вокруг, не только изрыли землю, но и повредили орудия. Капитан Стебель не торопился рассеять иллюзию врага. Транспорты шли в Ригу, можно сказать, под самым носом, а орудия молчали. И Стебель дождался своего. Однажды ранним утром в пролив начали входить два транспорта в охранении миноносца. Артиллеристам не терпелось ударить по ним. Но командир был непреклонен – пусть идут, всё это ещё разведка. В небе показались точки. К полуострову летели «юнкерсы». Капитан насчитал их сорок штук, бросил считать и поспешил на батарею. Так много бомбардировщиков ещё не налетало. Несомненно, что-то исключительное должно было произойти и на море.
Оно произошло: показался очень большой конвой в составе 42 транспортов и кораблей охранения. Впереди вспомогательный крейсер, в конце конвоя два миноносца, по сторонам торпедные катера… Попробуй нарисовать себе картину начавшегося – на батарее рвутся снаряды всех корабельных орудий фашистов, волна за волной налетают на неё бомбардировщики, а батарея тоже бьёт. Непрерывный грохот, вой, дым и огонь на батарее. И на море тоже грохот и огонь. После пристрелочных выстрелов по крейсеру ударили сразу обе башни – крейсер загорелся. Новым залпом ударили по катерам – три катера разлетелись в куски. Бьют обе башни – без остановки. Получил повреждение миноносец. Взорвался один транспорт, пошёл на дно второй – с танками, горит третий… Батарея перенесла огонь на концевой миноносец. И он повреждён. Разбегаются транспорты кто куда. Настоящая паника у немцев. Даже забыли дымом прикрыться… А тут пошли в атаку наши торпедные катера. И вовремя – орудия 315-й раскалились так, что краска начала гореть. Под землю, под бетон сообщают по телефону наблюдатели: торпедные катера потопили три транспорта. Ещё сообщают: над конвоем наши бомбардировщики… Так била фашистов, взаимодействуя с катерами и лётчиками, батарея Стебеля.
Зная, что есть она, увереннее действовали в проливе наши корабли. В особо неудачный для немцев день, 18 июля, эсминец «Стерегущий» уничтожил артиллерийским огнём пять транспортов, ещё два подожжённых им судна выбросились на берег. «Стерегущему» пришлось отбиваться от четырёх торпедных катеров, два из них он тоже пустил на дно. Тогда же один транспорт подорвался на мине, шесть транспортов потопили наши бомбардировщики.
День за днём бежало время, и линия сухопутного фронта отодвигалась всё дальше от Моонзундских островов. Она была уже в полутысяче километров, когда немцы начали переправлять на острова десанты. Сначала захватили Муху (Моон), с него перешли на Сарему, а затем на Хиума (Даго). В такой же последовательности, ожесточённо сражаясь, отходили под натиском неприятеля наши немногочисленные войска.
Немцы, чтобы замаскировать место высадки основного десанта, предприняли одновременно демонстративные высадки на всех островах. В эти дни опять показала себя батарея № 315. 13 сентября 1941 года она вела бой с флотилией миноносцев, двумя флотилиями торпедных катеров, тремя сторожевыми кораблями и тремя тральщиками, под охраной которых к Сырве шли три транспорта. Повредив несколько кораблей, артиллеристы заставили фашистов уйти в море и отказаться от высадки десанта.
«Высоко ценим ваши действия. Своими успехами вы помогаете Ленинграду». Такую радиограмму получили защитники острова Сарема в тот день от Военного совета фронта.
Как было важно не пустить 13 сентября десант на Сырве, стало особенно ясно в конце месяца. Именно на Сырве отошли со всего острова наши войска. Укрепив самую узкую часть полуострова, советские бойцы держались там до 3 октября. А устойчивость им опять же придавала батарея № 315. Она развернула орудия вдоль полуострова и мощными снарядами ставила неприятелю непроходимый заслон.
27 сентября к Сырве снова подошла неприятельская эскадра: вспомогательный крейсер, эсминец и 5 миноносцев. С моря они начали обстреливать наши части, оборонявшие перешеек. Немцы надеялись, что при такой мощной поддержке их сухопутные войска наконец-то прорвутся в глубь полуострова. И в который уж раз на немецкие корабли посыпались снаряды 315-й. Вдобавок эскадру атаковали наши четыре торпедных катера – последние, что оставались у защитников Сарема. Немцы не выдержали и ушли в море.
…Силы защитников Сырве уже иссякли. Много бойцов было убито, много ранено. Из 137 пулемётов, с которыми начинали бои на перешейке, осталось 11, из 32 орудий – 3. На батарее капитана Стебеля кончились снаряды.
В ночь на 3 октября четыре катера, переполненных ранеными, пользуясь плохой погодой, ушли от Сырве на остров Хиума. Туда же переправилось и командование береговой обороны, чтобы организовать сопротивление немцам на этом острове. (После взятия Сарема наши бойцы оборонялись на Хиума ещё десять дней.) За оставшимися защитниками Сырве должны были прийти с Хиума суда. Но они не пришли. Генерал А. Б. Елисеев, возглавлявший оборону островов, передал Военному совету флота в Ленинград донесение: «Все наши старания на скудных плавсредствах что-либо вывезти с Сырве на Хиума не увенчались успехом. Ни торпедные катера, ни катера КМ, ни буксиры не могли прорваться. В западной части от Сарема и Хиума противник сосредоточил большое количество боевых кораблей, которыми плюс авиация всё уничтожается. Защитники Сарема 45 раз ходили врукопашную. Последние группочки у маяка Сырве ведут бой. Мы заявляем советскому народу и правительству, что личный состав Сарема отдал всё для защиты Родины».
Последней весточкой с Сырве была радиограмма, переданная в Москву открытым текстом: «Радиовахту закрываю, иду в бой, в последний бой». Московский радист попросил обрисовать положение, на что последовало: «Прощайте, прощайте…» Это было 4 октября 1941 года в 16 часов 10 минут. Однако, как выяснилось после войны, на этом сопротивление ещё не кончилось. Ещё двое суток шёл бой на батарее № 315.
Часть батарейцев во главе с командиром первой башни лейтенантом Шаповаловым ушла на шлюпках через пролив, надеясь пробраться затем к фронту. Часть же с комбатом Стебелем осталась на батарее. Батарея не корабль, но её командир не захотел расставаться с ней, как остаётся на гибнущем корабле моряк, сроднившийся с ним. Мужественные люди заперлись в подземелье и вели стрельбу по врагу учебными болванками. Ворвавшиеся на батарею немцы в ярости принялись резать автогеном орудийный ствол. Им удалось проникнуть под землю, и уже после этой последней схватки бои на Сырве прекратились. Тяжело раненный капитан Стебель и его товарищи попали в плен.
Что было дальше? В 1970 году московскому журналисту Б. Полякову удалось разыскать А. М. Шаповалова. От него и стало известно, как окончилась жизнь комбата Стебеля. Шаповалов с несколькими моряками ночью добрался до берега. Но группа попала в засаду. Гранатами моряки расчистили себе дорогу. Немцы преследовали их, окружили. Когда у наших кончились патроны, спустили овчарок. Лейтенант с товарищами попал в плен. В лагере военнопленных, в эстонском городе Валга, оказался и капитан Стебель.
К капитану немцы относились уважительно. Превозносили его храбрость и артиллерийское мастерство – вели себя по отношению к пленному как рыцари на турнире. Они обещали комбату привезти к нему в гости жену и годовалую дочку Нелю из Винницы. Немецкий генерал говорил лестные слова: «Вы выдающийся артиллерист. Германская армия, если бы вы были в её рядах, оценила бы вас по достоинству. Мы знаем, что такой человек, как вы, никогда не согласится воевать против своих, поэтому предлагаем вам, командиру батареи красных, командовать дивизионом береговых батарей на Ла-Манше».
За должность командира дивизиона, за встречу с семьёй, за жизнь Стебель должен был заплатить. Заплатить рассказом о том, как откачать воду из затопленной батареи и как обезвредить мины, спрятанные в подземелье. Такая плата называется предательством. Разве мог Стебель стать предателем?
Отношение к капитану изменилось. Его пытали, стараясь добиться нужных сведений. Капитан переносил пытки. И готовил побег из лагеря… Побег не удался…
Фашисты медлили с расправой. Им нужна была батарея № 315. В ход пустили ещё одно средство – клевету; сообщили военнопленным, что Стебель, страшась смерти, наконец-то проявил благоразумие и согласился служить немцам. Комбат, заточённый в карцер, страдал от этого сильнее, чем от пыток. И как же стало светло на его душе, когда удалось передать своим записку: «Товарищи, верьте, что я всегда был честным и остаюсь им. Я до конца с вами».
