В момент, когда он переступил порог, все его колебания мигом испарились, и где-то в глубинах мозга автоматически включилась установка экспресс-анализа, тотчас отметившая и рассеянно-праздный вид Стрелецкого, и начальное недоумение в глазах главного геолога, секундой позже сменившееся выражением узнавания и одновременно — вопроса.
— А, Валентин! — главный поспешно встал, пояснил Стрелецкому — Наш геолог, с севера, из Абчадской экспедиции.
— Ясно: молодой коллега, — приветливо сказал Стрелецкий. — Милости просим, Валентин. Рад видеть!
Профессор, очевидно, полагал, что появление молодо го коллеги предусмотрено хозяевами, а главный ничего, конечно, пока не понимал, и неопределенность этой ситуации следовало немедленно обратить себе на пользу.
— Спасибо, Андрей Николаевич, — Валентин пристально поглядел ему в глаза, добавил как бы между прочим и ни к кому из них персонально не адресуясь — Извините, я кажется, немного опоздал, — и продолжал уже быстро и уверенно — Я только что из аэропорта. Отряд свой вынужден был оставить прямо в поле. И совершил, можно сказать, угон вертолета, чтобы только застать вас, Андрей Николаевич. Так что времени у нас, к сожалению…
«Итак, начало есть, — отметил про себя Валентин, — профессор, кажется, польщенно улыбается, главный — помалкивает». Обстановка все еще продолжала оставаться неопределенной, но это долго не могло тянуться. Пора было вовлекать их в разговор, и он решил начать с вопроса, ибо инициатива, как известно, всегда у спрашивающего, но отнюдь не у отвечающего.
— Самые последние данные по Гулакочи вам известны? — внезапно обратился он к главному.
— Ну, я не знаю… — тот немного замялся от неожиданности. — Возможно, мои сведения немного устарели…
— Это не важно, — поспешил успокоить его Валентин. — Суть остается прежней: на Гулакочи мы имеем все признаки кондиционного месторождения, за исключением одного-единственного параметра, вы согласны?
— Да, пока что разведанных запасов не слишком… — осторожно отозвался главный, все еще не понимая, зачем этот разговор и к чему он клонится.
— А между тем это именно нормальное месторождение. Доказательства уже есть, — кинул он, решив идти ва-банк, и мигом переключился на Стрелецкого — Андрей Николаевич, все охотно соглашаются с тем, что тектоника — философия геологии, а как доходит до дела, то практики не очень-то спешат руководствоваться новейшими положениями этой самой философии. Вы, конечно, замечали такое?
— Лично я не склонен осуждать кого-либо за это, — отвечал Стрелецкий. — Теорий рождается слишком даже много, порой самых противоречивых, а практики — я имею в виду разведчиков, а не эксплуатационников — предпочитают проверенные пути. И вполне, надо сказать, оправданно. Однако же нет правил без исключений…
Вот это последнее замечание профессора было для Валентина, без преувеличения, сущим подарком — сам того не зная, Стрелецкий давал ему великолепную возможность плавно и корректно перевести разговор из плоскости предварительной подготовки в основную и главную. «Сопряжение, — мельком подумал он. — Кажется, в начертательной геометрии это называется сопряжением».
— Да, нет правил без исключений, — подхватил он и сделал шаг к столу, говоря — Вот, может быть, одно из таких исключений…
Упрямо игнорируя встревоженный взгляд главного геолога, он потянулся было к полевой сумке, где лежала загодя приготовленная геологическая карта, очень четко вычерченная и раскрашенная, но тут приглушенно звякнул телефон, и Валентину волей-неволей пришлось умолкнуть.
— Извините, — Стрелецкий поднял трубку. — Да, это я… Спасибо… Значит, машина вот-вот будет? Что ж, в та ком случае сейчас же и выходим.
Он дал отбой и, повернувшись к Валентину, сокрушенно развел руками:
— Вот видите, не получается у нас с вами разговор — люди ждут…
— Тогда, может быть, завтра? — все еще на что-то уповая, спросил Валентин.
— Увы, утром улетаю… уже и билет в кармане. Но вы не огорчайтесь, — поспешил успокоить Стрелецкий, — Если что-то не клеится, почаще советуйтесь с товарищами. Коллектив у вас в управлении сильный, так что добрый совет и помощь вам всегда обеспечены. Не так ли? — отнесся он к главному геологу и стал надевать пиджак.
— Ну разумеется, разумеется, — живо поднимаясь, с явным облегчением отозвался главный. — Надеюсь, мы не опаздываем…
Это был нокаут. Валентин безвольно шагнул к выходу. Уже взявшись за ручку, он вдруг поймал взглядом торчащий в двери ключ с привешенной к нему громадной деревянной грушей, этим гениальным изобретением, гарантирующим от забывчивости отдельных рассеянных граждан, могущих этот самый ключ унести с собой. Еще не отдавая отчета в своих дальнейших действиях, он взялся за ключ и машинально задержал на нем руку. Перед глазами, словно в немом кино, бесшумно воздвиглась сизая от каменных россыпей, истекающая каменными реками-курумами, утыканная редкими выморочными деревьями безрадостная, тоскливая громада Учумух-Кавоктинского водораздела; затем, как это не раз было в снах, что-то неуловимо изменилось, и та же картина предстала в вертикальном срезе, обнажающем почти полукилометровую толщу протерозойских гнейсов [8] глухого подземного цвета, смятых в прихотливые, художественно-изысканные складки, обведенные мертвенно- белыми извивами кварцевых жил; а под ней, под чудовищным гнетом этой толщи, тускло мерцал и переливался огненной побежалостью мощный, сложенный пентландитом, халькопиритом и пирротином — этой классической триадой минералов мировых месторождений никеля — пласт сплошных руд, срезанный сверху, но полого и уверенно уходящий вниз, на еще большие глубины. Цветное и необыкновенно реальное видение держалось лишь долю секунды, но этого было достаточно. «Нет уж, дядя, дудки!» — вмиг ожесточился Валентин. Замедленно, уже не по своей воле, а повинуясь какому-то отчаянному вдохновению, что ли, он осторожно повернул ключ, вынул его, положил в карман и, пройдя мимо ничего пока не понявших Стрелецкого и главного, стал у окна.
Стрелецкий беззаботным шагом приблизился к двери, дернул ее, покрутил вверх-вниз ручку, опять дернул. Тщетно.
— Странно… — пробормотал он, снова делая безуспешную попытку открыть дверь, помедлил и с несколько растерянным видом обернулся к Валентину. — Простите, но мне почему-то показалось, что вы… э-э… заперли дверь…
— Нет, вам не показалось, — Валентин постарался изобразить самую что ни на есть доброжелательную и безмятежную улыбку. — Я действительно сделал это.
Последовала немая сцена. Стрелецкий недоуменно воззрился на главного, а тот в свою очередь — на него.
— Э-э… вы что-нибудь понимаете? — проговорил наконец Стрелецкий, пожимая плечами.
— Да нет, Андрей Николаевич, — отвечал главный с нервным смешком, но взгляд, который он метнул на Валентина, был крайне свиреп. — Объясни-ка, дружище, что означают эти неумные шутки, а?
— Это не шутки, — Валентин чувствовал, что внутри у него все натянуто, словно струна. — Просто я не вижу иного способа привлечь ваше внимание к своим словам.
— Ах вон оно что! — озадаченно проговорил главный и посмотрел на Стрелецкого, словно бы говоря: «Ну, что вы на это скажете?»
Стрелецкий отстраненно молчал. Мол, разбирайтесь сами, уважаемые хозяева. С величественно вскинутой головой и презрительно надломленной бровью, он являл собой, так сказать, экстракт оскорбленного достоинства.
Главный, о котором Валентину доводилось слышать, что мужик он неторопливый, но иногда крут и вспыльчив, только теперь, кажется, начал в полной мере осознавать всю возмутительную и, пожалуй, даже скандальную сущность происходящего.
— Валентин Данилович, вы что — пьяны? — рявкнул он, багровея, и властным жестом протянул руку. — Давайте сюда ключ и убирайтесь к чертовой матери!
