заслуживает прощения.
Мотивы поведения мужа были благородны, он хотел дать ей возможность и время оправиться от горя и всегда, даже когда она была вдали от него, заботился о ней, следил за ее безопасностью, а вместо благодарности получил от нее одни оскорбления…
После завтрака приехал синьор Понти, симпатичный молодой наставник Пьетро, и после нескольких минут вежливого разговора Эми снова осталась в одиночестве. Ее взгляд машинально скользил по накрытому столу; есть совершенно не хотелось.
— Доброе утро.
При звуках знакомого голоса Эми от неожиданности вздрогнула. Пройдя мимо, Лука сел за стол и, не глядя на нее, начал накладывать еду на тарелку.
Как всегда за завтраком, он был в коротком сером махровом халате, а его волосы еще не просохли после душа. Эми, сердце которой колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, после нескольких попыток наконец выдавила чуть слышно:
— Я думала… я думала, что ты уже ушел.
— Вот как? — Он не повернул головы. — Жаль тебя огорчать, но я всего лишь задержался, так как мне нужно было поработать. Я собирался заняться этим вчера, но… отвлекся. — Только теперь он бросил на нее отсутствующий взгляд, произведший на Эми впечатление пощечины. — Ты же знаешь.
— Да, понятно. Значит, ты был в кабинете? Это все объясняет.
Его глаза слегка сузились, но лицо по-прежнему оставалось безразличным.
— Объясняет что?
— Пьетро заходил в твою комнату, но тебя не застал, поэтому предположил, что ты уже ушел… — Ее неуверенный голос замер под этим мрачным, непроницаемым взглядом. Она, казалось, разговаривает со стеной.
— Пьетро… Понятно. Он сейчас с синьором Понти? — сухо поинтересовался Лука.
— Да. — Это просто ужасно, в отчаянии думала Эми. Она должна что-то сказать, что-то сделать, чтобы пробиться сквозь эту проклятую толщу льда! — Как долго, на твой взгляд, Пьетро еще будет нуждаться в моем обществе? — дрожа и одновременно презирая себя за трусость, начала она.
— Тебя интересует мое мнение? — В глубине его глаз, всего на одно мгновение, Эми почудился огонек. — Зачем спрашивать совета у человека, которого так презираешь? — жестко проговорил он. — Спроси у Анджелы, Паулы или Карлы, или, к примеру, у человека, который приходит чистить бассейн. Похоже, что их мнению ты доверяешь гораздо больше, чем моему.
— Не надо… Не надо так, — прошептала она прерывающимся голосом. — Пожалуйста…
— Как так? — Лука явно мстил ей за ту боль, которую она причинила ему вчера. — Как, по-твоему, я должен себя вести, Эми? Скажи мне, потому что я в полной растерянности. Я всегда считал, что мы с тобой едины телом и душой, что никто и ничто не сможет разлучить нас, что ты часть меня, без которой я не стал бы целым. Но все это оказалось ложью, не так ли? Оказывается, мы были чужими… Да и сейчас чужие…
— Лука…
— Я дал тебе все. О, я имею в виду вовсе не это… — Он небрежно обвел взглядом окружающую их роскошь. — Я отдал тебе всего себя — мои ум, душу, внутренний мир, в который раньше не допускал ни одного человека. Отдал не задумываясь и надеялся, что в ответ получил от тебя то же самое. Но, как оказалось, ты все время втайне подозревала меня.
— Нет, это не так! — выкрикнула она в отчаянии. — Послушай меня, Лука…
— Эми, ты уже рассказала мне, как все было, — напомнил он устало. — Ты поверила злобным слухам, сплетням, поверила настолько, что даже не пришла ко мне и не спросила, есть ли в этом хоть доля правды. Вскоре после смерти Доменико Франческа нанялась секретаршей к одному из моих директоров, и я несколько раз видел ее за рабочим столом или в лифте — не более.
— Я… я понимаю.
— Нет, не понимаешь, Эми, ничего ты не понимаешь. Я не знал, что Франческа работает у Пьербоне, до тех пор пока не встретил ее в офисе, но даже если бы и знал, это ничего бы не меняло. Она ничего для меня не значит, ровным счетом ничего.
— Лука…
— И если тебе что-то показалось подозрительным, то ты могла спросить меня, но я, видимо, не стоил таких усилий, ты в одиночку вынесла свой приговор — и привела его в исполнение. Дальше уже… просто некуда.
Справедливость этих слов как ножом резанула ее, возразить было нечего.
— Извини, — сдавленно прошептала она. — Извини меня.
— Ты просто бросила меня. — Лука прикладывал сверхчеловеческие усилия, чтобы сохранить спокойный, ровный тон. — Ты ведь не вернулась бы, если бы не смерть матери, не так ли? Я думал, что ты спряталась на время, чтобы восстановить силы, а ты строила новую жизнь. Без меня!
Накал сдерживаемого гнева достиг такой степени, что Лука понял: ему следует уйти, пока он не сказал или не сделал чего-то, о чем впоследствии пожалел бы. Эми отвергла его окончательно и бесповоротно, не дав шанса высказаться в свою защиту. Но несмотря ни на что, он не в силах был отпустить ее… Черт бы побрал все это!
Эми молча смотрела в его удаляющуюся спину: ей нечего было сказать.
Несколькими минутами позже она все еще сидела в оцепенении. И только заметив Карлу, пришедшую
