одна в чужом городе и все такое прочее…
Вика прихлебывал из фужера, поглядывал на меня, закусывал «Сибирской осенью» и помалкивал.
Тогда я прицелилась более точно.
Спросила, как живет Лариса Шарапова, — не сообщая, разумеется, что виделась с нею сегодня, — сказала, что с удовольствием вспоминаю тот вечер, что мне понравились записи Высоцкого и я бы с удовольствием послушала их еще раз.
Колебания Вики были заметны, но я не могла понять их причины.
— Ларису, конечно, мы можем навестить, — нерешительно протянул он. — Это не проблема.
Я решила его подтолкнуть:
— У меня сложилось впечатление, что она не желает со мною больше встречаться.
— Правильно сложилось, — ухмыльнулся он. — Не желает. Побаивается она. Женщина ты свободная, ну и привлекательная, — снизошел он. — Ревнива она, как дикая кошка.
Я не знала, как там с ревностью у диких кошек, но решила принять заявление Вики как исходную гипотезу.
— К кому она может меня ревновать? — удивилась я. — Уж не к тебе ли?
Вика поверил в мою наивность.
— Еще чего! Да она ко мне ни с какого боку.
— Так за кого она опасается, уж не за Поля ли Фоминых?
— Какой там Поль? — удивился Вика моей бестолковости. — Что, ты не видишь, что Пашка для Ларисы — нуль без палочки. — Вика принялся за кофе, а я продолжала таращиться на него как можно вопросительнее. — Есть тут у нее… ну, инженер один, Вадим Тобольский. Она из-за него, можно сказать, со своим прежним мужем разошлась, думала Вадима на себе женить. А он — парень оказался такой… — Вика повертел ладонью. — Словом, тянет резину да по сторонам поглядывает. Ну, Лариса, естественно, расстраивается. Она из-за Вадима всех девчонок от нашей компании отвадила. Осталась только Тамара, — мы ее царицей Тамарой зовем, — так у нее Геночка есть, она к нему намертво приклеена. Да еще Катюшка. Ну, Катюшка вообще не в счет — простой трамвайный вагоновожатый.
— Вагоновожатая?
— А что? — заступился Вика. — Катюшка в компании девчонка звонкая. Зарплата большая, когда нужно на вечерок сброситься — не скупится. На лицо, правда, не очень. Зато фигура — дай бог! И «барыню» танцует, не стесняется.
— Чего же стесняться «барыню» танцевать?
— А это смотря как танцевать, — ухмыльнулся Вика. — Даже не как, а в чем танцевать, — пояснил он.
— В чем же ваша Катюшка танцует «барыню»?
— А ни в чем.
— Как? Совсем?…
— Совсем. Без ничего. Я говорю — фигура у нее, любая девчонка позавидует. Я таких даже на картинках не видел. Ее модельершей приглашали — не пошла. На трамвае, говорит, удобнее, день работаешь — два гуляешь. И зарплата, опять же. У художников в студии была.
— Ну и что?
— Отказалась, говорит — старики, а тоже, лезут… Хоть бы молодые были. Она девка прямая.
— Так, — подытожила я. — Катюшку-вагоновожатую Лариса не боится, а меня, значит, опасается. Да не нужен мне ее Вадим. А что, он такой уж парень, неотразимый?
— Парень как парень, ничего особенного. Чего она к нему так прилепилась? Вас, девчонок, разве поймешь?
— Да, — согласилась я, — понять нас бывает трудновато. А так хотелось бы мне еще раз Высоцкого у нее послушать! Хорошие записи, никогда таких не слыхала.
Записи у Ларисы на самом деле были отличные, и я знала, что их сделал у себя на студии Вика, но также знала, что на студию он меня не пригласит, побоится. Кто-то там у него, видимо, был.
— К Ларисе мы зайдем, — сказал он. — У нее в субботу день рождения, вот мы и придем, поздравим.
— Неудобно. На день рождения собирают обычно друзей.
— А я ей кто? Я ее еще со школы знаю.
— Ты другое дело. А тут она про меня такое думает.
— Ну и пусть думает, мало ли какая дурь ей в голову взбредет. Ты же со мной придешь, со мной и уйдешь. А если Вадим на тебя и взглянет разок, так Ларисы от этого не убудет.
Мы договорились встретиться в субботу возле цирка. Вика проводил меня к тому же подъезду, был на удивление корректен при прощании.
— Эх, жаль, пригласить мне тебя некуда.
— Да, жаль, — сказала я. — Посидели бы еще.
4
Дверь нам открыла сама Шарапова.
Она была в новом «Ренглере» и прическу сделала, видимо, в парикмахерской.
Не знаю, кого она ожидала увидеть, во всяком случае, не меня. С ее лица тут же исчезло застольное оживление, она нахмурилась, я ожидала, что она вот сейчас передо мной захлопнет дверь. И, не будь рядом Вики, возможно, она так бы и сделала. Во всяком случае, мне дали понять, что присутствие мое здесь нежелательно, и если по совести, то мне нужно было извиниться и уйти.
Но уйти я не могла.
Я была на работе. Я не имела права ни на обиду, ни на самолюбие. И Лариса Шарапова была не простой моей знакомой, а человеком, которого подозревали, — да, подозревали! — в причастности к тяжелому преступлению, и очень многое может проясниться хотя бы потому, что здесь Тобольский. А он был, конечно, здесь, иначе у Ларисы не было бы такого счастливого лица, когда она открывала нам дверь.
— Извини, без приглашения… — сказала я.
— Это я ее пригласил, — выступил вперед Вика. — Она не хотела идти, стеснялась, а я ее уговорил. Чего же ты нас, гостей, на пороге держишь?
Вику суровость Ларисы нимало не удивила, он же объяснял мне ее причину, поэтому сейчас он просто подтолкнул меня к дверям. Шарапова отступила в прихожую. Вика тут же вручил ей свой подарок — плюшевого чертика с головой, качающейся на пружинке.
Я достала из сумочки свою коробочку. Лицо у Шараповой чуть оживилось, да и какая женщина осталась бы здесь равнодушной?
— Сколько раз про эти духи слышала, — призналась она, — а вижу впервые.
Она прикоснулась губами к моей щеке.
Я заметила на вешалке уже мне знакомую коричневую вельветку. Пока Вика пристраивал мое пальто, я пригляделась к вешалке на вельветке — вешалка как вешалка. Пришитая. Болтиков не было.
Мы не слышали, как он подошел. Я заметила его, когда он протянул руку из-за плеча Шараповой и взял у нее из рук флакончик.
— На самом деле — Франция! — голос спокойный, глуховатый. — Все верно — «Мажи нуар», — он правильно произнес французское название духов — «Черная магия».
— Вадим! — улыбка исчезла с лица Ларисы. — Это Женя.
Когда я видела его одетым в куртку, он казался мне более солидным. В костюме, белой рубашке с отложным воротничком он выглядел щуплым, узкоплечим. Маленькие темные глаза, — я согласилась с оценкой Вики — на рокового покорителя женских сердец он не походил, даже эти прижатые уши… уже потом я подумала, наверное, такие уши могли быть у толстовского Каренина.
