встряхивать молодые деревца.
— Будь я хоть капельку волшебником, — тихо проговорил Земленыр, — я бы сейчас эти тополишки превратил в берёзки!
— Зачем? — не поняла Люба.
— Наблюдай дальше!
Чуть выждав и дав солдатам разобраться в обстановке, инспектор достал из сумки блокнот, открыл его снизу вверх и стал оглашать пункты штрафного предписания:
— Итак, подведём итоги! Берёза номер один! Есть?
— Нету! — ответили агенты.
— Есть! — крикнул Фью-Фиок-младший и сиганул через перильца в садик. — А это что, не берёза?
— Да, какой-то хвостик торчит! Кажись, берёзовый! — подтвердил солдат.
— Живой? Зеленеет? — уточнил офицер. — А то, бывает, натычут сухих прутиков, и считают за дерево! Или перекрасят тополь под берёзу! Хитёр народ! Ой, хитёр!
— Зеленеет, с листиками!
— Хорошо, значит, ставлю плюс! Дальше. Берёза номер два, есть?
— Нету!
— Прочерк! Берёза номер три, есть?
— Нету!
— Прочерк!
И тут выбежавший со двора барбитурат доложил:
— Господин инспектор, в поленнице найдено берёзовое полено.
— Очень хорошо! Жулье! Сажать берёзы их нету, а губить — тут как тут!
— Это не мы, — возразил хозяин. — Дрова куплены на дровяном складе!
— Молчать! И до дровяного склада доберёмся!
— Ага, молчать! — донёсся из садика голос Фью-Фиока-младшего. — А вы за молчание лишнюю сотню барбитов набросите!
— Барбит — наша денежная единица, — пояснил Земленыр.
— Как наш рубль?
— Наверно! В одном барбите десять тибрабов, мелочь.
— Сколько надо, столько и набросим! — ответил офицер. — Слушайте постановление. — Офицер проставил в уже готовом бланке цифры и прочитал: — «За нарушение королевского указа о необходимости иметь на участке не менее трёх берёз Фью-Фиок, владелец дома номер пять-а-бис-дробь-два посёлка Шуры-Муры, подвергается штрафу: за отсутствие второй берёзы 200 барбитов, за отсутствие третьей берёзы — 400 барбитов, за пользование берёзовыми дровами в размере одного полена — 100 барбитов, итого — 700 барбитов. Указанную сумму внести в королевскую казну в течение трёх дней. За уклонение от уплаты — конфискация всего имущества и суд». Ну, это ты знаешь. Распишись!
— Не буду! Господин инспектор, у меня только четыреста барбитов скоплено для штрафа! Могу хоть сейчас заплатить!
— Семьсот в течение трёх дней — и точка! А вы чего не видели? — крикнул вдруг офицер на людей, собравшихся вокруг. — Нашли цирк! Сейчас с вами будет то же самое, так что, чем глазеть тут бестолково, осматривали бы лучше свои поленницы! Понимаете? Пользуйтесь моей добротой! Разойдись. — И соседи с гомоном разбрелись по своим дворам, где тотчас загремели обрушиваемые поленницы и зашуршали перебираемые поленья.
Земленыр сделал шаг вперёд и тронул за плечо офицера:
— Господин, простите, не имею чести знать вашего имени, а нельзя ли пощадить этих бедных людей?
— Меня звать очень просто — Абдрюкулон? Запомнили? Аб…
— Аб.
— Дрю.
— Дрю.
— Кулон.
— Кулон!
— Вот и все!
— Абдрюкулон! Какая прелесть. Вы случайно не барб?
— Нет ещё, но мечтаю об этом! — аппетитно отозвался офицер и аж проглотил слюнки.
— И правильно делаете, ибо ваше имя — как раз для барба создано! Вы только прислушайтесь: барб Абдрюкулон! Звучит?
— Звучит! Спасибо! А вот пощадить бедных людей нельзя. Впрочем, можно, если вот тут, — он пощёлкал пальцами по кувшину, который держал Вася, — если вот тут у вас золото и если вы тотчас внесёте за этих бедных людей требуемую сумму.
— Увы, господин Абдрюкулёк, — начал мальчик, но офицер сердито поправил его:
— Кулон, мальчик!
— Кулон, извините! У нас тут не золото! Тут дороже золота!
— Что же, позвольте узнать?
— Жизнь! — Вася наклонил сосуд, и Ду-ю-ду съехала ему на ладонь. — Живая душа! Чш-ш, Ду-ю- ду! — Но птичка и без предупреждения понимала, что заговорить сейчас по-человечески — это все равно что подписать себе смертный приговор, и лишь едва пискнула.
— Неостроумно, молодой человек! — Инспектор дёрнул носом и потерял к кувшину всякий интерес.
— И у меня с собой ни барбита! — старик похлопал себя по карманам.
— Тогда помалкивай, дед!
— Пощадите, господин инспектор! — взмолился хозяин. — А к будущему году сынишка посадит все три берёзы! Сынок, обещаешь?
— Обещаю! — ответил Фью-Фиок-младший из-за акаций.
— Слышите? А уж он у меня такой: как скажет, так и будет!
— Вечно одно и то же: пощадить! — устало отдулся Абдрюкулон. — А что я могу сделать? Мой долг — штрафовать, а не щадить! За штрафы, а не пощаду его величество Барбитур-Альбинос платит мне жалованье из тех, может быть, денег, что я добываю…
А Фью-Фиок-младший выбрался из садика между тем, открыл дверь, и на крыльцо, как под напором, выдавилась опять вся масса детворы, на этот раз голая совершенно, только на головах сидели двуклювые шапчонки, отчего они походили на неоперившихся голодных птенцов, почуявших корм. Они повернули козырьки-клювики на офицера и так уставились на него глазёнками, что сердце инспектора дрогнуло и он сказал: — Конечно, я не зверь! Ну, хорошо! Будем считать, что мои агенты не заметили берёзового полена, и сотню барбитов я зачёркиваю!
Фью-Фиок-старший сделал знак, и малышня на крыльце дружно отвесила офицеру нижайший поклон. Поклонился и хозяин, говоря:
— Вот уж благодарим! Но осталось ещё шестьсот! Это же разорение!
— Ничего, переживёшь! В прошлом году, небось, не меньше было, выжили!
— Какой выжили! Обнищали совсем! Гляньте! — Он повернулся перед офицером, показывая свои сплошь залатанные разноцветными латками штаны. — Думаете, это мода? Это нищета!
Земленыр опять тронул офицера за плечо, говоря:
— Господин Абдрюкулон, как порядочный человек вы должны проявить жалость к несчастным людям!
— О какой порядочности может идти речь, если я в мундире и на службе? Вот когда я буду в гражданской форме прогуливаться по бульвару, вот тогда требуйте от меня порядочности, да и то… смотря что под этим понимать. Порядочность — это хобби бездельников. Нет, я, конечно, и на работе не зверь, но все имеет свои границы. А, собственно, кто вы такие?
— Перекати-поле, — небрежно ответил Земленыр, рассчитывая шутя отделаться от бдительности
