— Как нет? Траншею взяли и пленных нет?
— Не берут они пленных.
— Вот и прикажи Николаю, чтобы организовал захват пленных, и пусть с ними возвращается назад. Жду его здесь, внизу. Я — на НП Второго. Ты меня понял?
— Все понял, товарищ Первый.
Прибежали связные:
— Третий в траншее! Большие потери!
— Второй пытается атаковать! Четвертым отделением уже ворвался! Идет рукопашный бой!
— В первом большие потери! Прижат плотным огнем пулеметов. Бьет снайпер! Есть потери от огня своих минометов!
— Четвертый двумя отделениями зацепился за траншею! Большие потери! Убит младший лейтенант Никонов! Ранен младший лейтенант Тимошкин!
Из второй траншеи немцев они через минуту-другую выдавят. Изрубят саперными лопатками самых упорных и займут вторую линию. Но после этого надо ждать контратаку немцев. И судя по тому, как они пролезли узким клином, не обеспечив флангов, на этот раз немцы контратакуют не так, как час назад. Было бы слишком примитивно с их стороны…
Уже рассвело. Воронцов и не заметил, как всплыло над дальним лесом, над верхушками не тронутых снарядами берез оранжевое солнце. Вдруг спохватился, что не взлетают ракеты. Да и вообще тихо стало кругом. Немцы притихли. Наших не слыхать. Первая мысль: где батальоны? Почему не слыхать боя на флангах? Там сейчас должна стоять пальба и дыбом вставать земля! Значит, не пошли батальоны?
Приполз связной с НП командира роты:
— Донесение лейтенанту Гридякину! Кто из вас лейтенант Гридякин?
— Я. — Гридякин открыл глаза. — Давай, что там у тебя.
Связной передал записку. Гридякин прочитал ее и порвал.
— Скажи ротному, что приказ будет выполнен. Можешь быть свободным. — И лейтенант Гридякин снова закрыл глаза.
Левая ладонь его была перевязана. Когда прыгал во вторую траншею, немец встретил его на штык. Гридякин машинально выбросил вперед руку, и штык проткнул ладонь. Сейчас, после второй траншеи, он выглядел ничуть не лучше штрафников. Вот почему связной не сразу разглядел его среди бойцов. В оборванной шинели, с закопченным лицом, кровоподтеком на скуле, разбитым лбом и рассеченной губой. Теперь он дремал, прижавшись к пулеметчику.
Воронцов обошел свой взвод. Бойцы провожали его молчаливыми взглядами. Послушные и безропотные в бою, они во время отдыха не досаждали своими вопросами и просьбами. Будто все знали наперед, смирившись со своей судьбой и готовностью свою чашу нести до конца.
— Чинко, — окликнул он помкомвзвода, — раненые до сих пор не отправлены. Почему?
Взгляд у сержанта Чинко спокойный. Будто и не было двух рукопашных. Голос тоже:
— Снайпер бьет, товарищ младший лейтенант. Сами видите, что делается. Дождемся темноты, отправим. Ребята потерпят.
В строю из семидесяти пяти человек оставалось тридцать восемь. Тридцать девятым был лейтенант Гридякин.
— Дронов, оба пулемета — на фланги. Пусть заряжают диски.
— Они уже заряжают, — ответил зам по строевой.
Трупы немцев бойцы выбросили из траншеи, образовав с западной стороны бруствер. Теперь сидели в ячейках и делили трофеи, щелкали зажигалками, курили в рукава, посмеивались друг над другом. Обычная реакция после атаки. Живые вспоминают что-нибудь смешное. О мертвых не говорят. Мертвым уже ничего не нужно, они даже покурить не просят.
— Чинко, откуда бьет снайпер?
— Да кто ж его разберет. Лупит на каждое движение. Двоих уже в блиндаж унесли.
— Ты МГ освоил?
— Да я его давно освоил, — признался Чинко тем же спокойным тоном.
— Стреляешь хорошо?
— На сто шагов в середину корпуса не промахнусь.
— Тогда слушай меня внимательно. По фронту снайпер огонь не ведет. Как правило, стреляет с фланга. Я сейчас высуну каску, а ты понаблюдай. Постарайся засечь вспышку выстрела. — Воронцов протянул сержанту бинокль.
— Не нужен мне никакой бинокль. У меня глаза хорошие.
— Когда увидишь вспышку, молоти по тому месту, пока ствол не перегреется. Кончится лента, спрячь голову и лежи, не высовывайся.
Воронцов подобрал винтовку с разбитым прикладом, надел на нее каску, валявшуюся под ногами, и поднял ее на четверть над трупом немца. Затем он шевельнул труп, подтащил его к себе. Пусть снайпер подумает, что русские продолжают обшаривать убитых. Опустил каску и снова приподнял. И в это мгновение пуля щелкнула по каске, так что та отлетела в глубину траншеи. И тут же торопливо заработал МГ. Воронцов на четвереньках подбежал к сержанту. Тот, прижав к щеке верхний рог короткого приклада, молотил из пулемета по крыше сарая, стоявшего возле дальнего леса, метрах в ста пятидесяти от их траншеи. Вскоре плоский наконечник целиком отстрелянной ленты, щелкнув, выскочил из приемника. Сержант быстро убрал с бруствера пулемет и поставил его на дно траншеи.
— Перегрел, — сказал он и швырнул на кожух горсть снега. — Пахнет, как в кузнице…
Подошел лейтенант Гридякин.
— Что там?
— Снайпер в сарае засел.
— Думаете, вы в него попали?
— Попасть, может, и не попали, — сказал Чинко, — но напугали. Он теперь отсюда уйдет. Он понял, что и за ним охота началась.
— Как думаешь, — спросил Гридякин, — почему они молчат? Хреновая какая-то тишина.
— Скоро узнаем.
Воронцов позвал к себе командира отделения противотанковых ружей. Худощавый сутулый сержант с раскосыми карими глазами степняка доложил, что расчеты расположились углом вперед, что запасные позиции тоже отрыты и замаскированы. Фамилию командира отделения бронебойщиков Воронцов никак не мог запомнить. Запомнил имя.
— Карим, как вы думаете, если они пустят танки, откуда надо ждать атаки?
— Танка нада маневр, — с сильным акцентом ответил Карим. — Сюда болото, сюда болото. Там — дорога. Оттуда ждем, товарищ младший лейтенант.
— Хорошо. Один человек пусть ведет постоянное наблюдение. Остальным — отдыхать.
— Есть, товарищ младший лейтенант. — Карим махнул ладонью у обреза каски и пошел по ходу сообщения к позициям ПТР.
Две бронебойки были расположены в глубине траншеи, третья — непосредственно в одной из стрелковых ячеек.
Во второй половине дня началась стрельба на флангах. Немцы, казалось, забыли о прорвавшейся роте, оседлавшей одну из высот. Они сосредоточили огонь своих орудий и минометов на скатах справа и слева от штрафников. Несколько раз там слышалось: «Ра-а-а!» Но все тонуло в сплошном гуле взрывов и пулеметном грохоте. Девятка пикировщиков пронеслась над деревьями. Самолеты сделали вираж, набрали высоту и начали почти отвесно пикировать на скаты. Разгрузившись, «лаптежники» улетели. Внизу все трещало и горело. Дым и копоть сносило в лес.
— Вот и вся атака наших батальонов, — сказал спокойным голосом сержант Чинко и осторожно спросил: — Товарищ лейтенант, как вы думаете, приказа на отход не будет?
— Не будет, Чинко.
Сержант докурил немецкую сигарету, уронил колечко окурка между колен и сказал:
— Я тоже так думаю. Но вы не сомневайтесь. Никто из наших, товарищ младший лейтенант, второй
