выменять где-нибудь в деревне, у женщины, которой нечем кормить детей, обручальное кольцо. За полведра картошки — золотые сережки. Этот золотой промысел особенно был развит в хозвзводе. Бороться с этим видом мародерства стало почти невозможно. Да и бессмысленно.
Пока проводили перегруппировку и развертывание, командир роты егерей по рации сообщил Радовскому: на Варшавском шоссе, на таком-то километре, между населенными пунктами такими-то совершено нападение на колонну военнопленных, двигавшуюся в сторону Рославля; конвой из двух военнослужащих вермахта расстрелян, предположительно, снайпером, одетым в шинель с курсантскими петлицами старого образца. Дополнительная информация, полученная из опроса пленных, отказавшихся уйти в лес вместе с нападавшими: нападавших было несколько, вооружены винтовками, автоматического оружия не имеют, захватили повозку конвоя. В тот же день из штаба 1Ц пехотной дивизии, прикрывавшей этот участок фронта, была получена радиограмма следующего содержания: в квадрате таком-то, между населенными пунктами таким-то и таким-то, такого-то числа октября исчез обоз с продовольствием. Тел четверых военнослужащих вермахта, пропавших вместе с обозом, не обнаружено, скорее всего, их увели в качестве пленных. Русские увели также повозки. След вначале вел на север, в лесной массив. Затем был потерян. Для преследования послано несколько групп из специальной команды по борьбе с партизанами. Предположительно, нападение произведено разведгруппой русских с целью захвата «языка». Возможно, совместно с местным партизанским отрядом. Повозки, скорее всего, захвачены для того, чтобы отвести преследование от маршрута движения группы, в которой идут плененные военнослужащие вермахта, а также для пополнения продовольственных запасов базы местного партизанского отряда.
Изучив эти два сообщения, Радовский сразу понял, что оба нападения совершены одной и той же группой. Но, казалось бы, незначительная информация о русском снайпере в шинели с курсантскими петлицами старого образца насторожила его больше всего.
В один из дней, на марше, Радовского разыскал посыльный мотоциклист из штаба Двенадцатой егерской роты, вручил ему пакет. Распоряжение было подписано гауптманом Гартманом. Хотя ни в приказе по корпусу, ни в других документах, касавшихся проведения этой операции, не говорилось о том, что он, майор вермахта Радовский, а следовательно, и его боевая группа «Черный туман» подчиняются капитану вермахта Гартману, весь ход событий свидетельствовал о том, что их абвергруппе назначалась роль вспомогательного подразделения, возможно, с особыми задачами, но эти задачи будет ставить не кто иной, как капитан Гартман. И инструкции на этот счет он уже наверняка получил.
Сейчас Радовский должен был развернуть колонну назад, пройти несколько километров по тому же проселку, который только что был успешно преодолен, потом, от населенного пункта Сенное, повернуть влево, к Варшавскому шоссе, там развернуть взводы в цепь и, правым флангом выходя на просеку шоссе, начать движение на восток до населенного пункта Богданов Колодезь. В Богдановом Колодезе переночевать. Утром возобновить движение в том же направлении до населенного пункта Макарики. На связь выходить каждые три часа, а в случае столкновения с противником — каждые полчаса. Во время боя связь поддерживать постоянно. В деревнях действовать в штатном режиме. Левый фланг группы Радовского должен был смыкаться с правым флангом роты егерей.
Итак, из приказа следовало, что их абвергруппу использовали как обычное охранное или полицейское подразделение. Цель операции — карательная. При малейшем сопротивлении противника предписывалось уничтожать его на месте. В населенных пунктах — стрелять на поражение в случае малейшего неповиновения со стороны местных жителей. Рекомендовались также показательные расстрелы партизан, пойманных в окрестных лесах. В том случае, разумеется, если их удастся поймать.
Через два с половиной часа обоз втянулся в Сенную. Радовский построил группу на футбольном поле возле школьного здания, где размещался местный полицейский участок. Он поставил боевую задачу, определил интервал движения в цепи. Предостерег от излишней жестокости в деревнях.
— Помните, что это ваши соотечественники! Идет война. И в первую очередь от нее страдают гражданские лица. Здесь фронт прошел уже дважды. Это обстоятельство наложило свой отпечаток на местных жителей, изменило их психологию. Разумеется, не в лучшую сторону. И последнее! — Радовский сделал паузу, окинув взглядом ровные шеренги курсантов и казаков. — За малейший проступок, похожий на мародерство и насилие, расстрел на месте! Младший командир, если он знал о таком случае, но не пресек его вовремя, тоже будет расстрелян. Командиры взводов — разжалованы в рядовые с соответственным понижением жалованья.
Казачья шеренга сразу заколыхалась, загудела.
— То, что считалось допустимым прежде, теперь должно быть исключено и забыто. Вы — первые солдаты Русской Армии. Пусть пока мы еще существуем в виде подразделений до роты и батальона. Завтра наши роты и батальоны будут развернуты в полки, дивизии и корпуса. Вопросы есть?
— Есть! — тут же отозвался курсантский взвод. Из строя шагнул ефрейтор, бывший артиллерист. — Если мы, как вы говорите, Русская Армия, то почему нас не отправляют на фронт?
Вопрос надо было понимать несколько иначе: почему приказывают воевать против гражданских? Если они солдаты
— Приказы не обсуждаются. Сегодня необходимо выполнить ту задачу, которая поставлена командованием германской армии. Завтра задача будет иной. — Радовский сделал паузу. Он чувствовал, что то, что он сказал, — неубедительно. Но что сказать им еще? Он посмотрел на шеренгу. В глазах курсантов — ожидание. — Основную миссию по освобождению России от большевизма сегодня выполняют германские войска. И вам это прекрасно известно. Если бы не победы вермахта, то ни о каком появлении Русской освободительной армии не могло быть и речи. Следовательно, вы бы не стояли сейчас в этой шеренге. Не было бы нашего подразделения как части РОА.
Ответил ли он на вопрос ефрейтора артиллериста? Вряд ли. Это поняли все. В том числе и он сам. Но надежду он им все-таки оставил. Она, та крохотная надежда, жила, теплилась в каждой русской душе. В том числе и в его, Радовского, душе. С таким настроением они развернули взводы в цепь. Обоз шел следом, выбирая подходящие проселки и большаки.
Радовский шел в цепи. Солдатская работа его не тяготила. Напротив, она, как и охота, его возбуждала. Он шел по мерзлым комьям вспаханного поля, время от времени останавливался, поднимал к глазам бинокль, всматривался в кромку дальнего леса и снова догонял цепь. Из головы не выходило сообщение из штаба дивизии по поводу расстрела конвоя и бегства группы военнопленных. Снайпер, одетый в курсантскую шинель… Богданов Колодезь был впереди. Судя по карте, именно там, в двух километрах от деревни Богданов Колодезь, на шоссе, все и произошло. Второе нападение — в восьми километрах северо- восточнее. Если это советская разведгруппа, то почему она двигалась не к фронту, а в обратном направлении? Минувшим вечером он долго сидел над картой. Думал, сопоставлял. Вспоминал. Снова просчитывал варианты. От Богданова Колодезя до передовой гораздо дальше, чем от того проселка, где произошел захват немецких солдат. Значит, разведгруппа, если это была она, двигалась все же к фронту. Но тогда почему она идет к участку, который наиболее мощно укреплен и имеет сплошную линию? Здесь, вдали от Зайцевой Горы, перейти через немецкую оборону гораздо легче. А они движутся туда. Неужели их там ждут? Неужели разведка большевиков настолько сильна, что пренебрегает очевидной опасностью? Как они собираются перейти линию фронта? По головам немецких пехотинцев? Через пулеметы, которые на этом участке обороны стоят через каждые тридцать-сорок метров? Или тут что-то другое? Что?
К вечеру, когда взводы втянулись в Богданов Колодезь, где уже дымила трубой походная кухня, днем обогнавшая их на проселке, по рации из штаба пехотной дивизии, из отдела 1Ц, пришло новое сообщение: в районе лесного массива восточнее населенного пункта Дровни близ проселочной дороги уничтожена, предположительно огнем одиночного снайпера, группа (четыре человека, включая командира группы унтер-фельдфебеля Гарпе) из состава спецподразделения, накануне проводившего в этом районе антидиверсионные мероприятия.
Радовский развернул карту. Маршрут «одиночного снайпера», имея весьма незначительные отклонения, прямехонько лежал в район Зайцевой Горы.
— Говорят, там настоящая бойня, — сказал командир курсантского взвода поручик Самохин.
Самохин перешел к немцам под Юхновом, во время мартовских боев. Был сильно обморожен. Лежал в лазарете. С тех пор носил, даже летом, шерстяные носки и часто вспоминал какого-то профессора, который, как он говорил, вернул ему не только ноги, но и способность держать оружие. Самохин командовал ротой,
