Вместо дыма она увидела непонятно что. Что-то живое. Единственное сравнение, которая Виктория могла придумать – внутренности человека. Да, именно так. Она ощущала себя внутри человека, в желудке или где-то ещё. Это было слишком. Она ещё никогда в жизни не слышала, чтобы умалишённые видели что-либо подобное.
Пожар бушевал вовсю. Но Виктория не была против. В такой тьме это был единственный источник освещения, который нельзя сравнить с солнцем, и который всё же показывал многое. Она увидела, как бегут по дороге, не обращая ни на что внимания, Хаумея и Криста. И услышала недобрый стук, который, казалось, преследовал её. Она посмотрела в другую сторону: убийца с кувалдой приближался.
Цикл III-XVIII
- Как? – отчаянно вырвалось у Виктории. Действительно, как? Торлин не был маленьким городом. И тем не менее, убийца запросто их находил. Да и не только он. Сама Виктория почти без проблем натыкалась на людей, какой бы путь она не выбрала. Словно, они все были подопытными кроликами, которых вели по лабиринту так, чтобы на пути обязательно пересечься. «Эксперимент». Кто же дойдёт до конца?
Женщина метнулась в сторону девушек. Нашли время для разъяснения отношений! У них на хвосту маньяк, псих! Вот какая мысль должна вертеться в голове в первую очередь! И ещё Хаумея со своим языком! Виктория выругалась. Зачем ты так рискуешь, Криста?
Это снова походило на бессмысленные бега по городу с целью заблудиться. Карта осталась в ресторане. Опять наугад. Погоня за Хаумеей больно напоминала утреннюю пробежку. Пока все ещё были живы. Тогда Виктория изо всех сил гналась за Хаумеей, чтобы не потерять ту из виду, иначе бы не смогла вернуться домой. Так было бы неправильно. В обществе правильным было бы найти и убедиться, что все вернулись живы-здоровы. А кто знает, что бы случилось с девушкой, потеряйся она из виду? Возможно, Шейн с Церуго выполнили бы задуманное. Или Хаумея попала бы прямо в лапы безумца, теперь гнавшегося за ней.
Женщина выбежала на площадь, в центре которой стоял фонтан в виде Прометея, прикованного к скале. На груди, где должен был находиться стальной кол, была только дыра. Скульптура запечатлила бедного дарователя огня, а вместе с ней надежды и культуры людям, в самый мучительный момент его наказания – когда орёл выклёвывает печень титана. По задумке художника именно из раны вода вытекала в бассейн под статуей. Вот это фантазия. Что должен символизировать такой фонтан?
Виктория не вдавалась в подробности этого тонкого искусства. Ей хватило того, что теперь из раны творца человека текла не вода, а настоящая кровь. Кошмар на кошмаре. Она уже перестала задумываться над тем, что правда, а что нет. Не было смысла. Она не могла заставить всё это исчезнуть.
Две девушки исчезли в здании на другом конце площади. Здание, построенное в стиле барокко, представляло собой ничто иное, как театр. В этом городе на самом деле было всё, что только нужно любому человеку. Какое место! В последний раз Виктория посещала театр будучи школьницей. По той простой причине, что её заставили туда идти. Прошло столько лет, а ситуация не изменилась. Ей придётся ворваться внутрь этого храма искусства не по своей воле. Хотя бы не нужно будет сидеть час или два, чтобы смотреть, как актёры избавляются от собственного «я» ради того, чтобы зрители могли на время позабыть о своих проблемах и о своей жизни, посмотреть на игру (Виктория никогда бы не поменяла своего мнения о том, что это всего лишь игра), и решить, что они достигли чего-то высокого. Самовнушение и ничего более. Искуственное повышение своей самооценки.
С такими рассуждениями Виктория вбежала внутрь. Состояние театра не особо отличалось от других помещений – везде царил хаос. Рядом с дверями, ведущими в сам зал, валялись куски камня от обломанной правой лестницы, по которой раньше поднимались на балкон. Лестницу с левой стороны покрывала шелковая ковровая дорожка. Когда-то она была ярко-красной, и смотрелась солидно. Но ничего не осталось от былого великолепия: чернели дыры в ковре, поблекли цвета, исчезла былая мягкость нежного материала. Только сейчас женщина поняла, что это такое, когда целый город остаётся без человека. Он превращается в ничто. Город, о котором заботилось не одно поколение, и все его плоды канули в лету, делая все труды тщетными. Напрашивается вопрос – а зачем тогда так стараться, хранить и беречь полученные знания, если они всё равно затеряются в истории? Затеряются. Но только по одной этой причине останавливаться? Безрассудство. Если есть возможность и ресурсы, то лучше ими воспользоваться на благо себя и тех, кто останется. Никогда не знаешь, чем будут пользоваться в будущем и как долго. А стоять на месте и ничего не делать – недопустимая роскошь. Люди не паразиты, и никогда не должны ими быть.
- Виктория Бихейв?
Женщина вздрогнула, услышав незнакомый голос. Криста и Хаумея затерялись в боковых дверях, куда обычно зрителям запрещалось входить. Но они не были зрителями. Ни работниками театра, ни актёрами. Они всего лишь узники города. Они имели право входить в любые двери, если только могли их открыть. Виктория должна быть в фойе одна. Но голос, обращённый к ней, говорил совсем о другом. Она посмотрела на целую лестницу. С неё спускался молодой человек, наряженный в красную клетчатую рубашку без рукавов и бежевые брюки. Виктория посмотрела ему в лицо: точно такое же она видела в новостях по телевизору, когда в последний раз была дома. Уран Алайв. Бывший возлюбленный Лизабет Хайдинг, который был приговорён к пожизненному заключению за двойное убийство. Теперь он подозревался в убийстве мужа Лизабет и другового полицейского. А он преспокойно спускался к ней. Женщина досадно вспомнила, что нож остался в ресторане – ей нечем было защищаться.
- Не подходи ко мне, - осторожно заговорила она. – Я знаю, кто ты, Уран.
Мужчина остановился. Он выглядел несказанно уставшим, обессиленый тяжким бременем. Чем дольше Виктория всматривалась в его черты, тем меньше уверенности в ней оставалось, что это беглый преступник, а не кто-то иной.
- Нет, Виктория, я не Уран, - неизвестный развеял все её сомнения. – Меня зовут Антон. И пожалуйста, прежде, чем вы начнёте задавать вопросы... Я здесь не для того. Мне поручено провести вас к нему.
- К кому?
- Я думаю, вы сами догадываетесь, - многозначительно протянул он.
Виктория потрясла головой. Люди гибнут, город превращается в какой-то ад, она теряет из виду последних живых, за ними гонится психопат... И ни с того ни с сего перед ней появляется спокойный мужчина, назвавшийся именем давно убитого человека, и оповещает о том, что кто-то хочет с ней поговорить. Как будто она в один миг оказалась в другом мире, где всё происходившее в реальности не играло никакой роли. Так не может быть. Так не должно быть! Она мыслит здраво! Почему же ей показываются видения, лишённые всякой логики и основания существовать?
- Тот с кувалдой... Он гонится за мной!
- Не беспокойтесь за него, - её слова никак на него не подействовали. – Он не причинит вам вреда. Если, конечно, последуете за мной. А если останетесь стоять тут в нерешительности как бы поступить, то да, он вас скоро нагонит. Нам нужно совершенно не это.
В горле пересохло. Как поступить? Надо искать девушек. Но незнакомец не шутил. Может её подсознание знает что-то такое, чего она сама понять пока не в силе. В одном он был прав – если она будет стоять на месте, то сама напрашивается умереть. А этот вариант она давно исключила.
- Пройдёмте, - пригласил Антон и стал подниматься по лестнице наверх. Виктория неуверенно пошла за ним. Она ещё никогда не пребывала в таком замешательстве. Она не знала, как на всё это смотреть, о чём думать. Человек, так похожий на сбежавшего преступника, не был реальным. Но и плодом воображения он не являлся, в этом Виктория была твёрдо уверена. Так что же? Привидение?
Мужчина привёл психиатра на второй этаж. Коридор здесь заворачивал в обе стороны по периметру зала, где находилась сцена. Перед собой Виктория увидела три двери. Две из них, находившиеся по бокам, явно вели к балконам. Между ними находилась третья дверь, которая скрывала за собой небольшую комнатку, предназначение которой женщина не знала. Именно к этой двери подошёл её проводник:
- Ежели вам угодно знать, - снова заговорил он, - раньше, пока театр дышал жизнью и творчеством
