Рысёнок метнулся влево, коршун — вправо. Круг кинулся за птицей, видя, что она больше устала. В самом деле, Унш из последних сил молотил крыльями по траве, с трудом волоча себя, но все же, теряя перья, он умудрился взлететь из-под самого, так сказать носа Пи-эра. Но и после этого разозлённый круг продолжал преследование, давя тень коршуна и выкрикивая какие-то математические проклятия. Наконец он вернулся к своим и, улёгшись возле клетки, спросил:
— Ну и как, Ду-ю-ду? О чем вы там секретничали наверху? ~
— Ах, какая досада! Какая жалость! — огорчённо вздохнула Ду-ю-ду. — Ей так много хотелось мне рассказать, но мы говорили на разных языках! Это так ужасно — не понимать друг друга! Я лишь поняла, что она — моя сестра, что она тоже родилась из камня, но она родилась в два приёма, пройдя стадию полукамня.
— Ой! — вырвалось у Любы.
— Поэтому она стала обычной птицей, а не чудесной, как я, родившаяся сразу, живёт в обычном лесу и по-человечески, конечно, — ни бе ни ме ни кукареку.
— Это же моя птичка! — воскликнула вдруг все понявшая девочка.
— Да, Люба, твоя! И она передаёт тебе привет!
— Спасибо! Бедная! Она, небось, жаловалась, что страдает.
— Да нет, жалоб я не разобрала как будто. А что ей страдать. Не страдает она. Вполне здорова, летает себе куда хочет. В этом смысле ей даже лучше, чем мне… И еще я поняла, что впереди нас поджидает какая-то опасность. Она предупреждает нас об этом в благодарность за то, что Люба, пусть наполовину, но расколдовала ее из камня и дала ей жизнь.
— Какая опасность? — насторожился Земленыр.
— Я не поняла.
— А сама ты что сверху видела? — спросил Пи-эр.
— Лес.
— Мы его и так видим. А что за лесом?
— Не разглядела. Надо было выше взлететь.
— А мне кажется, что ты все видишь и все знаешь без полёта, — проворчал Пи-эр, все еще опечаленной неудачной погоней.
— Как же я могу все знать без полёта? — удивилась Ду-ю-ду. — Ты без катания что-нибудь узнаешь?
— Нет, конечно, потому что я тут не был. А вот ты хитришь. По-моему, ты уже была в этих местах. Признайся, Ду-ю-ду!
— Признаюсь, что нет! Честное птичье!
— Тогда какая же из тебя проводница? — наседал хмуро круг.
— Сама удивляюсь. Наверное, фокусник просто ошибся, назвав меня проводницей. Помощница — это вернее, а еще вернее — могла бы быть помощницей, если бы… — И она ворохнула разбитым крылышком. — Я в этих местах, как и вы, впервые. Для меня это путешествие — тоже награда, правда, не знаю за что. Была обычным камнем — и вдруг! Больше того, от нашего путешествия зависит не только моё здоровье, но и вся судьба: если оно закончится благополучно, я навсегда останусь птицей и буду жить в волшебном лесу, если — нет, я снова превращусь в камень, и кто знает, когда мне опять выпадет счастье снова стать птицей и выпадет ли вообще. Мёртвых камней много, и всем хочется ожить.
— М-да! Сложно и заманчиво. Извини, Ду-ю-ду! Это я что-то разнервничался! Но будем оптимистами! То есть я-то оптимист! Я вас призываю!
— И мы не меньше оптимисты! — заверила Люба и погладила головку Ду-ю-ду. — Жить тебе, моя хорошая, в волшебном лесу!
— Кстати, вернёмся к нашему лесу впереди. И как он, Ду-ю-ду?
— Большой и мрачный. По-моему, именно там нас ждут неприятности и приключения. А может, И гибель!
— Тьфу-тьфу-тьфу! — отшептался Земленыр.
— Гибель нам ни к чему, а вот приключения — это хорошо-о-о! — радостно протянул Пи-эр и вскочил ванькой-встанькой на ребро, выказывая свою немедленную готовность к приключениям. Пи-эру, как и Ду- ю-ду тоже было несколько досадно оттого, что он принимает слабое участие в делах товарищей, и в новых испытаниях он надеялся сполна проявить свою доблесть. — Правда, ведь хорошо, Зем?
— Хорошо то, что хорошо кончается, — философски ответил дед и скомандовал: — По коням!
И путешественники отправились дальше.
Глава девятая
ОПАСНОСТЬ ШБ
Быстро вечерело.
Вскоре путники вошли в длинную тень леса, за который село солнце и мрачность которого все увеличивалась по мере приближения к нему, точно в самой его середине таился источник мрака, который и сочился сквозь деревья. Вечер ещё более усиливал впечатление. Странность леса была ещё и в том, что у него не было опушки — ни кустов, ни молодых деревьев. Старые могучие лиственницы сразу вставали гигантским частоколом, а перед ними тянулось пустое пространство, поросшее только травой, да и та росла, казалось, неохотно, а как бы через силу, и поэтому была невзрачной, с желтизной и какой-то измято- пришибленной. Дорога свернула на это голое пространство, огибая, похоже, лес, но Пи-эр, разглядев тропу, отделившуюся от дороги и шедшую, похоже, напрямик, свернул на неё, бормоча замысловатые формулы, в которых проскакивали синусы и косинусы, углы, альфа и бэта, частица пи и, уж конечно, радиус.
— Пи-эр, ты куда? — окликнул Земленыр.
— За мной! Так в три раза короче, чем вкруговую, я вычислил по закруглению опушки. А ведь мы торопимся, если я все правильно понимаю!
— Да, Пи-эр, ты правильно понимаешь! Время для нас — самый ценный капитал!
— К тому же в случае погони они ринутся именно по дороге, а тропу в панике не заметят.
И Пи-эр покатился дальше, увлекая за собой остальных. Путники сразу же окунулись в ещё больший сумрак. Лес и внутри был странен — слишком чистым и строгим, опять же без кустиков и подлеска, словно зелёная молодь почему-то сбежала отсюда.
Если обычный лес можно сравнить с обыкновенной жилой комнатой, где всего понемногу и не в очень большом порядке, то этот лес напоминал музей, где ничего лишнего, зато — в чётком порядке. Но и жизнью в нем не пахло. Почти все стволы были с ободранной, местами — до древесины, корой, с наплывами янтарно застывшей смолы, как будто неведомый зверь точил о них свои могучие когти, взмётываясь порой до середины дерева — ну и ростик чувствовался в нем, ну и силушка!
— Смерть! — вдруг выкрикнул Пи-эр и стремительно прикатил обратно. — Клянусь радиусом, там — смерть!
— Я же говорила! — пропищала Ду-ю-ду.
Впереди поперёк тропы лежал скелет огромного зверя — лося, судя по черепу с рогами. Как раз этого скелета и не хватало для полной картины музейности! Ещё бы сюда — стеклянный колпак! Путешественники невольно, с дрожью в теле, почувствовали себя тоже музейными экспонатами, по крайней мере, ощутили возможность стать ими в виде таких вот живописных костей. В скелете действительно была какая-то жуткая красота. До матовой белизны обработанный муравьями и дождями, он был целёхонек, лишь посредине хребет и ребра были раздроблены. Каким же монстром должен был быть зверь, чья лапа раздавила лося, как букашку! И все в страхе подумали, что не тропой ли этого монстра они двигаются и не в самое ли его логово, и даже оглянулись, ожидая уже увидеть его, конечно же, огненные глазищи. Но вокруг было пусто, только чуть поодаль Вася заметил ещё одну груду белых костей. Ох, и прожорлив, наверно, директор этого музея!
Вдруг Вася увидел, как из-за ближайшей лиственницы выглянул заяц и лапой поманил его к себе, быстро моргая круглыми глазами и выказывая этим требовательное нетерпение. Ясно было, что это простой