стратегом, видя бой со стороны. И мы в тот раз атаку нашего первого эшелона вынуждены были наблюдать с расстояния пушечного выстрела. Самоходки были пущены вперед. Пехота пошла за ними, как за танками. Но ведь СУ-100 не такая маневренная, как даже наши тяжелые танки КВ и ИС, не говоря уже о Т-34. Самоходки обычно продвигаются позади атакующих и подавляют огневые точки противника. Потеряв несколько замечательных боевых машин, которым в других условиях и обстоятельствах цены нет, наши батальоны вынуждены были отойти на исходные. А сколько там, на нейтральной полосе, осталось нашего брата, пехотинца, истерзанного пулями и осколками, об этом можно было только догадываться.
Самоходчики из подбитых машин собрались возле скирды соломы в километре от нашей траншеи. Я наблюдал в бинокль за всем, что там происходило. Солдаты тоже все сидели на брустверах и обсуждали увиденное. Я видел, как они расстроились после неудачной атаки. Все понимали, что там произошло только что. К скирде подошли из тыла два грузовика. На кузова начали грузить раненых.
Потом, уже после войны, я прочитал, что оборону между озерами Балатон и Веленце поддерживали танкисты 18-го танкового корпуса генерала П.Д. Говоруненко, 23-й танковый корпус генерала А.О. Ахманова и 1-й гвардейский механизированный корпус генерала И.Н. Руссиянова.
Спустя некоторое время моих автоматчиков так и сдуло с брустверов. Немецкие наблюдатели- корректировщики, видимо, обнаружили нашу траншею. Отбив атаку, они, как всегда, готовились к своей. Вот и просматривали рельеф впереди. А видимость была очень даже хорошая. И вот завыл шестиствольный миномет, «ишак», как его называли солдаты, и серия снарядов разорвалась перед нашей траншеей. Они не долетели совсем немного, метров двадцать–тридцать. После мы ходили к тем воронкам. Внизу, наполовину в земле, торчали искореженные корпуса разорвавшихся снарядов.
Десять дней и ночей длилось сражение наших войск с немецкими танковыми дивизиями СС.
15 марта обстановка изменилась. Мы это увидели из своих окопов второго эшелона. А на следующий день началось наступление. Мы увидели, как на высотах плотной стеной рвались снаряды. Потом туда понеслись штурмовики.
Но мы простояли на месте еще несколько суток. 21 марта начали выдвигаться вперед. Шли всю ночь и под утро оказались на юго-восточной окраине города Секешфехервар. Мы уже выдвинулись в первый эшелон и в любую минуту готовы были вступить в бой. Наш первый батальон занимал исходное положение на юго-восточных склонах высот. Перед нами лежали городские кварталы.
Моя первая стрелковая рота отрыла окопы у подножия пологого склона, засаженного виноградниками. Мы хорошо просматривали и простреливали перекрестье шоссейной и железной дорог с полосатой будкой между ними. Вдали, за насыпью, виднелся аэродром, постройки, ангары. В трофейный бинокль я вел постоянное наблюдение за перекрестьем дорог, за железнодорожной будкой и видимой частью аэродрома.
Во второй половине дня началась наша танковая атака. Атаковали «тридцатьчетверки». Появились они неожиданно, со стороны аэродрома. Шли развернутым строем, стреляя из курсовых пулеметов. Они сразу прижали немецкую пехоту. Почему наши танки атаковали без пехоты, не знаю. Но атака у них получилась лихая и жестокая. Если бы в ней участвовала пехота поддержки, они бы не смогли так маневрировать. Вот они уже достигли траншеи, пошли вдоль линии окопов. Началась «утюжка». Те, кто остался в окопах, были раздавлены гусеницами и завалены землей. Те, кто выскочил и побежал в тыл, попадали неминуемо под огонь курсовых пулеметов. Особенно запомнился Т-34, который действовал на правом фланге. Он был ближе остальных к нам. Вот наехал на участок траншеи, где, под перекрытием, спряталась группа немецких пехотинцев. Остановился и тут же резко развернулся на правой гусенице, потом на левой. Песок и дерн фонтаном вылетали из-под гусениц, отполированных до блеска. Танк даже немного осел. Сколько немцев осталось под его гусеницами, неизвестно. Несколько солдат в расстегнутых шинелях выскочили из-под обломков перекрытия. Т-34 тут же настиг их по одному: одного, другого, третьего. Всех по очереди подмял гусеницами. За траншеей танки прибавили ходу, и мы видели, как они догоняли немцев.
Когда танкисты расправлялись с остатками немецкой пехоты, из-за железнодорожной будки выехала наша полуторка и на предельной скорости понеслась в сторону наших атакующих танков. Зачем она туда поехала, неизвестно. Возможно, понадобились какие-нибудь запчасти для двух «тридцатьчетверок», которые неподвижно стояли среди разрушенных немецких окопов с открытыми люками. Все это время немецкая артиллерия молчала. Видимо, противотанковых орудий на этом участке у них не было. А из минометов стрелять они опасались, чтобы не поразить свою пехоту. Но полуторку они засекли сразу и дали залп из реактивных минометов. Мгновенно машина, мчавшаяся по шоссе, исчезла в разрывах и клубах дыма. Но вскоре снова вынырнула из разрывов и на прежней скорости продолжала движение по шоссе.
Постепенно бои в городе сместились к западным окраинам.
Секешфехервар был взят 22 марта 1945 года. На Балатоне шли бои. Но теперь, после потери Секешфехервара, немцы начали отходить и занимать новые позиции, теперь уже на линии австро- венгерской границы, по реке Раба.
Мы шли по только что отбитому у немцев Секешфехервару ночью. Полк перебрасывали вперед. Когда проходили мимо старинного кладбища, я обратил внимание на то, что многие надгробные памятники были разрушены, а склепы вскрыты. То ли грабили и увозили, то ли здесь проходила их линия обороны и склепы использовались как блиндажи.
За городом на рассвете нас встретил голый пейзаж. Сплошной пустырь, засыпанный галькой и гравием. Ни одного дерева.
Теперь наш маршрут пролегал на город Мор, на винную столицу Венгрии. Мы передвигались на правый фланг по фронту нашей 46-й армии. Маршем прошли Мор и повернули на запад.
23 марта днем нас догнали наши полевые кухни. Мы остановились на привал. Подзаправились горячей кашей, отдохнули. И во второй половине дня поступил приказ: перейти в наступление.
Мы развернули роты и цепями пошли вперед. Иногда локтевой связи между батальонами не было. На западе Венгрии села крупные, и все они отдалены друг от друга на 10–12 километров. Батальоны получали приказ войти то в одно село, то в другое. Все пространство мы прочесать не могли.
В каждом селе католический костел.
До вечера мы миновали два крупных населенных пункта и стали входить в третий. Впереди был виден шпиль костела.
Я вел свой автоматный взвод. Старший лейтенант Кокарев к тому времени уже вернулся в строй. Мы рассредоточились на огородах и в садах на трех усадьбах. Солдаты и сержанты, радуясь остановке, стали приводить себя в порядок. Кто умывался, кто перебирал свой вещевой мешок. Имущество свое и оружие расположили в канавах на задах огородов.
Я вошел в средний дом, чтобы попросить воды умыться. Хозяева, венгр и венгерка, оказались дома. Я жестами стал объяснять им, что мне нужно: несколько раз провел ладонями по лицу и шее. Рядом со мной стоял мой связной Петр Маркович Мельниченко. Он набрал воды в котелок, вышел во двор и стал умываться. А мне хозяйка вынесла эмалированный таз и налила в него воды. Она, конечно, сразу поняла, что я офицер. Стала за мной ухаживать. Умылся. Стал вытирать лицо полотенцем. И в это время послышался вой авиационных моторов.
– Воздух! – закричал кто-то из солдат.
– Да это наши! – успокоили его другие.
Но на село налетели немецкие штурмовики «Фокке-Вульф». В последнее время немцы эти тяжелые истребители чаще использовали как штурмовики. Над домом, где мы остановились, послышался свист сброшенных бомб. Я стоял на пороге и наблюдал, как бомбы пролетали над домом. Их сносило в сторону. Тому, кто на фронте не первый день, понятно, что эти бомбы нам не страшны, они взорвутся где-то неподалеку, но все же не рядом. Я быстро натянул на голое тело гимнастерку. В это время раздались взрывы. Целая серия. Из дому выскочила венгерка, схватила меня за руку, стала что-то кричать. В глазах и интонациях ее голоса было потрясение, ужас. Она прижалась ко мне, обхватила руками, и я чувствовал, как она вся дрожит. Рядом стоял мой вестовой.
Конечно, появление немецких штурмовиков под вечер, в конце нашего марша, было неожиданностью. Днем мы не видели ни одного немецкого самолета даже на горизонте. Самолеты появились тогда, когда в село втянулся обоз, весь наш батальонный конный транспорт с кухнями и необходимым запасом боепитания. В селе стоял католический собор. Возле него не разорвалось ни одной бомбы. Атаковали тем не менее именно центр села. Многие дома венгров оказались разрушенными прямыми попаданиями, многие
